Лёха - Николай Берг

— А ну — марш за машину! — цыкнул Семенов. Лёха странно посмотрел на бойца и внятно заявил:

— Да пошел ты!

Боец только открыл рот, чтобы ответить, но заметил какое-то нехорошее шевеление в БТР и бахнул в открытый проем навскидку. В ответ случилось неожиданное — на броневой борт звучно грюкнулось тяжелое железо и грохотом обвалилась пулеметная очередь. Семенов только и успел рявкнуть:

— Ложись!

Правда, сам не лег, присел только за вездеходиком, увидел злые глаза Жанаева, подмигнул. Выглянул осторожно, Лёха оторопело стоял столбом, увидел рожу Семенова, перекосившуюся от злобы и тут уже выпендриваться не стал, залег, но по-дурному — между маленьким вездеходиком и БТР. На открытой местности. Хорошо, немец тоже мазанул — пули от его очереди прошли высоко и бесполезно. Но то, что у него был пулемет, огорчило Семенова. Сидя за броней, да с пулеметом! И хрен его укусишь. Хорошо, не уехал, значит, не может, не зря у этого бронированного гроба вид нежилой, сломан, вероятно.

Середа сумел оклематься, выстрелил в проем на корме из пистолета, неуклюже подполз совсем близко к гусенице. В общем, ни то, ни се. Немец явно гранат в запасе не имел, а то быстро бы всех расставил по местам — швыряй как из дота, пока руки не устанут, и не укроешься, если что. Быстро бы всех угомонил. Так что — повезло, обратно повезло. Но и выковырять его из БТР непонятно как. Опять осторожно выглянул, артиллерист съежился практически под кормой у бронетранспортера. Немец тоже притаился.

— Нё пйму — сказал тихо Жанаев.

— Что?

Бурят показал гранату. Не любил Семенов такие штучки, непонятны они ему были, и он их опасался.

— Надавить?

— Давыл.

— Потянуть?

— Тинул.

Оба задумались. В наступившей тишине скрежетнул металл. На одном борту БТР, потом на другом. Семенов своим сверхчутьем понял — поглядывает немец в бортовые бойницы, пытается понять, где противники сидят. А сидят противники очень удачно, хотя как раз тут подходит та самая поговорка о тех, кому везет. Встали-то не специально, а где Лёха остановился. И получилось — как раз там, куда немцу попасть труднее всего. Завозился Середа, и тут же над ним выбила искры новая очередь. И опять фриц закинул пулемет плашмя на бронеборт и влепил уже точнее — пара пуль звучно грохнули в бочину маленького вездехода. Пристрелялся, гад. Тут уже не до шуточек. Ответно выстрелить Семенов не успел, немец свое оружие сдернул.

— Во! — вдруг сказал Жанаев.

— Что?

Бурят показал, что сумел отвинтить покрашенный голубым колпачок и теперь тот лежал отдельно от гранаты, соединенный с нею только белым тонким шнурком. Ну, понятно — дергай да кидай. Переглянулись.

— Прыкрой! Пашел!

— Угу!

Мягким котом на четвереньках азиат запрыгал к Середе. Семенов, успевший впихнуть в магазин винтовки недостающие патроны, открыл огонь, стараясь стрелять как можно быстрее. Немец огрызнулся несколькими короткими очередями — и в проем и сверху кузова. Еще несколько пуль брякнули в вездеходик, гулко — в борт, звонко — по колесам.

— Угробит, гад, машину! — взвыл благоразумно переползший на безопасную сторону Лёха. Семенов не ответил, лихорадочно загоняя в карабин новую обойму. Несколько раз добавил из пистолета Середа. Тут, наконец, глухо и как-то утробно бахнуло дважды. Даже как-то словно и тише, чем винтовочные резкие выстрелы. И сразу же следом зачастил снова пистолет.

Семенов выглянул осторожно. Над гробом бронетранспортера возносились в небо клубы грязного бурого дыма. Артиллерист уже стоял в полный рост, смотрел через дверной проем на корме вглубь немецкого агрегата, откуда тянулся бурый тяжелый дымок. Рядом поднялся Жанаев, глянул в кузов, повернувшись, махнул рукой. Семенов, все еще держа карабин наизготовку, подошел. Середа уже вскарабкался вовнутрь бронетранспортера, лязгал и громыхал там внутри чем-то железным. Семенов пропустил перед собой гордого бурята, влез следом. От взрыва гранат остались совсем незначительные повреждения, труп немца валялся в проходе между лавками по бортам. Артиллерист сгоряча взялся было выволакивать тело, но закусил губу от боли в потревоженной ране на ладони. Жанаев и Семенов не сговариваясь, помогли ему и втроем они вышвырнули сочащийся кровью труп вон из кузова. Осмотрелись в пустоватом даже на вид бронетранспортере. Воняло сгоревшим толом, следы от мелких осколков были повсюду. Одна граната взорвалась в кабине, где погибший, видимо, пытался отсидеться с пулеметом, а вторая в середине кузова. Немец успел выскочить, спасаясь от первой, но наскочил на второй взрыв. Семенов первым делом поднял лежавший на обтянутой искусственной кожей лавке пулемет, из которого фриц отстреливался. Странного вида, какой-то очень необычный, вроде бы и похожий на знакомые Дегтяревы, но какой-то совсем другой. Нет, так-то все вроде как и положено — и ствол с газоотводной трубкой под ним, приклад, сошки, тяжелая ствольная коробка с рукояткой взвода, прицел, но какое-то все не такое. И ручка странно выгнута и спусковых крючков сразу два, вместо одного. И воткнутый сверху плоский коробчатый магазин. Но знакомая увесистая тяжесть автоматического оружия приятно грела душу, это было куда приятнее тяжести карабина.

— А корыто это и впрямь грохнутое! — заявил появившийся в проеме кормовой двери, словно в картинной раме, Лёха.

— Что с ним?

— Колес половины не хватает и гусеница порвана. Переднее тоже раскурочено. Он потому и не пытался удрать, что не мог.

— А с бензином что?

— Я не знаю, не смотрел — озаботился потомок и исчез.

Семенов понюхал воздух, пахло чем-то, вроде самогона. Пригляделся, из-под лавки смешиваясь с кровью, на днище подтекали струйки чего-то пахнувшего. Вытянул оттуда посеченный осколками советский сидор, развязал горловину. Пахнуло еще гуще, захрустело битое стекло. Потянул оттуда что-то завернутое в тряпицу, аккуратно стряхнул осколки от пары разбитых бутылок, в горлышках которых остались торчать пробки из кукурузного початка. Жанаев тем временем деловито срезал с сидений кожзаменитель.

— Совсем пустой бак! Зато инструментов куча — раздался снаружи голос Лёхи.

— Сгребай все! — велел Семенов, старательно обшаривая все внутри салона.

— Ты чего? — спросил Жанаев.

— Магазины к пулемету ищу. Не с одним же он бегал — пояснил боец.

— Ты гляди, что на пулемете написано — удивился ученый Середа.

— И что там?

— Митральеза Хателлераульт Мле — с запинками и не скоро прочитал почти по слогам артиллерист.

— Ишь ты, митральеза. Звучит прямо как митрополит. И почему это отче так говорят, что митра — палит. А не митра — стреляет? А потому, сыне, что ты — дурак, а не ду — рыба — вспомнил старую шуточку о крестьянине и митрополите Семенов.

Середа коротко хохотнул, оценив тонкий юмор, потом со значением добавил:

— Итальянская, наверно, стрелялка. Или французская!

Обладатель пулемета пожал плечами. Его, в общем, мало волновало, где было сделано это боевое железо. Из пробитого дважды трофейного сидора получилось достать только мокрый и дырявый холщовый мешок с кругом колбасы и початой буханкой хлеба. И от того и от другого густо воняло самогоном. В кармашке сидора нашлось пара горстей винтовочных патронов россыпью — таких же с виду, как и немецкие, к винтовке. От них тоже попахивало — самогон был дурно очищенный, вонял изрядно.

Наконец нашелся еще один магазин — пустой совсем, он валялся рядом с дверью, в углу салона. Лёха, забравшийся глянуть, что там возятся его приятели, сам того не ведая, помог в этом.

— О, котик! — весело сказал потомок и показал занятому серьезным делом Семенову куда-то за спину.

Тот обернулся и увидел, что бронещиток для пулеметчика с обратной стороны — видимо для того, чтобы радовать глаз стреляющему, украшен большой цветной фотографией домашнего, но злого котяры, а на второй половинке нагло лыбилась грудастая блондинка, та еще срамота. Боец плюнул на грязный пол и полез подальше от срамоты — тут-то пустой магазин ему и попался. Нет худа без добра! Лёха, как ни в чем не бывало, хохотнул, сказал непонятно:

— Межвременные котэ и сиськи! — полез шариться в кабине, которая была чуточку ниже расположена, чем сам салон. Достал оттуда термос, раскрутил колпак, понюхал.

— Кофе с молоком. Теплый! — еще вроде как фляга есть.

Покряхтел, согнувшись в неудобной позе, вытащил фляжку в уже знакомом фетровом чехле. Жанаев согнал его с водительского кресла, раздался треск сдираемого кожзама. Потомок осторожно выбрался в салон, распрямился. Благо крыши у салона бронетранспортера не было:

— Ну, тут больше ничего нет! Валим отсюда?

— Ты инструменты собрал? — спросил Семенов.

— А то! Тяжелый получился куль. А он нам зачем?

— Да хоть выкинуть, чтоб им не пригодился. А то в деревне на хлеб поменять. Мужик — он такой, жадный, ему всякая железяка ценна. А там, небось, сталь неплохая.