Великие зодчие Санкт-Петербурга. Трезини. Растрелли. Росси - Юрий Максимилианович Овсянников

зеленых шинелях. Семеновский — в синих. Гренадеры в кожаных, похожих на древние шлемы шапках с большим металлическим гербом спереди. Перед каждым батальоном свои музыканты — гобоисты и флейтисты. У иордани стояли в праздничных, шитых серебром и золотом одеждах многочисленные служители Церкви. Наконец появлялся Петр с Екатериной в окружении свиты. И начиналась торжественная церемония водосвятия…

Любимые гвардейские полки — главная опора и сила государя. Они — его глаза, уши и твердая рука. Бравым преображенцам и семеновцам доверяет Петр расследование важнейших антиправительственных дел, ревизию переписи мужского населения, взимание налогов, даже наблюдение за действиями сенаторов.

Свидетельствует французский посланник в России: «…царь неоднократно выражал гвардейским офицерам исключительное доверие и поручал комиссии из них важнейшие государственные дела. Удивительно видеть, что члены Сената встают со своих мест перед поручиком и относятся к нему с подобострастием».

Гвардейские полки, приведенные Меншиковым и генералом Бутурлиным ко дворцу в ночь на 28 января 1725 года, возвели на русский престол первую женщину-императрицу — Екатерину I.

Новая правительница, «походная жена-солдатка» Петра Великого, как назвал ее В. Ключевский, до конца своих дней осталась благодарна верным преображенцам и семеновцам.

Не единожды газета сообщала читателям, что государыня «немалое имеет попечение о воинских делах, и в прочем, что принадлежит к удовольствию полков».

Осознав свою силу, бравые гвардейцы через шестнадцать лет сделают новый переворот — в пользу Елизаветы, дочери Петра. А в июне 1762 года отдадут русский трон немецкой принцессе, будущей Екатерине II. Наконец, в мартовскую ночь 1801 года гвардейские офицеры убьют императора Павла Петровича…

Впрочем, судя по уцелевшим документам, Доминико Трезини политикой не интересовался. Его никогда не привлекали заговоры людей, мечтавших достичь вершин могущества. Ему были безразличны хитросплетения интриг тех, кто мечтал удержаться на этих вершинах. Интерес представляло только дело: архитекторская работа.

Трезини был свидетелем, как перед фахверковым зданием Юстиц-коллегии на Троицкой площади еще в июле 1721 года повесили сибирского губернатора Матвея Гагарина. Первым обвинил его в казнокрадстве в 1714 году главный государственный доноситель — обер-фискал Алексей Нестеров. А в декабре 1722 года казнили самого Нестерова. Тогда же лишили всего состояния и сослали в Сибирь вице-президента Коллегии иностранных дел барона Петра Шафирова. Неоднократно ходил в синяках после царской дубинки сам светлейший князь Александр Меншиков. И тогда особенно ясно становилось, что богатство, чины, положение — достоинство временное, неустойчивое. А вот строения, которые он, Трезини, возводит, — вечны. И далекие потомки будут чаще вспоминать о тех десятилетиях не по действиям вельмож и власть имущих, а благодаря уцелевшим величественным памятникам, по чудо-городу, поднявшемуся на топких берегах Невы. И он, Трезини, отдал свои силы и почти всю свою жизнь, чтобы это чудо свершилось.

Сейчас архитектор был радостен и горд. Новый Зимний дворец стал не только частью Петербурга, а его украшением. Причем одним из лучших. С его появлением четче определилось лицо города. Его главная площадь — Стрелка, обращенная на восток, на невский простор. Справа — горизонталь Зимнего дворца. Слева такая же горизонталь крепости. А на востоке, у изгиба реки, вытянутый прямоугольник Госпиталя. Он как бы замыкает панораму. Вокруг этих главенствующих строений — дворцы, дома, различные здания, Город Санкт-Петербург.

Не будем скрывать, что появилась и чисто житейская причина для радости. Задабривая верных слуг покойного мужа, Екатерина не забыла и царского кума — архитектора Трезини. Поводом для императорского благодеяния послужило доношение Ульяна Синявина:

«Высокоучрежденному Правительствующему Сенату Канцелярия от строений доносит, а о чем тому следуют пункты.

1. В оной Канцелярии иноземцы архитекты и мастера требуют прибавочного жалованья и об отпуске в отечество их; також и русские архитекты и подмастерья по удостоинствам архитектов иноземцев об определении им жалованья, а Канцелярия от строений оного без повелительного указа из Высокоправительствующего Сената учинить не может, а кто оные имяны и которых иноземцев мастеров по рассмотрению Канцелярии от строений надлежит отпустить от службы… при сем доношении сообщен реестр со мнением Канцелярии…

Сентября 29 дня 1725 года У. Синявин».

РЕЕСТР

…Андрей Трезин которому дается жалованья в год по 1000 рублев. Бьет челом, что служит он с 1703 года у строения Санкт-Питербургской фортификации и протчих многих работ, несколько учеников русских обучил, кои у строения обретаются действительно и иные произошли архитектами, и вновь еще обучает, а жалованьем определенным ему, пробавление с домашними своими в пищах и одеждах имеет с нуждою, к тому же необходимая нужда лошадей содержать для дальних положенных на него работ… И просит о награждение прибавочного жалованья, дабы получа Ея Императорского Величества высокую милость, врученное дело мог исполнять со всякою ревностью и прилежанием беспечально.

А по мнению Канцелярии от строений.

Оному архитектору Трезину за долговременную службу и за многие труды при строении Санкт-Питербургской фортификации, и на Васильевском острову, и в протчих местах, и за обучение учеников надлежит определить жалованья с прежним его окладом по тысяче по семисот рублев на год.

Сенат заседает в новопостроенном Зимнем дворце. И решающий голос у светлейшего князя Александра Даниловича Меншикова, «патрона и благодетеля» архитектора. Поэтому уже через пять дней следует решение: «По указу Ея Императорского Величества Правительствующий Сенат приказали по доношению и мнению Канцелярии от строений жалованья с прежним их оклады давать в год, а именно архитектам Андрею Трезину, Гайтану Киавери по тысяче по пяти сот рублев…»

Наконец-то долгожданная и столь надобная прибавка. Чтобы получить ее, понадобилась смерть человека, которому служил не за страх, а за совесть двадцать с лишним лет.

Говорят, что беда никогда не приходит одна. Но порой такое случается и с радостью. Прошло три месяца, и вдруг новая милость императрицы (а может, Александра Даниловича Меншикова): зодчему присвоено высокое воинское звание. Точно стремятся умилостивить перед новым заказом. Правда, канцелярские служители не любят утруждать себя спешкой. О решении государыни его извещают только 28 февраля 1726 года: «Генваря 1 дня пожаловала архитекта цивилии и милитарии Андрея Трезина за его труд и прилежность в полковники фортификации в ранге инженер-полковника…» По табели о рангах, установленной Петром, это соответствовало VI классу и давало право на титул «ваше высокоблагородие» и российское потомственное дворянство.

Теперь наконец-то Трезини получает мундир. Красный кафтан без лацканов, с красным воротником и такого же цвета высокими обшлагами. Красные штаны. Черная пуховая шляпа с золотым галуном. Белые шелковые чулки и черные тупоносые башмаки. Или высокие сапоги с раструбами и шпорами. И обязательно шпага. Трезини горд. Мундир — желанное для многих свидетельство принадлежности к правящему классу. Признание заслуг, которого с надеждой ожидал долгие годы. Великая радость, но все окрашено горечью тайного разочарования. Трезини имеет полное право сказать о себе слова, которые через сорок лет запишет другой итальянский зодчий — Ф. Б. Растрелли, проработавший в России