Ускользающее пламя - Кэтлин Вудивисс

Обняв его, она улыбнулась сквозь слезы радости:

— Я с тобой, Бо.

Прижав мужа к себе, она вслушивалась в утихающее биение сердца и выравнивающееся дыхание. Серинис не знала, как долго она пролежала в такой позе. Она уже засыпала, когда Бо вдруг зашевелился. Отвернувшись от нее, он съежился под одеялом и задрожал.

— Холодно… — постукивая зубами, выговорил он. — Как холодно…

В душе Серинис взвился страх, но когда она приподнялась и положила ладонь на лоб Бо, он был почти холодным. Серинис вздохнула с облегчением, но вдруг ее взгляд упал на собственное тело, и она вздрогнула: тесемки на груди развязаны, ночная рубашка распахнулась, обнажив грудь. На ней виднелись мелкие красноватые пятнышки — царапины, оставленные щетиной Бо. Соски были необычно яркими и припухшими.

По какой-то необъяснимой причине Серинис испытала непривычное удовлетворение, словно эти крохотные ранки стали свидетельством ее нового положения, положения жены. В день свадьбы Бо был невероятно нежен с. ее чувствительными холмиками, и потому на них не осталось ни малейшего следа его прикосновений. Но в лихорадочном бреду он забыл обо всем, кроме наслаждения, которое испытывал сам и доставлял жене.

Серинис перебралась через него, стараясь не разбудить. Он протянул руку, попытавшись остановить ее, но вновь заснул. Минуту она стояла над кроватью, глядя на спящего мужа и ощущая непривычную близость к нему. Охваченная трепетом пробуждающейся нежности, она встала перед кроватью на колени и осыпала легкими поцелуями его щеку, ухо и губы, и вдруг вспомнила, что, предаваясь любви, Бо ни разу не поцеловал се. Он словно избегал поцелуев, и это казалось странным, ведь он так стремился коснуться ее губ, по крайней мере в день свадьбы.

Бо приподнял отяжелевшие веки, и Серинис с улыбкой отстранилась, не пытаясь прикрыть грудь. Бо поднял руку, но безвольно уронил ее, закрыл глаза и вновь погрузился в дремоту.

Серинис встала и с удивлением ощутила липкую влагу между ног. При ближайшем рассмотрении влага частично оказалась ее собственной кровью. На простыне Серинис заметила алые пятна, на теле Бо тоже остались доказательства ее девственности. Хотя было уже поздно, Серинис решила вымыться и сменить белье.

Переодевшись в чистую рубашку, она принялась приводить в порядок Бо. Мимоходом она коснулась лба мужа и чуть не всхлипнула от облегчения, обнаружив, что жар исчез. Кризис миновал! Бо спал крепче и спокойнее, его губы слегка шевелились. Серинис придвинулась ближе, едва осмеливаясь дышать. Внезапно он пробормотал:

— Серинис, тебе не удастся всю жизнь отвергать меня…

Помрачнев, с острой болью, рвущей сердце, Серинис отпрянула: Бо не помнил, что он натворил! И вряд ли вспомнит, когда придет в себя. Поверит ли он ей, если она расскажет обо всем? А может, решит, что она воспользовалась его слабостью? Или, хуже того, потребует от нее исполнения супружеских обязанностей вплоть до развода?

Как ни больно размышлять об этом, однако после прибытия в Чарлстон Бо наверняка потребует развода. Серинис твердо решила не препятствовать ему и не пытаться лишить его свободы. Пусть лучше считает, что их брак так и не получил должного завершения, чем будет вынужден терпеть союз, который согласился заключить лишь на время. Она пришла к выводу, что будет лучше, если Бо никогда не узнает о случившемся. Он поступил благородно, предложив ей стать его женой, но явно не испытывал к ней никаких чувств. Серинис поперхнулась слезами и попыталась прогнать мрачные мысли, от которых холодело сердце.

Да, лучше уж вести себя как ни в чем не бывало. Решимость Серинис крепла с каждым мгновением, хоть и вызывала болезненную дрожь. Бо сам должен решить, сохранить ли брак или расторгнуть его. Она любовно обмыла мужа, целуя его и орошая слезами. С трудом перевернув Бо на бок, она вытащила из-под него запачканную простыню и постелила чистую.

Когда она уже заканчивала оправлять постель, в коридоре послышались легкие шаги Билли. Серинис заметалась, не зная, куда спрятать грязное белье, и наконец остановила выбор на сундуке, в котором обычно хранился плащ Бо. Серинис рассудила, что шторма им больше не грозят, следовательно, и плащ не понадобится. Свернув простыню и ночную рубашку, она засунула их в глубь сундука и едва успела задвинуть засов на двери, прежде чем Билли постучал и спросил, не нужна ли его помощь.

— Капитану стало легче, Билли, — отозвалась Серинис через дверь. — Дело идет на поправку, так что не волнуйся и ложись спать.

Приглушенный возглас не оставил у Серинис сомнений в том, что новость обрадовала юнгу.

Глава 10

Бо возобновил командование «Смельчаком» с рвением, окончательно убедившим всю команду в том, что он полностью оправился от болезни. Серинис давно перестала тешить себя надеждой, будто он помнит их близость. Пробудившись после кризиса и обнаружив Серинис в каюте, да еще в своей постели, Бо вновь прибег к ухищрениям молодожена, стремящегося уговорить девственницу жену изведать с ним радости супружества. Осыпая ее настойчивыми поцелуями, он обещал быть нежным и уверял, что, как только первая боль утихнет, она испытает наслаждение. Продолжая умолять, он словно невзначай развязал тесемки ворота ее ночной рубашки, и Серинис стало совершенно ясно, что Бо выздоровел и ничуть не утратил прежний пыл. Его льстивые речи пробудили в ней уже знакомое желание. Но мысль о том, что Бо по-прежнему считает ее девственницей, так разозлила Серинис, что она в порыве гнева запустила в него подушкой.

Бо выплыл из мрачной пучины сновидений и вступил во владения реальности, испытывая странную легкость, не похожую на прежние ощущения. Почти сразу он понял, что был болен, и, очевидно, болезнь оказалась длительной и серьезной, поэтому непреходящее чувство удовлетворения еще сильнее озадачило его. Он понятия не имел, откуда оно взялось: события прошлых дней не остались в его памяти. И все же за это время произошло нечто важное, и по какой-то туманной причине это событие было связано с Серинис. Ему вспоминалось, как жена ухаживала за ним, как прижималась к нему в постели, согревая своим телом. По крайней мере в этом он был уверен. Но обрывки гораздо более чувственных впечатлений то и дело всплывали в памяти и казались удивительно реальными. Однако связать их никак не удавалось, и Бо наконец смирился с тем, что это было всего лишь видение. Разве можно поверить в то, что его юная жена сидела на корточках перед кроватью в сползающей с плеча ночной рубашке, не пытаясь прикрыть манящие розоватые холмы, на которых играл отблеск лампы? Ему наверняка почудилось ее сбивчивое дыхание на пути к вершине наслаждения. В поведении Серинис ничто не изменилось. Напротив, она стала еще упорнее избегать его прикосновений: стоило ему потянуть за тесемку у ворота ночной рубашки и распахнуть его, как она швырнула в него подушкой. Тонкая наволочка лопнула, и пух разлетелся по всей каюте, забиваясь в носы и рты. Серинис испуганно ахнула.