Белокурые бестии - Маруся Климова

Прикинь, Светик, — говорил ему Кирюша, когда они первое время вместе оттягивались, — три тысячи баков, это же конкретно! Вообще, когда ты их получишь, у нас все будет реально!

Светик к нему очень хорошо относился, причем безо всяких задних мыслей, совершенно искренне, и думал, что Кирюша тоже к нему так же относится, что его интересует сам Светик, а не его бабки.

Еще в Тамбове Светик познакомился с одной бабой, они с ней очень подружились, такая конкретная баба, которая держала магазин народных промыслов, у нее продавались разные брошки, ложки расписные, сарафаны с вышивкой, она все это продавала еще и за границу, и в Тамбове у нее клиенты были в основном местные новые. Светик решил ее познакомить со своим другом Джерри, у которого тоже свой магазин при гостинице «Европейская», где он тоже продает народные изделия. Она Светика первым делом спросила:

А как ваше отчество?

Он ей ответил:

Александрович. Святослав Александрович Лемешев.

А как девичья фамилия вашей мамы?

Тут Светик возьми да и скажи:

Кацман.

Она сразу вся так приободрилась и говорит:

А моя настоящая фамилия Шнейдерман! И зовут меня Сара!

Хотя обычно она всем говорит, что ее зовут Екатерина Сердюкова, потому что у них в Тамбове свирепствуют местные националисты, недаром ведь этот город считается одним из центров РНЕ. Так что она очень обрадовалась, что нашла в Тамбове соотечественника, да и вообще, она Светика полюбила. Ее в своей «статье» Светик почти не тронул, просто написал, что она собирается эмигрировать в Израиль.

А ведь сперва, до телевизора, вообще все было хорошо, все вокруг Светика прыгали, прогибались перед ним и угождали, охранники бегали ему за пивом, причем даже не требовали, чтобы он им деньги возвращал. Он уже тогда созвонился с известным фотографом из журнала «Вог», который собирался приехать в Тамбов на фотосессию, и там сфотографировать звезду отечественной арт-критики, Святослава Лемешева, в окружении его охранников в обнимку с самым главным Костиком. И про банк из Лондона Светик им тоже так, между делом, намекнул. Ну вот они все этого и ждали, ждали-ждали, а потом не выдержали и спиздили у Светика из квартиры телевизор. Хозяева же стали требовать, чтобы он отдал им двенадцать тысяч рублей, иначе они грозились написать на него заявление в милицию. Короче, он попал в серьезный бидон. Светик хотел, было, уехать, но его посадили под домашний арест, а все пятеро охранников постоянно крутились вокруг, контролировали буквально каждый его шаг, даже в туалет он не мог самостоятельно отлучиться, а если они все куда-нибудь выходили, его на время даже к батарее приковывали, в общем, полный пиздец.

Этих охранников Светик изобразил жизнерадостными пидорами, особенно одного, члена местного РНЕ, который его утюгом пытал, потому что он, и в самом деле, говорил таким мяукающим голосом, как кастрат, а в «статье» у Светика, он разве что не пел, и все время предлагал Светику попытать его утюгом, потому что он без этого никак кончить не мог, а специальных клубов для таких, как он, где бы он и его товарищи могли всласть оттянуться, в Тамбове, естественно, не было.

Все кругом постоянно требовали от Светика денег, ведь он же сам натрепал, что скоро из Лондона ему переведут крупную сумму, и теперь пришло время расплачиваться и за прогулки на катере, и за квартиру, и за телевизор, и за пиво. Понятное дело, что теперь Светику захотелось обратно в Питер. А Костик тем временем решил устроить банкет в честь гостя из культурной столицы России, и на этот банкет собрались все руководители местной администрации, финансовые воротилы, короче, авторитеты. И когда все уже достаточно выпили, они стали вставать и произносить речи, какие-то совершенно бессмысленные выступления, то есть целью каждого было похвастаться перед столичным гостем и привлечь к своей персоне его внимание.

Встает, к примеру, директор местного банка и говорит:

Я хочу рассказать вам о своем сыне. Он, вообще-то, сейчас учится в Гарварде, и уже добился значительных успехов в изучении генетики, но скоро собирается приехать к нам, хотя бы ненадолго. Так вот сегодня он мне звонил и передавал огромный привет Святославу, кажется, у них даже нашлись общие знакомые… — И выпивает за здоровье Светика.

Потом встает глава местного универмага и лепит:

А моя дочь сейчас организует конгресс молодых славистов в Париже. И она была бы счастлива видеть у себя Святослава, она, кажется, уже выслала ему приглашение по дипломатической почте. Надеюсь, Святослав, мы с вами надолго останемся добрыми друзьями, и вы, даже после возвращения в родной город, нас не забудете…

А потом встает уже человек, который вообще контролирует всю местную проституцию, и заявляет:

А вот мой сын вообще мечтает с вами познакомиться, он уже сегодня утром вылетел из Нью-Йорка и спешит на нашу встречу. Надеюсь… — и он смотрит на свои часы, роскошный «Роллекс» — надеюсь, он скоро появится здесь. Он специальный корреспондент газеты «Нью-Йорк Таймс» и хочет сделать репортаж о поездке Святослава в наш город.

И так по очереди все встают, и каждый рассказывает такую основательную историю про своего сына или дочь, просто сами-то они уже такие солидные папики, а их дети по возрасту, да и по интересам, как им казалось, способны были больше заинтересовать Светика.

А тем временем очередь постепенно дошла до отца Костика, который тоже сидел рядом со Светиком и своим сыном, и все выпивал и выпивал при провозглашении очередного тоста. И он тем временем основательно набрался, и, когда до него дошла очередь, встал, поднял бокал и сказал:

А мой сын — алкоголик, наркоман, гомосексуалист, вор и извращенец. Но именно он пригласил в наш город Святослава, поэтому давайте выпьем за его здоровье!

И все так немного передернулись, но выпили, потому что не могли же они отказаться. А Костик, хоть и напился, но все равно глаз не спускал со Светика, и у дверей дежурили два здоровенных охранника, так что Светик даже и в туалет не мог выйти без сопровождения.

Светик этот банкет в своей «статье» тоже подробно описал, добавив от себя еще кое-какие подробности, которые ему Костик по секрету про каждого участника банкета сообщил. Например, что его собственный папаша, который так гордился своим сыном-педерастом, утащил с кладбища небольшую, но все равно достаточно увесистую могильную плиту, на которой было написано: «Иван Петрович Сидоров. 1900–1990. Покойся с миром, милый дедушка.». На ночь он поверх одеяла клал ее на себя и без этого просто не мог заснуть, и это, действительно, было так, потому что его сынок Костик сам рассказал об этом Светику, и Светик, кстати, не забыл на этот свой источник информации указать в «статье», пусть он с ним разбирается, если это неправда, потому что профессиональная совесть журналиста и глубокое уважение к скромным труженикам Тамбова не позволяли ему брать факты с потолка, а то бы он так всех обосрал, что эта могильная плита показалась бы им просто обычным пуховым одеялом, невинным свадебным подарком новобрачным от доброго дедушки, Ивана Петровича Сидорова.

Ну а директор банка, добрейшей души человек, который тоже очень гордился успехами своего сына, который обучался в Гарварде, видимо, ради будущего своего любимого чада был вынужден экономить буквально на всем, поэтому он и жил в огромном трехэтажном деревянном доме на берегу реки, очень запущенном и заброшенном, а маму свою держал в подвале, то есть она сама там жила, ради внука, и ей там было очень хорошо, потому что он ее не забывал и как заботливый сын два раза в день приносил ей туда овсяную кашу в алюминиевой миске, овсяная каша очень полезна для здоровья, и его мама очень ее любила — этот факт Светик тоже мог документально подтвердить, он слышал, как его новые друзья, тщательно охранявшие его покой, с нескрываемым восхищением и пониманием обсуждали альтруизм тамбовского банкира и сочувствовали его материальным проблемам.

Далее в «статье» приводилось еще несколько фактов подобного рода, и всякий раз Светик указывал на источник, откуда им были почерпнуты сведения из жизни самых влиятельных людей Тамбова, главным образом, таким «источником» были непринужденно болтавшие в соседней комнате его заботливые друзья, причем и Марусю он уверял, что все это чистая правда, и он не добавил от себя ни слова. В заключение же Светик писал, что, несмотря ни на что, пребывание в Тамбове оставило у него самые приятные и светлые воспоминания, и он никогда не забудет тот радушный прием, который ему оказали местные жители…

Но однажды Светику как-то все-таки удалось уговорить одного из этих охранников, Геночку, он оказался очень интеллигентным юношей, не таким жлобом, как все эти остальные, и они с ним ночью убежали и спрятались на одной местной туристической базе. Геночка заплатил свои деньги за комнату, и они там с ним жили. Светик даже побрился наголо, чтобы его не узнали, потому что, оказалось, у этого Костика всюду были агенты, по всему Тамбову, и он его отслеживал. Однажды Светик шел по улице, и вдруг видит — прямо навстречу ему бежит этот самый Костик, Светик испугался, а тот мимо пробежал и его не узнал, потому что он сильно изменился за это время. Кроме того, что он побрился, он еще очень сильно похудел, потому что жрать там было нечего. У Светика вообще лицо — как белый лист бумаги, что на нем нарисуешь, то и будет, жаль, что он местного мэра очень плохо знал, никогда не видел, а то он бы в него на время перевоплотился.