Понедельник 6:23 (СИ) - "Motoharu"

- Дочь не Сашина. Он взял Ирку уже с Лариской. Она года на три вроде бы старше Юрки. Такая же стерва, как мамаша. Но Саша её любит, говорит, что она девочка с мозгами и далеко пойдёт. Она в Германии живёт, адвокатом в какой-то конторе работает. Я сам Ларису всего пару раз видел и то мельком. Но впечатляет, действительно адвокат, как скажет, так все вздрогнут. Всё-таки не должна женщина быть такой строгой… Мы же, мужики, мягкость любим, теплоту, ласку… А не эту вот… твердость. - Всеволод Игнатьевич махнул рукой и протянул Диме полную рюмку. – Ты лучше конфетами закусывай, а то весь изревелся, а мне нужны крепкие ребята!

- Не люблю кислое, - оправдался Дима.

- Ну тогда и не трогай. Я вот что ещё хочу тебе сказать, - Всеволод Игнатьевич поднял рюмку и изобразил на лице серьёзное благоговение. – Давай выпьем за твоих родителей.

- Почему за мои… - начал смущённый Дима, но директор оборвал его речь суровым взглядом отца семейства.

- Выпьем за твоих родителей, потому что они воспитали умного и трудолюбивого парня, который ко всем относится одинаково, будь человек хоть директор, хоть уборщица. Есть в тебе стержень, зерно, сердце в тебе есть, Димка. Я бы взял тебя с собой в разведку. Так что спасибо твоей маме за твоё сердце, а отцу - за стержень.

- Спасибо, - проговорил Дима, расплываясь в счастливейшей и глупейшей улыбке.

Они выпили ещё по сто, а потом ещё, а потом Дима отключился, и жизнь продолжалась без него. Кажется, Всеволод Игнатьевич поручил его своему водителю, дал чёткие ЦУ и отправил с миром. В машине Дима уснул и проспал до тех пор, пока водитель грубо не растолкал его и помог дойти до входной двери в квартиру. Дальше Дима самостоятельно открыл дверь и даже закрыл её с обратной стороны. Утром он проснулся, сидя в коридоре в обнимку с телефоном, трубка была снята и валялась рядом с ботинками.

Вот бля… неужели додумался звонить Александру?! Стыд мгновенно запалил щёки, шею, Дима медленно вернул трубку на телефон, а телефон на место. Собрал ботинки и даже относительно быстро поднялся с пола. А в ванной его накрыло. Неожиданно и жёстко прихватило так, что даже дыхание сорвалось, и лишь задушенный влажный всхлип вырвался из груди. Дима выкрутил кран с холодной водой на полную катушку, и звук льющейся воды заглушил предательские всхлипы. Казалось, что все слёзы, какие только могли скопиться в нём за все те годы, что он не плакал, решили излиться именно в это дурацкое солнечное утро. Дима даже не пытался остановить их, самоконтроль дал трещину и склеить его края было уже невозможно, пусть всё выйдет, пусть не останется ничего, кроме похмелья, никаких мыслей о чужих детях, о чужих семьях… о том страхе, который он испытал, увидев снятую трубку. Этот чёртов страх всё разрушить любым неверным жестом, словом. Дима был уверен в том, что не посмел бы позвонить Александру, быть может, репетировал, фантазировал, но не стал бы звонить. Гордость не позволила бы. Вот она, эта та самая гордость, льётся солёными каплями из глаз и уходит в канализацию. Всё уходит в канализацию, и кровь, и слёзы, и такое отчаянно красивое лето.

Что же делать? Что же нам дальше делать?

Юра всё-таки дозвонился. Воистину – стучите и вам откроют. Дима с закрытыми глазами слушал какой-то рекламный блок про альпийский шоколад - «Один кусочек и вы в Альпийском мире». Башка трещала по швам, и ноющий над ухом Мэтью Беломи не добавил радости.

- Привет, Дима, это Юра, узнал? – неуместно весело заболтал парень на том конце.

- Привет, Юра, это Дима, узнал, - уместно хмуро ответил Дима.

- Заболел, что ли? – искренне посочувствовал Юра. И Дима с замиранием сердца отметил, что тон его голоса похож на отцовский. Даже больше, не только тон, но и сам голос.

- Перепил, - Дима выключил рекламу шампуня против перхоти, ему ещё долгое время он не понадобится.

- Такая жалость, а я хотел пригласить тебя сегодня в клуб. У меня день рождения, а никого из знакомых в городе нет.

Дима уныло присвистнул.

- Поздравляю, типа. Счастья, радости желаю. Но я сегодня играю роль креветки, поэтому ни веселиться, ни соображать не могу.

- А мне не нужно веселье, мне просто твоя компания нужна. Я бы хотел извиниться за прошлый раз. Я сказал лишнее, на самом деле я ничего такого не думал никогда. Ты прикольный парень. Я просто думал, что ты спишь с моим отцом, поэтому так по-дурацки всё и получилось. Но это глупость… и я параноик…

- Это не глупость, - Дима говорил твёрдо и спокойно. Ему уже было всё равно, что Юра о нём думает на самом деле. – Я действительно с ним сплю.

В трубке повисло неловкое молчание, Юра не стал переспрашивать или делать вид, что Дима неудачно пошутил. Они молчали секунды три, а потом Юра начал первым:

- Мы можем сходить в парк, покататься на каруселях. Грустно сидеть дома одному в такой клёвый день.

И на это Дима не стал возражать.

В парке, куда Дима подрулил на своих двоих, а Юра на папином «Лансере», было прохладно и пахло сладкой ватой. Субботний день – день выгула детей, собак и папиных любовников.

- Привет, - махнул Юра рукой, высокий, загорелый, выделяющийся из толпы модными шмотками и по-европейски развязной походкой. – Хреново выглядишь.

Дима поморщился и, прищурившись одним глазом, посмотрел на высоко стоящее солнце. Было около трёх часов дня, а похмелье до сих пор не ослабло, и в голове были свои домашние карусели, периодически носившие то вверх, то вниз.

- Посмотрел бы я на тебя после встречи с Всеволодом Игнатьевичем, желающим побороть рабочий нервоз, - улыбнулся Дима и достал из нагрудного кармана солнцезащитные очки. Надел, посмотрел опять на небо и тут же снял. – Терпеть не могу очки.

- Ты просто покупаешь неудобные, - Юра забрал у Димы очки и стал рассказывать, какие нужно покупать, чтобы не было так хреново в них, что хочется выкинуть в первую попавшуюся мусорную корзину.

Они шли вдоль березовой аллеи туда, где голосил Дима Билан и лаяли какие-то неподружившиеся собаки. Дима никак не мог определиться, кто бесит его больше.

- Тебе нравится Дима Билан? – спросил вдруг Юра, когда они поравнялись с площадкой и Дима пошёл дальше, к лесу. Зловеще скрипящие карусели вызывали в нём необоснованный приступ паники и дежавю. Лучше просто помотаться по лесу, желательно где-нибудь подальше от людей.

- А что? Должен? – усмехнулся Дима, перехватив слишком уж внимательный взгляд Юры. Тот явно искал на его лице признаки гомосексуализма. Он был таким смешным и наивным, несмотря на свой недетский рост и аккуратно выстриженную испанскую бородку, что Дима вновь проникся к нему симпатией.

- Нет, не должен, - пожал Юра плечами и, остановившись, стал доставать из рюкзака фотоаппарат. – Здесь красиво. И тебе идёт эта новая причёска.

- И в чём логика? – усмехнулся Дима, придерживая рюкзак Юры, чтобы не упал в лужу, оставшуюся после вчерашнего дождя.

- В том, что есть гармония. В парке и тебе есть гармония.

Дима посмотрел на Юру и задержал взгляд чуть дольше, чем положено. И Юра тоже смотрел на него, не моргая. Они понимали друг друга, на более высоком уровне, нежели словесный, действенный или интуитивный. Это было ощущение общего вектора, как иногда оборачиваешься на взгляд стоящего сзади, потому что он хотел, чтобы ты обернулся, и вы понимаете друг друга.

- Ты меня смущаешь, - искренне ответил Дима и отпустил рюкзак, чувствуя, что Юра и сам держит его достаточно крепко.

- Извини. У меня это как-то само собой получается. Ты не первый жалуешься, - Юра поправил воротничок рубашки, завернувшийся внутрь, и легко закинул рюкзак на плечо. Сильный, зачем-то отметил про себя Дима, представляющий себе вес этого рюкзака.

- А я не жалуюсь, - пожал Дима плечами и пошёл вперёд по дорожке к зарослям лещины.

- А я знаю, почему отец тебя выбрал, - вдруг тихо проговорил Юра. Дима обернулся и увидел направленный на него объектив. – Улыбнись.

- Отвали, - улыбнулся Дима, раздался щелчок. Вспышки не было, день был светлым, и яркая зелень и без того бликовала на фоне ослепительно голубого неба. – И почему же он меня выбрал?