Повести - Сергей Голицын

Бабушка тут же нам объяснила, что сам дворец давно был разрушен до основания, а от старины сохранились только сени дворца и башни перехода к собору; сам собор тоже давно погиб.

Вид очень портила колокольня, воздвигнутая над этими сенями вместо уничтоженной крыши. Впрочем, сразу можно было догадаться, где сохранилась истинная старина, а где в прошлом столетии надстроили безвкусицу.

Я припоминал свои знания по русской истории: когда-то отец Андрея — Юрий Долгорукий — убил боярина Степана Кучку, владевшего землями по Москве-реке. На месте усадьбы убитого боярина Юрий основал небольшую крепость Москву, а сыновей Кучковичей принял в свою дружину. Кучковичи, казалось бы, верно служили Юрию, а впоследствии сыну его — Андрею; но в сердцах своих они таили злобу и месть… Андрей, прозванный Боголюбским, основал на северо-востоке Руси сильное государство. Города Владимир, Суздаль, Ростов, Ярославль, Муром — все земли между Окой и Волгой были под его властью. Но Кучковичам и другим боярам не по нраву пришлась тяжелая рука Андрея…

Ребята между тем обступили бабушку, и она начала рассказывать:

— А они-то, братья Кучковичи, шурьями приходились Ондрею. Их сестра Улита была за ним замужем. Кучковичи и повели меж собой такой разговор: «Князь-то Ондрей приказал нашего братана

, тоже Кучковича, зарубить, значит, и до нас доберется». Анбал, ключник, с вечера пролез в княжьи покои и выкрал меч Ондреев. Ондрей этот меч завсегда на ночь возле своей постели клал. Их, злодеев, было человек, верно, двадцать. Подошли они к этой дверце…

Мы, юные туристы, пройдя под тяжелыми сводами перехода, с невольным трепетом так же подошли к этой самой, маленькой, вросшей в землю железной дверце. В величайшей спешке Лариса Примерная застрочила в своем дневнике.

— …Враги стали стучать. Ондрей изнутри спрашивает: «Кто там?» А какой-то из злодеев говорит: «Это я, Прокопий». А Прокопий был самый верный слуга князя, только злодей Анбал услал Прокопия в ту ночь во Владимир. Ондрей и открыл дверь…

Сторожиха огромным, размером с полено, ключом открыла эту самую, массивную железную дверь. Мы увидели узкую, крутую лестницу с поворотами, с узкими, крошечными оконцами, то справа, то слева. Каменные ступени, исчезавшие в полутьме, вели в верхние покои. Мы стали медленно подниматься по лестнице…

Бабушка продолжала рассказывать, как здесь, на этих ступеньках, и выше, в первой горнице, завязалось страшное побоище двадцати вооруженных против одного безоружного. В тесноте злодеи не могли наброситься на свою жертву все вместе. Андрею удалось выхватить меч у одного из убийц и тяжело его ранить.

Но враги перебили Андрею руку, перебили ногу, ударили мечом по голове. Он упал, потеряв сознание. Враги сочли его мертвым, спустились во двор. Андрей между тем очнулся, пополз вниз по лестнице и спрятался в небольшой нише стены…

Сторожиха показала нам эту историческую нишу. Мы увидели засохший березовый веник, прислоненный к задней стенке ниши.

— Никак не успеваю записывать, — простонала Лариса Примерная.

— И не записывай! — огрызнулся на нее Миша. — Только слушать мешаешь.

Враги, видимо желая ограбить, вторично поднялись по лестнице и, не найдя трупа Андрея, испугались. При свете факелов по кровавым следам обнаружили они в нише раненого, выволокли его во двор и там добили. Тело несчастного шесть дней пролежало в огороде, пока его не похоронили.

Владимирские горожане жестоко расправились с убийцами: они поймали их, связали, положили в просмоленные гробы и бросили в озеро, которое называется поэтому Плавучим. А княгиню Улиту, подозреваемую в соучастии, утопили в другом озере. И с тех пор то озеро называется Поганым.

Бабушка так картинно рассказывала, с такой уверенностью водила нас по всем тем закоулкам, где шел смертный бой, точно жуткое убийство произошло не в 1174 году, а совсем недавно, и она сама видела обезображенный труп Андрея и хоронила его.

Мы притихли, подавленные этим рассказом, и направились смотреть две низкие полутемные, холодные и такие неуютные горницы дворцовых сеней со сводчатыми расписными потолками, с толстыми, чуть ли не метровой толщины, такими же расписными стенами, увидели замурованную дверь, которая когда-то вела в исчезнувший дворец Андрея. Потом мы вновь спустились во двор. Хватит с нас этих ужасов!..

Бабушка нам показала, где несколько лет назад велись раскопки.

Возле древней стены увидели мы траншеи глубиной свыше двух метров. На дне траншеи различались каменные плиты — мостовая двенадцатого века.

Сейчас и сени и башня перехода как бы вросли в землю. Чтобы войти внутрь, мы спустились на две ступеньки вниз. А раньше какими они казались высокими! Тут, несомненно, стояло ныне не существующее крыльцо. Конечно, оно было резное, из того же белого камня, с острым чешуйчатым деревянным верхом… А равнодушные к старине монахи, когда крыльцо начало разрушаться от времени, не стали его подновлять, а безжалостно снесли, так же как снесли сам дворец…

Бабушка, видя, что мы ее внимательно слушаем, вошла во вкус и принялась рассказывать о раскопках.

— Тут копали студенты и нашли разные железки, бусины, черепки, монеты и костяное шило.

— Это не шило, это чтобы писать на бересте! — воскликнул Миша.

Спросили мы бабушку о березовых книгах и о берестяных свитках, скатанных в трубочки.

Наш вопрос нисколько ее не удивил. Она тут же начала рассказывать, что произошло на Руси после убийства Андрея Боголюбского. Два года во владимирской земле была великая смута. Рязанские князья, воспользовавшись беспорядками, напали на Владимир, забрали разные драгоценности, в том числе и книги, и увезли к себе. Но потом, когда великокняжеский престол занял младший брат Андрея — Всеволод Большое Гнездо, — он заставил рязанцев вернуть все эти драгоценности. Но какие там были книги, березовые или другие, — этого бабушка не запомнила.

— А то костяное шило где? — спросил Гриша.

Бабушка ответила, что шило взял начальник над раскопками, Аркадий Данилович Курганов. Он сейчас в Суздале живет, только вы от него все равно никакого толку не добьетесь. Он-то, Аркадий Данилович, ведь совсем глухой.

Бабушка призналась, откуда у нее такие богатейшие сведения из русской истории и откуда она знает такие подробности убийства Андрея Боголюбского: тот же Курганов много раз привозил сюда экскурсантов из Владимира, из Москвы и даже из Америки, и она всегда с большим интересом слушала его рассказы.

Лариса Примерная, потерявшая было надежду что-либо занести в свой дневник, тотчас же записала фамилию Курганова.

— Нашел! — раздался гулкий крик откуда-то снизу. Мы все бросились бежать. Я почувствовал, как у меня екнуло сердце.

Траншея раскопок заворачивала за угол. Там под башней виднелась черная дыра. Оттуда-то и вылезал сейчас Миша.

— Смотрите! — победно закричал он и протянул нам снизу большой, свернутый спиралью бараний рог.

Николай Викторович засмеялся:

— Ну вот, барана зарезали, из головы холодец сварили, а рог бросили.

— Я рог нашел на каменном полу двенадцатого века, значит… — не задумываясь, воскликнул Миша, — значит, э-э-э, это первый экспонат нашего музея!

— Так весь поход и потащишь? — усмехнулась Лариса Примерная. — Тебе никто помогать не будет.

— Так и потащу! — заупрямился Миша.

На этом мы распрощались со сторожихой. Она показала нам, как пройти к церкви Покрова на Нерли.

Глава седьмая

ДВЕ ЭПОХИ

Уже солнце клонилось к закату. Мы двигались цепочкой один за другим. Кроме одеяла, белья, чего-нибудь теплого и других личных вещей, мы несли за спиной трехдневный запас продуктов — консервные банки, крупу, сахар, компот, хлеб. В руках у нас были свернутые в чехлы восемь палаток да еще три громадных кастрюли, четыре ведра, сумка с медикаментами, топоры, саперные лопатки. За плечами я ощущал весьма и весьма солидную тяжесть.

И все-таки… И все-таки, несмотря на впивающиеся в плечи лямки рюкзака, до чего же мне было хорошо и легко на душе! О Москве не хотелось и думать.

Возле станции мы перешли рельсы и зашагали по маленькой тропинке через нескошенный луг. Слева виднелись два моста — один шоссейный, другой железнодорожный. Там текла невидимая Нерль, впадавшая где-то недалеко в Клязьму. Качались от ветра колокольчики, ромашки, розовые луговые васильки, желтые бубенчики. Бабочки летали с цветка на цветок.

Стрижи носились высоко в небе. Животворящий воздух, насыщенный запахами травы и цветов, свободно входил в легкие…

Мы двигались один за другим. У девочек на головах были шапочки и косынки, у мальчиков — панамки и бумажные колпаки. Никто из нас не говорил ни слова — все понимали важность этого часа: началось наше странствие пешком.