Любимая мартышка дома Тан - Мастер Чэнь

Ничего другого я и не ожидал, но услышать всё это было, если честно, довольно страшно. Если бы тот же Чжоу знал, что на пути Великого западного похода практически пустота… А ведь он вполне может это в конце концов узнать.

– Кое-что я тут смогу, если повезёт, сделать, – сказал я, оглядываясь как можно более незаметно. На нас, впрочем, никто не смотрел. – Например, просто задержать полководца в его ставке. Он очень недоволен всей этой историей, по очевидным причинам. А ещё я могу попробовать поссорить его с двором ещё больше. Вплоть до… Вот что: если в империи начнутся события… ну, скажем, мятеж… – Юноша с интересом поднял брови и радостно улыбнулся. -… как вам нравится идея договора с императором о помощи? Присылка ему отряда воинов в залог дружбы? Признание вашей с ним границы, между прочим?

– Ну,– сказал он. – Что ж… Граница как граница. Она и так чересчур далека от Круглого города. Пусть уж будет как есть. Где-то же надо и остановиться.

На аллее показались новые фигуры, буквально нёсшие под руки ковыляющего Халида аль-Бакра.

– Прощайте, Маниах, – быстро и равнодушно бросил мне юноша.

Я улыбнулся ему и похлопал белого жеребца по вычищенному боку.

Не знаю, сколько продержится эта граница – десять лет или сто. Знаю только, что юноша из Круглого города решил вопрос о ней за одно мгновение.

Игра шла отлично.

А вечером предстоял ещё один спектакль для ведьмы Чжао. И главной информацией, которую Меванча должна была донести до братца Аня, было предстоящее приглашение полководца императором в столицу. И это не было выдумкой.

Узнал я об этом всего день назад.

Первый осенний месяц был временем праздников и любви.

Маленький Ван, известный, наверное, всей округе как неженатый и очень милый юноша, всё время подвергался атакам девиц, подстерегавших его у нашего подворья. Проходя мимо, я слышал обрывки его нежнейших бесед: «А почему такая красивая девушка ходит пешком?» – «А потому, что нет достойного юноши, который подвёз бы её». Я усмехался и не мешал.

Но в тот день Вану и всем нам было не до его девиц. Потому что первую даму империи гуйфэй Ян, изобретавшую все новые поводы, чтобы увидеться со мной, ожидали в один из тёплых осенних дней – как раз накануне императорских манёвров – в «Золотом зерне».

Это должно было стать великим событием, готовить которое собралась целая свора дворцовых чиновников: госпожа Ян решила сделать иноземным купцам великий подарок – лично присутствовать на новом и невиданном событии.

Которое от начала до конца придумал Сангак.

– Чай, – сказал Сангак, с лёгкостью опуская громадное тело на подушки передо мной. – Непонятный мне напиток. Не лекарство, не вино. Но – знаете ли, хозяин, и на глупой воде с запахом лекарства можно сделать деньги. Надо только… Я вот тут подумал: если, например, очень важная придворная дама прямо на рынке останавливается и пьёт чай, то все начинают интересоваться: какой чай она выбрала? А где его собирали? Как он называется? А кто тот купец, который его поставляет? И куда поставляет – в какие лавки, в какие рестораны? Одна такая дама может принести процветание целой деревне, в которой крестьяне всего-то просыпаются на заре и собирают самые нежные листочки с каких-то там кустов. А ещё есть гончары, которые делают особую посуду… Хорошие деньги, хозяин. Я бы их в это дело вложил.

Я со смехом передал этот разговор Ян, но она вдруг страшно оживилась:

– Я так давно не была на настоящем рынке! И сейчас самое время напомнить Поднебесной о том, что такое настоящий чай. И – посмотреть, где ты проводишь большую часть твоего времени, когда… не исцеляешь страдающих женщин.

«Я извещу о своём прибытии», – серьёзно кивнула она на прощание.

Наверное, именно меня, для которого не была загадкой ни одна из гримасок её лица, ни одна складка её тела, больше всего поразило все происшедшее в это утро в Сангаковом хозяйстве, когда непонятно каким образом вокруг него собралась громадная толпа самого разного народа. Как именно путешествуют слухи о приезде таких особ, как драгоценная Ян, – не знаю. Но толпа была. Густая, праздная и взволнованная.

Какие-то нервные чиновники расчистили в этой толпе девственно пустую дорожку от въезда на рынок до самого нашего подворья.

Люди боялись даже коснуться ногой этой странной пустоты.

Зацокали копыта, разнеслось многоголосое «а-а-а-х». Появилась целая кавалькада непонятно что делающих в обычное время дам и мужчин.

Как и все собравшиеся в «Золотом зерне», я замер, когда её нога в розовой атласной туфельке, расшитой жемчугом, ступила на серый зернистый песок дворика.

Спустившись на этот песок с небольшого белого коня с чёрной гривой, она двинулась вперёд под полупрозрачным персиковым зонтиком, который несла над её левым плечом неизменная Лю. А все собравшиеся стояли двумя рядами в потрясающей тишине, среди которой лишь тихо свистел розово-бело-зелёный шёлк её платья.

Империя – это не только живая стена воинов в отсвечивающей металлом чешуе, и не только несущийся вдоль этой стены сотрясающий землю экипаж, на правой дверце которого изображён белый тигр, а на левой – синий дракон.

Империя – это ещё и маленькая женщина, аккуратно ступающая розовыми туфельками по песку, в то время как все вокруг боятся пошевелиться.

А потом… потом Ян подошла к встречавшему её, на правах хозяина, Сангаку, которому она не доставала и до плеча, и начала поднимать взгляд, улыбаясь ему снизу вверх. И – наткнулась глазами на обрубок его левой руки, укутанный аккуратно завёрнутым рукавом лазоревого парадного халата. Она даже, кажется, на долю мгновения чуть расширила глаза.

Сангак, как и любой калека, философски относился к тому, что многие вздрагивают, увидев его руку. Собственно, ему это особых мук не доставляло – скорее смущались те, кто считал такое поведение своей оплошностью.

Но драгоценная наложница Ян загладила свою мимолётную неловкость потрясающим образом. Она осторожно взяла искалеченную руку Сангака двумя своими (он сначала даже попытался сопротивляться) и на мгновение легко прижала её к своему лицу.

– Ах, как жаль, – прозвучал в абсолютной тишине её еле слышный, но отчётливый голос.

Сангак так и остался после этого стоять, глядя на след белой пудры на лазури своего завёрнутого рукава. Он запомнил это мгновение навсегда.

А я, перехватив у него функции хозяина, повёл Ян и Лю на почётные сиденья под самыми тенистыми навесами, где всё было готово для дегустации.

Здесь царила раскрасневшаяся юная девица в парадном ярко-алом платье, нанятая Сайгаком. Перед ней стояли чайники – для вина, но в данном случае они были предназначены для нового напитка. И ещё котелки с кипящей водой. И горстки сушёных чайных листьев.