Три рэкетира - Ярослав Зуев

Да и пока были живы родители Бонасюка в Ирпене,[62] и хватало им сил горбатиться на приусадебном участке – получал Василий Васильевич такое серьезное вспоможение, что на «горшок» денег не тратил. Разве что хлеб покупал. Завез на торфяной участок с оказией году эдак в 86-м списанную строительную бытовку – ну и ладно.

Следует признать, что все последующие десять дней и ночей прожитых Бонасюком на даче, так и не утихомирили его расшатавшихся нервов. От зари до зари Вась-Вась хаотически перемещался по участку, как сорвавшийся с орбиты электрон, кидал рассеянные взгляды то на обшарпанную бытовку, то на бетонные кольца так и не отрытого колодца, отчаянно заламывал руки и временами громко постанывал. Днем его допекала жара, ночью заедали комары. Он питался тушенкой прямо из банки и ожесточенно грыз салями, за что желудок, изнеженный супчиками и овощными рагу, мстил беспощадно, заставляя Василия Васильевича часами сиживать в покосившемся деревянном сортире.

Тем не менее Бонасюк мужественно переживал выпавшие на его долю лишения и считал дни, оставшиеся до возвращения Кристины с исступлением незадачливого мореплавателя, выброшенного волнами на затерянный посреди океана атолл.

Понедельник выдался для Бандуры по-настоящему тяжелым днем. Никаких перестрелок, погонь и ночных фей, а восемь часов настоящей, рутинной физической работы. Они с Армейцем, обливаясь потом, перемазанные с ног до головы известкой, мелом и клеем, делали косметический ремонт в убогой квартире Андрея. Счищали грязь, размывали накопившиеся за три десятка лет слои побелки на потолке, шпаклевали алебастром пробоины в стенах, а затем лепили и лепили обои. Стояла неописуемая духота, прямо, как в джунглях. Армеец заявил, что сквозняк – злейший враг новорожденных обоев. Бандура поверил и немедленно захлопнул окна – чувствовалось, что на ремонтах Эдик собаку съел.

– Слушай, – не выдержал Андрей, когда они, прервавшись ненадолго, выбрались передохнуть на лестничную клетку. Стояли, наслаждаясь воздухом, казавшимся противоестественно свежим после устроенной в квартире душегубки. Как подводники, поднявшиеся на мостик из тесных отсеков субмарины. – Слушай, Эдик, откуда ты все это умеешь, а?

– Я, с-старик, ремонтом по-подрабатывал. Обои, п-плитка, са-са-сантехника.

– А я слышал, ты в школе работал?

– Д-днем. А вечером – маляр, штукатур, п-плиточник. Старший, куда по-пошлют… Чтобы зубы на полку не по-положить. Понимаешь? – Армеец немного погрустнел.

– Тяжело было?

Армеец покачал головой:

– Те-терпимо. Тяжело с-cтановилось, когда ки-кидали, а кидали частенько…

– Как это? – не понял Андрей.

– Так. Работу сделал, потом к чему-то п-придираются и по-пошел вон.

– Ничего себе. Я думал, новые русские на таком не наживаются…

– По-по-всякому бывает. Вообще-то, мы на к-крутарей не ориентировались. В основном, с-средней руки клиентов обслуживали. Оболонь, Т-троещина, Святошино. Не центр.

– Почему?

– С-себе дороже, потому что. В-все-таки д-дремучая ты личность, Бандура. П-просто дерево, как П-протасов выражается. – Армеец немного помолчал. – Ч-чем больше у тебя денег, т-тем больше тебе хочется. Это они г-галстуки по пя-пятьсот баксов, чтобы друг перед другом повы-выпендриваться легко покупают. А работяг оп-прокидывают еще легче. Особняк п-построили, вместо расчета – т-три джипа с «узколобыми» подъехало – вот и весь ра-разговор. В городе по-половина ремонтов по такому п-принципу выполнена.

– Не может быть, – не поверил Андрей.

– Еще как – может, Андрюша. В-все их ми-миллионы, – по-по большей части, с воровства и кидков п-произрастают. С чего еще? К-кто тебе сказал, что п-порядочность определяется то-толщиной че-чековой книжки?

– А работяги что?

– А что с-сделаешь? – Эдик вздохнул, – ты думаешь, по-пониже этого нет? Идешь в в-строительную бригаду с испытательным сроком, пашешь, как э-электровеник…

– Ну и?

– Ну и получаешь ко-коленом под зад к концу срока. На т-твое место желающих – море разливанное. То-только пальцем щ-щелкнуть… – Армеец махнул рукой. – Пошли, Андрюша, работать.

К вечеру с обоями было покончено. Армеец и Бандура буквально валились с ног, но Эдик неожиданно предложил:

– С-слушай, Андрюша, давай санузел добьем, чтобы хоть к этому не во-возвращаться?

Андрею нечего было возразить. Он и так не знал, как отблагодарить Армейца, титаническими стараниями и мастерством которого вчерашняя землянка обрела весьма презентабельный вид.

Армеец выломал унитаз и приступил к установке нового. Бандура поднял старый и, держа на вытянутых руках как можно дальше от себя, понес в последний путь, то есть на мусорку. Вернулся расстроенным. Армеец уже посадил компакт на дюбели и теперь, стоя задницей кверху, монтировал сливную трубу.

– Эдик? – позвал Андрей.

– А?

– Вот почему так бывает?

– Как – так?

– Несу эту гадость смердючую, а навстречу новая соседка. Такая симпатичная девчонка, духами пахнет. Я даже сквозь унитазную вонь унюхал…

– Ну и ч-что?

– Как – что? С таким ужасом на меня посмотрела, ты бы видел…

– Ты на се-себя в зеркало с-смотрел?

– Да я понимаю, – уныло протянул Андрей. – Вот ты мне скажи, отчего всегда так? Как только ты с шашкой на белом коне – хрен кто выйдет, кругом ни души. Как вымерли. А когда весь в мелу, в одних долбанных трусах и еще с обломками унитаза – всегда пожалуйста? Девушку симпатичную встретишь или, не дай Бог, вообще, свою первую любовь.

– Те-теория относительности, – глухо отозвался Армеец, исчезая за компактом.

– Чего?

– Слушай, кончай т-трепаться. Мы и до ночи не успеем. Тащи цемент.

Закончив сантехнические работы к полуночи, ночевать все же поехали к Армейцу.

Утром Андрея разбудил телефонный звонок. Он услышал, как Армеец в другой комнате снял трубку и долго с кем-то беседовал. Затем открылась дверь, и Эдик появился на пороге, с радиотелефоном в одной руке и станком для бриться – в другой. Лицо Армейца покрывал такой толстый слой пены, что он стал походить на деда Мороза с немного общипанной бородой.

– Доброе утро, Андрюша. А-атасов на проводе, тебя хочет.

Атасов был лаконичен как спартанец, уже убегал на улицу – выгуливать Гримо, который, по его словам, уже битый час прыгал на дверь:

– Бери ноги в руки, парень, и чеши, типа, на Сырец к нашему другу Бонасюку. Приказ, типа, Правилова.

– А что мне там делать? – заныл захваченный врасплох Андрей, которому ехать в злосчастную сауну Вась-Вася хотелось примерно так же, как и самому Атасову.

– Осмотришься, что к чему, – невозмутимо продолжал Атасов. – У толстого все телефоны неделю молчат. Может, он умер? Или забыл вовремя заплатить «Укртелекому»? Бандура, типа – откуда мне знать? Олег Петрович распорядился выяснить – вот и исполняй… Доложишь обстановку.

– Почему я? – канючил Андрей. Отец учил его никогда ни на кого не кивать, но уж очень хотелось кивнуть.

– Потому, типа, что ты – самый молодой. Слушай, Бандура, некогда мне с тобой препираться. Если Гримо в квартире нальет или чего похуже, я тебя пристукну при встрече. Дуй, давай, – и Атасов повесил трубку.

– Эдик? – с надеждой позвал Андрей, рассчитывая, в глубине души, что Армеец составит компанию.

– Сегодня своих дел по го-горло, – отмахнулся Армеец. – Съездишь, глянешь – к чему колхоз устраивать?

– По-позвони сразу, как и что, – напутствовал его Армеец, когда Андрей уже хлопал дверью.

«Вот гады, – думал Бандура, спускаясь в лифте. – Хорошо, хоть «колеса» есть. Черт его знает, чем еще из этой дыры выбираться?»

Андрей нырнул в салон своего золотистого коня, качнул десяток раз педалью «газа», нагнетая бензин в камеру, запустил двигатель. Щелкнуло реле, застонал стартер, с натугой провернул распредвал. Мотор чихнул, фыркнул, заработал. Правда, только на трех цилиндрах из шести, отчего звук получился откровенно мотоциклетным.

– Тарантас чертов, – выругался Бандура, подгазовывая, чтобы не заглохнуть.

Дорога на Сырец заняла добрый час. Он, естественно, заблудился, сделал изрядный крюк. Раза три пришлось уточнять дорогу у прохожих, которые, как водится, толком ничего не знали. «Проклятые потомки Ивана Сусанина», – под конец рассвирепел Андрей, поклявшись разжиться в ближайшем киоске «Союзпечати» подробной картой города, а затем вызубрить ее наизусть.

Выбравшись, наконец, на знакомую улицу, он припарковал «БМВ» в квартале от злополучной сауны и оставшийся путь прошел пешком.

«Я осторожный парень, – твердил Андрей, шагая весенней улицей, – меня на мякине не проведешь».

Лужайки заполонили одуванчики. В ветвях щебетали птицы. Здание сауны солнечным днем выглядело мирным и безобидным. По крайней мере, снаружи. Ни милицейских машин с мигалками, ни милиционеров с розыскными собаками. Ничего такого Андрей не заметил. Обойдя сауну кругом, обратил внимание, что окна, выходящие во двор, приоткрыты. Определить что либо еще было сложно – солнцезащитные жалюзи оказались опущенными. «Этоокна гостиной, кажется», – прикинул Бандура, пытаясь по памяти восстановить внутреннее расположение комнат, но ничего не получилось. «Был бы профессионалом – запомнил бы, – укорил себя Андрей, – А ты никакой не профессионал, а самыйнатуральный лопух». Он вернулся к входной двери, сделал несколько последних, глубоких затяжек, – «последние, они самыесладкие», решительно отбросил окурок и нажал кнопку звонка. На этот раз долго томиться не пришлось. Уловив движение за дверью, Андрей машинально напрягся, повернувшись к открывающемуся проему левым боком – не так, чтобы бросалось в глаза, но достаточно для того, чтобы успеть прикрыть ладонью лицо, локтем ребра и живот, а коленом пах. Он ожидал появления, в лучшем случае – Бонасюка, в худшем – бригады безбашенных наркоманов, вооруженных ножами и бейсбольными битами, а при самом скверном раскладе – группы спецназовцев в масках, с автоматами наперевес. Дверь тихонько открылась.