Сын повелителя сирот - Адам Джонсон

– Он не призна`ется, – твердил Серж. – Неважно, сколько электричества мы запустим в мозги этого придурка, он не призна`ется. И почему Дук Дан не пишет? Черкнул бы несколько слов своим старым товарищам из «Пуб Ёк», – впервые взглянул на меня Серж.

Я прикурил сигарету и протянул ему.

– Обещай мне, что когда окажешься на пляже в Вонсане, ни за что не будешь вспоминать это место, – попросил я. – И не позволяй ни одному субъекту влезать тебе в голову. Ты меня этому учил. Помнишь, каким неопытным я был?

Мимолетная улыбка промелькнула на лице Сержа.

– Таким ты и остался, – ответил он.

Я похлопал его по плечу и изобразил, будто бью кулаком по металлической раме двери.

Серж покачал головой и засмеялся.

– Мы достанем этого парня, – сказал я и ушел прочь.

Не поверите, как быстро я могу пробежать пару лестничных маршей!

– Га все еще в игре, – сказал я, врываясь в комнату, где лежал Командир Га в окружении нашей команды. Ребята докуривали только по второй сигарете. Все подняли глаза.

– Они ничего не узнали, – сказал я им, – теперь он наш.

Мы посмотрели на открытый рот Командира Га со свисавший нижней челюстью, такой же полезный, как китайская слива.

К черту экономию, в честь такого события Леонардо закурил третью сигарету.

– Он придет в себя только через несколько дней, – уточнил он, – если, конечно, не возникнет проблем с памятью. А пока нам надо идти в поля, обыскать дом актрисы. Посмотрим, что нам удастся раскопать.

– Субъект отреагировал на фигуру матери в условиях плена. Сможем ли мы каким-то образом заполучить для допроса женщину постарше, возраста Монгнан, которая сможет достучаться до него? – спросила Кью-Ки.

– Монгнан, – отозвался Га, тараща глаза в пространство перед собой.

Я покачал головой. Нет, такого животного не существовало в природе.

Мы и впрямь сильно проигрывали без женщин-следователей. Пионером в этой области был Вьетнам, ориентировавшийся на достижения такого передовика, как Йемен. Тамильские Тигры в Шри-Ланке использовали женщин исключительно в этих целях.

– А почему бы не доставить сюда Монгнан, не поставить тут еще одну кровать и не понаблюдать их с недельку? Спорим, все выплывет наружу, – включился в разговор Чу Чак.

Казалось, Командир Га только сейчас заметил нас.

– Монгнан мертва, – произнес он.

– Вздор, – возразили мы ему. – Нечего беспокоиться, с ней, наверняка, все в порядке.

– Нет, – упорствовал он. – Я видел ее имя.

– Где? – спросили мы.

– В главном компьютере.

Мы сидели вокруг Командира Га, словно одна семья. Нам нельзя было ему рассказывать, но мы все же это сделали.

– Главного компьютера не существует, – объяснили мы. – Это наша байка, придуманная для того, чтобы вытягивать из людей важную информацию. Людям говорят, что компьютер фиксирует местоположение каждого человека в Корее, Северной и Южной, а в качестве вознаграждения за информацию им разрешат занести в него список людей, которых они хотят разыскать. Вы понимаете нас, Командир Га? В компьютере нет никаких адресов. Там просто сохранены имена, чтобы мы могли знать всех, с кем общаются субъекты, и затем арестовывать их.

Похоже, что-то становилось понятным, будто Га начал понемногу приходить в себя.

– Мой вопрос, – вспомнил он.

О, да, мы должны были ответить на его вопрос.

В Академии была старая поговорка о терапии электричеством: «Напряжение закрывает чердак, но открывает подвал». Это означало, что терапия ведет к нарушению кратковременной памяти субъекта, но глубоко запавшие в память впечатления остаются нетронутыми, и к ним удивительно легко можно получить доступ. Поэтому если Га будет достаточно ясно изъясняться, у нас будет шанс. Мы воспользуемся теми сведениями, которые нам удастся добыть.

– Расскажите нам о своих давних воспоминаниях, – попросили мы, – тогда мы ответим на ваш вопрос.

Га начал рассказывать так, словно ему сделали лоботомию, ничего не обдумывая, не вдумываясь в то, что он говорит. Голос его был безжизненным, говорил он, будто повторяя вызубренные слова:

– Я был маленьким, – начал он. – Пошел гулять и заблудился. Мои родители замечтались и не заметили, как я ушел. Они пошли меня искать, но было поздно – я забрел слишком далеко. Поднялся холодный ветер и просвистел: «Иди, малыш, поспи в моих плавающих белых простынях», и я подумал, что замерзну и умру. Я побежал, пытаясь улизнуть от ветра, а шахта прошептала мне: «Иди, спрячься в моих глубинах», и тогда я подумал, что упаду и умру. Я побежал в поля, куда свозили отбросы, и где оставляли больных. Там мне явился призрак и сказал: «Позволь мне войти в тебя, и я согрею тебя изнутри», и я подумал, что у меня поднимется жар, и я умру. Потом появился медведь и зарычал что-то, но я не понимал его языка. Я побежал в лес, медведь за мной, и я подумал, что он меня сожрет, и я умру. Медведь схватил меня и поднес близко к своей морде. Большими когтями он расчесал мне волосы, обмакнул лапу в мед и поднес свои когти к моим губам, а затем произнес: «Ты научишься говорить по-медвежьи, станешь совсем как медведь и будешь в безопасности».

Эту сказку, в которой медведь является олицетворением вечной любви Ким Чен Ира, рассказывают всем сиротам. Итак, Командир Га был сиротой. Мы понимающе покачали головами, и мурашки пробежали по нашим спинам от того, как он рассказывал эту историю – будто она произошла лично с ним, а не с вымышленным персонажем, о котором он слышал в детстве, будто сам он чуть не умер от холода, голода, жара, будто сам чуть не свалился в шахту, будто и вправду он слизывал мед с когтей Великого Руководителя. Но такова уж всеохватывающая мощь сказочного повествования.

– Мой вопрос? – повторил Га.

– Конечно, – согласились мы. – Спрашивайте.

Командир Га указал на банку с персиками, стоявшую на столике:

– Это мои персики? – спросил он. – Или ваши, или товарища Бука?

Внезапно мы затихли и склонились над ним.

– Кто такой товарищ Бук? – спросили мы.

– Товарищ Бук, – сказал Га, глядя каждому из нас в лицо, будто это мы были товарищем Буком. – Прости меня за то, что я сделал с тобой. Мне жаль, что у тебя остался такой шрам.

Взгляд Га блуждал в пространстве, и голова его упала на подушку. Его знобило, но температура у него оказалась нормальной – электричество действительно может нарушить регуляцию температуры. Мы убедились, что все дело было просто в истощении. Чу Чак отвел нас в угол комнаты и зашептал:

– Мне знакомо это имя – товарищ Бук. Я только что видел его в яме на щиколотке одного несчастного, на браслете.

Прикурив сигарету, мы вложили ее в губы Командиру Га и поспешили в подземелье под пыточным комплексом.

Дознаватели ушли, а Командир Га лежал в темноте и курил. В школе боли его учили обретению внутреннего резерва, некоего личного пространства, куда он мог уйти в моменты нестерпимой боли. Болевой резерв следовало окружить границами, заботиться о его благоденствии, сохранять его неприкосновенность и разбираться со всеми, кто попытается туда вторгнуться. Никто не должен знать, каков ваш болевой резерв, даже если выбрать наиболее очевидные, первичные элементы жизни, потому что утрата болевого резерва будет означать потерю всего.

В тюрьме, когда камни разбивали его руки или палкой попадало по шее, он пытался переместиться на палубу «Чонма» и прочувствовать ее тихое покачивание. Когда холод нестерпимой болью сковывал его руки, он пытался погрузиться в песню оперной дивы, проникнуть в сам голос ее. Он пытался завернуться в желтизну платья жены второго помощника капитана или накрыть голову американским стеганым одеялом, но ничто из этого на самом деле не помогало. И лишь посмотрев фильм с участием Сан Мун, он, наконец, обрел свой резерв – Сан Мун спасала его от всего. Когда он киркой долбил смерзшиеся камни, в летящих искрах ему чудилось ее живое присутствие. Когда стена рудной пыли налетала из прохода и душила его кашлем, она возвращала ему дыхание. Когда однажды он наступил в лужу, находящуюся под током, явилась Сан Мун и вновь запустила его сердце.

И именно сегодня, когда старая команда «Пуб Ёк» Подразделения 42 надела на него «Нимб», он вернулся к ней. Еще до того, как они закрутили болты у него на черепе, он мысленно сбежал от них, вернувшись в тот день, когда впервые предстал перед Сан Мун. Он и не думал, что сможет и в самом деле встретиться с ней, пока не окажется за воротами Тюрьмы 33, пока Надзиратель не кликнет охранников, чтобы те открыли ворота, и пока он не выйдет за колючую проволоку и не услышит, как за его спиной, скользя, закрываются ворота. Он был в форме Командира Га и держал коробку с фотографиями, которую дала ему Монгнан. В кармане у него был фотоаппарат, который он берег, и старенький DVD с фильмом «Касабланка». Взяв с собой все это, он дошел по грязи до автомобиля, который доставит его к ней.