Лёха - Николай Берг

Бойкий Середа уже прихватил одну из них, звонко звякнул ее горлышком о бутыль в руках сидящего немца, сказал, что он просит, после чего и немец и артиллерист приложились к бутылкам. Семенов обнаружил с веселым изумлением, что у него теперь странное зрение — он может разглядеть каждую ниточку в мундире немца, каждую вдавлинку в каждой пупырчатой алюминиевой пуговице его кителя, но при этом не может одновременно увидеть немца, лошадь и лесок за спиной немца. Получалось только по отдельности и это чрезвычайно веселило бойца. Немец был изрядно пьян, тоже что-то бормотал Середе. И это тоже смешило красноармейца, потому что речь немца то странно сливалась, то как бы по буквам растягивалась, и это было больно уж чудно. Стоило, пожалуй, немца застрелить и Семенов уже стал брать винтовку поудобнее, на что сидевший в кресле немец и внимания не обратил, но тут Жанаев ухватил соседа за рукав — жестко и цепко. Боец поглядел на азиата и засмеялся от души — бурят как-то странно съежился, втянув голову в плечи, так что каска практически лежала на его плащ-палатке и в маленькую щелку между каской и камуфлированной тканью смешно торчала только дымящаяся сигаретка. А еще Жанаев забавно шипел и куда-то осторожно показывал пальцем. Приглядевшись, Семенов увидел с другой стороны дороги еще лошадей, ходивших и сидевших у странных палаток немцев — и довольно много. Палатки эти что-то напоминали и, подивившись своей наблюдательности, боец понял, что это такие же как у них немецкие плащ-палатки, только вот на них с Жанаевым и Середой эти куски ткани были одеты как плащи. А вот тут за кустиками их ловко и толково собрали как-то вместе по несколько штук, и они стояли уже как палатки. Стрелять в немца боец раздумал, занятый тем, что разглядывал — как именно сделаны эти шатерки. Остроумно, определенно остроумно!

— Вир гратулирен зи! — сказал торжественно, как на собрании Середа. И опять звякнул бутылкой о бутылку и приложился к горлышку. Потом ловко прихватил еще пару бутылей, плюхнулся на свое место и рявкнул Лёхе, который с блаженным видом наблюдал за всем этим действом.

— Форвертс!

Водитель понял с лета, и вездеход дернулся вперед по дороге. Немец что-то недовольно забухтел, угрожающе погрозил пальцем, но не смог встать с низкого своего кресла, да еще и уронил бутылку, залив чем-то красным себе живот и штаны. Это было так смешно, что Семенов и обернувшийся Середа заржали в голос, словно застоявшиеся жеребцы.

Проехали еще минут пятнадцать. Середа беспечно крутил головой, насвистывая тот же мотивчик, что до этого горланил Лёха. Потом почему-то приказал остановиться. Остановились, заехав в кусты. Семенов вопросительно поглядел на артиллериста, да и Жанаев высунул голову, точь в точь, словно черепаха из панциря в документальном фильме про Кара-Кумы — и это было очень смешно. Семенову давненько не доводилось так веселиться.

— Вот, день рождения праздновал сукин кот — сказал Середа, раздавая бутылки сослуживцам.

— Стихи прямо — почтительно отозвался Лёха, прикладываясь к бутылке.

Артиллерист многозначительно и важно приосанился, поиграл бровями. Видно было, что ему приятна эта похвала.

— Проберет его цыганский пот! — неожиданно для самого себя ляпнул Семенов.

— Отличные стихи, в тему — уважительно без тени насмешки констатировал Лёха.

— Это Петров говорил — признался боец.

— А я бы кого-нибудь бы пришиб — вдруг заявил мирный Середа.

— Немца? — как-то глуповато спросил Жанаев.

— Хороший вопрос! — сказал Лёха.

— А кого же ще? Турок же здесь нету — ловко пошутил артиллерист, и Семенов с Лёхой захохотали, прикладываясь к бутылкам с густым, сладким красным напитком.

Жанаев как-то странно кивнул. Успокоено так.

— Этого именинничка нельзя было — огорченно сказал Середа.

— Да, там его товарищей много — кивнул в ответ глубокомысленно Семенов.

— С роту, пожалуй. Кавалеристы, в лоб им пряник.

— Нет, обозники. Там телеги дальше стояли.

— А все равно чтоб им в лоб!

— Бензином бы разжиться — вклинился Лёха, облизывая красные липкие губы.

— Это верно — переглянулись пехотинец с артиллеристом.

— Тогда поехали! — распорядился Лёха и все опять расселись по местам.

Опять дорога была безлюдной, да еще водила свернул в сторонку, по дорожке не пойми почему понравившейся. Но эта дорога загнулась кренделем и пошла куда-то не туда. Покрутились залихватски, наконец, выбрались на дорогу, которая вела в нужном направлении вроде. Прокатили по ней, и тут Лёха резко затормозил, так, что примлевший Середа чуть не свалился долой с вездехода.

— Это вас ист дас, грубо говоря? То есть пуркуа? — тихо спросил очухавшийся артиллерист.

— Давай этот бронетранспортер угоним! — ответил тоже тихо водила.

Услышавшие эти слова бойцы с заднего сидения стали вертеть головами. И точно — метрах в ста впереди стоял гробообразный здоровенный кузов на гусеницах. Задняя двустворчатая бронированная дверь была открыта, и там сидел, поглядывая в их сторону человек в черном комбинезоне.

— Если он там один — то я за! — сказал тихонько Семенов. Ему уже сразу понравился этот мощный бронированный грузовик.

— Да хоть и два! — бодро заявил Середа — сейчас мы их уработаем! Чур, я первый!

Подъехали. Немец сидел и флегматично на них поглядывал. Семенов почему-то сразу решил, что это тыловой чмошник. Технарь какой-то. Больно у него вид был не боевой, и комбинезон засален и замаслен. Да и старый уже.

Не слезая с вездехода, Середа о чем-то бодро спросил сидящего в бронетранспортере. Тот вяло и без особой охоты ответил. Середа удивился, потом опять спросил техника о чем-то. Семенов вылез вроде как размять ноги, огляделся. Вокруг было настолько явно безлюдно, что просто сразу же понятно, что немец тут один — одинешенек.

Вблизи этот бронетранспортер смотрелся еще более солидно, чем со ста метров. Грубая, толстая броня, которую можно было бы сравнить с танковой, во всяком случае, на глазок (а видел сейчас Семенов самую суть вещей насквозь) толще, чем у погибшего танчика «Дочь Антилопы». Да и, пожалуй, не хуже, чем у других, не тех, что ворошиловский — тоже. Вот то, что в щитке наверху не было пулемета, а ящики по бортам были раскрыты настежь, что давало стоящему гиганту вид сиротский и покинутый, словно заброшенная изба с распахнутыми пустыми дырами окон и дверей, бойца насторожило. Не выглядела эта техника боеспособной, хоть и бодро стояла на своих разлапистых гусеницах и странных дырчатых колесах, таких же, как и на их вездеходе, только у вездехода конечно колесики были маленькими, словно игрушечными.

— Мудрят фрицы — подумал со смешком Семенов — все что-то химичат, то к трактору мотоцикл прилепили. А тут вон явно грузовик ополовинили. Колеса-то передние чисто от грузовика резиновые.

— Пойду фрица уработаю — тихо шепнул Середа, повернувшись к товарищам.

Не спеша слез и вразвалку пошел к меланхоличному немцу. Подошел вплотную, полез за пистолетом и тут пожилой, в общем-то, немец — ему явно был сороковник, очень бойко пнул со всей мочи артиллериста сапогом в живот. Ну, в общем, куда-то туда. Ошарашенный Середа отлетел на пару метров от машины и скорчился, Семенов вскинул винтовку. Но немец — куда только флегматичность делась — задом наперед, но очень шустро, словно рак в нору, юркнул в чрево бронетранспортера. Пуля влетела уже в пустой проем. Выстрел опоздал, оставалась маленькая надежда, что может под рикошет попадется. Выдернул затвором гильзу, загнал новый патрон. Удивился тому, что так подробно видит все детали кувыркающейся в воздухе гильзы, словно мир замер и время потекло медленнее. Глянул на Жанаева, который успел схватить за шиворот кинувшегося к бронетранспортеру с кинжалом в руке Лёху, цыкнул на них обоих.

— Раненых тут нам не надо! Он теперь с оружием и за броней. Постреляет как курей! А то вообще уедет!

Лёха обиделся, а бурят проворно полез в брезентовую сумку, показал на ладони что-то похожее на два серых гусиных яйца. Как дошло до понимающего весь мир Семенова — эти штуковины явно были гранатами. Только непонятно, как с ними работать. Не видал Семенов раньше гранат такой системы. Один конец был кругленьким, с другого между двух стальных рожек торчала полукруглый голубой куполок. Ясно было, что именно с ним надо что-то делать. Вопрос вот — что именно?

— А ну — марш за машину! — цыкнул Семенов. Лёха странно посмотрел на бойца и внятно заявил:

— Да пошел ты!

Боец только открыл рот, чтобы ответить, но заметил какое-то нехорошее шевеление в БТР и бахнул в открытый проем навскидку. В ответ случилось неожиданное — на броневой борт звучно грюкнулось тяжелое железо и грохотом обвалилась пулеметная очередь. Семенов только и успел рявкнуть:

— Ложись!

Правда, сам не лег, присел только за вездеходиком, увидел злые глаза Жанаева, подмигнул. Выглянул осторожно, Лёха оторопело стоял столбом, увидел рожу Семенова, перекосившуюся от злобы и тут уже выпендриваться не стал, залег, но по-дурному — между маленьким вездеходиком и БТР. На открытой местности. Хорошо, немец тоже мазанул — пули от его очереди прошли высоко и бесполезно. Но то, что у него был пулемет, огорчило Семенова. Сидя за броней, да с пулеметом! И хрен его укусишь. Хорошо, не уехал, значит, не может, не зря у этого бронированного гроба вид нежилой, сломан, вероятно.