Концерт Патриции Каас. 9. В космосе и ниже - Марк Михайлович Вевиоровский

Уходят,

Что весны снова хороводят

И кровь,

Как хмель медвяный,

Бродит,

Но только седина приходит

На смену золотым кудрям …

Как нам с тобой не забывать,

Как нам с тобой не сожалеть,

Что нота звонкая пропета,

Что столь хорошим было лето,

Что мы не думаем об этом,

И были счастливы при этом

Как нам с тобой не сожалеть …

Шквал аплодисментов, плач скрипки …

– И при этом это не конкретное посвящение, а некоторые размышления автора на тему о любви и молодости … А под конец короткие строки, которые Витя посвятил мне, и которые мне очень нравятся:

Если все стежки знать наперед –

Не было б в жизни стольких забот.

Все нам известно.

Все суждено.

Было бы скучно.

Пусто.

Темно.

– И я кончаю – я совсем вас замучил …

Из зала понеслось «Нет, продолжайте! Мы не устали!»

Пусть будет так,

Как я скажу:

Пусть

ярко

Солнце светит,

Пусть

юно

Яблони цветут,

Пускай

Смеются дети.

Пусть небо

льется синевой,

Ласкает ветерок,

Пусть

сердце

Компасом ведет

Сквозь

серпантин

дорог.

Пуская листва

Поет любовь

Над каждою тропой,

Пусть чайка

будет

запятой

Над синею волной.

Пусть слово будет

Мысли след.

А ночь –

Преддверьем дня.

Пускай цветы

цветут

везде,

Как будто нету

На земле

Ни грязи, ни огня.

Пусть осень

жадною рукой

Захолодит леса,

Пускай

ложится под косой

Трава, когда роса.

Пусть вьюга

спорит,

Как всегда,

С румяною весной –

Была бы ты

Сейчас.

Везде.

И навсегда

со мной.

И под аплодисменты зала Свиридов подошел к краю не полностью открытого занавеса и потянул его, открывая …

Виктор Скворцов сидел на низеньком табурете, рядом с ним с обеих сторон на корточках сидели Лена и Виолетта, обнимая его и прижимаясь к нему лицами, на коленях Виктора сидели две маленькие девочки – Анечка и Риточка, и матери их придерживали свободными руками …

Виктор склонялся к обеим женщинам и целовал их, а за спиной Виктора, положив руки ему на плечи, стояла Тоня Свиридова, и склоняясь, целовала его в голову …

Направляясь к этой группе, аплодируя, и как бы про себя Свиридов сказал:

– И за что Витьку так бабы любят … – что вызвало новый шквал аплодисментов.

Отзывы Жени об этом поэтическом вечере были восторженны, и она, испросив разрешение Скворцова, впоследствии привела несколько его стихотворений на страницах газеты.

Среди заявок, подаваемых в ящичек в холле Дворца культуры, появились записка с просьбой к Свиридову почитать еще что-нибудь.

И Свиридов, прислушавшись к советам друзей, откликнулся на эти запросы, и на щите Дома культуры появилась афиша с абрисом профиля Свиридова (производства Гриши) и надписью «Константин Симонов», «скоро» …

ЗА ОБУВЬЮ

Свиридову позвонила Любовь Валерьевна и многословно извиняясь попросила помочь с приобретением обуви для ребятишек.

– Любовь Валерьевна, а мы с Улей как раз собирались ехать за обувью!

– Анатолий Иванович, можно поехать с вами Гене … то есть Геннадию Владимировичу? Он очень хочет заняться этим …

– Сегодня у нас вторник, если я не ошибаюсь … Давайте в четверг, прямо с утра. Пусть приезжает и поедем.

Решив не затруднять Улю мужчины решили ехать одни, но сперва они летели на вертолете, а уже потом поехали в магазин на фургоне.

В магазине Свиридова хорошо знали, и за Свиридовым и Костиным сразу стали везти большую тележку с коробками.

У Костина был список, но Свиридов пользовался только своей памятью – и она его не подводила.

Часть магазина отгородили от общего зала, и тележки одна за другой заполнялись коробками и их перегружали в фургон, стоящий во дворе.

А Свиридов расплачивался своей кредитной карточкой, а Костин записывал в свою тетрадку оплаченную сумму.

Покупки заняли несколько часов, затем Свиридов настоял на приобретении всяких сопутствующих предметов, вроде запасных шнурков, щеточек, тюбиков, коробочек с сапожной ваксой и прочими мелочами.

И в лесную школу они приехали уже под вечер, но откладывать раздачу подарков не стали.

В спортивном зале вывалили большущую кучу коробок с обувью, и стали раздавать ребятишкам. Коробки были именные, с надписями, и Костин вылавливал коробку, передавал Свиридову, и тот громко называл – кому.

Младшим ребятам сразу помогали старшие, но не было ни одного, получившего обновку, и не поблагодарившего за нее.

Екатерина Викентьевна в кресле сидела рядом и радовалась вместе с ребятишками, получавшими сразу несколько коробок – со спортивной обувью, с домашней обувью, с уличной обувью на лето и на зиму. Ребята с трудом утаскивая коробки в сторону, примеряли обновки, относили и размещали их в своих шкафчиках.

И рядом с ребятишками во всем этом активно участвовали и радовались воспитатели.

Свиридов отвел Любовь Валерьевну в сторону:

– Надо будет устроить экскурсию в магазин для воспитателей и остального персонала. И не возражайте!

Рассказывая затем обо всем дома Свиридов особенно подчеркивал радость ребятишек и их организованность – ни сутолоки, ни свалки, радость за соседа, помощь младшим …

КОНСТАНТИН СИМОНОВ

Открывая вечер Свиридов сразу предупредил слушателей:

– Я прочитаю сегодня вам стихи Кирилла Симонова …

Непонятный шум в зале.

– Настоящее имя поэта, известного как Константин Симонов – Кирилл. Но у автора были проблемы с произнесением некоторых букв и он сменил имя на Константин, которое он мог произнести вполне явственно.

– Стихи – по моему выбору, и читать я их буду совершенно не так, как читал автор. Все вы помните знаменитые стихи «Жди меня и я вернусь», это всенародно известные стихи, которые переписывали, носили в карманах гимнастерок, у сердца. Но было и другое стихотворение, менее известное.

Мне хочется назвать тебя женой

За то, что так другие не назвали,

Что в старый дом мой,

Сломанный войной,

Ты снова гостьей явишься едва ли.

За то, что я желал тебе и зла,

За то, что редко ты меня жалела,

За то, что, просьб не ждя моих,

Пришла

Ко мне в ту ночь,

когда сама хотела.

Мне хочется назвать тебя женой

Не для того,

Чтоб всем сказать об этом,

Не потому, что ты давно со мной,

По всем досужим

сплетням и приметам.

Твоей я не тщеславлюсь красотой,

Ни громким именем,

Что ты носила,

С меня довольно нежной,

Тайной, той,

Что в дом ко мне

неслышно приходила.

Сравнятся в славе

смертью имена,

И красота,

как станция,

минует,

И, постарев,

Владелица одна

Себя к своим портретам приревнует.

Мне хочется назвать тебя женой

За