Вильгельм Завоеватель - Джорджетт Хейер

Эдгар резко поднялся.

   — Разве нужно меня об этом спрашивать?

Элфрик налил себе ещё вина.

   — Прости меня, но ты так изменился, что у меня поневоле возникли сомнения.

Эдгар удивлённо посмотрел на него:

   — Изменился? Как?

   — Ну... — Элфрик выпил вино и стал крутить в руках чашку. — По правде говоря, ты всё больше походишь на норманна, — резко сказал он.

Эдгар окаменел от неожиданности:

   — На норманна? Я?

   — Ты прожил здесь столько лет... я думаю, это и не могло быть иначе, — как бы оправдываясь, сказал Элфрик.

Эдгар протянул к нему руки:

   — Лик Господень! Взгляни на мою бороду, на этот короткий плащ, над которым все здесь смеются! Неужели тебе кажется, что я норманн?

Элфрик, нахмурившись, посмотрел на него.

   — Дело не в твоей внешности и не в саксонской одежде, — медленно проговорил он, — а в том, что ты клянёшься, как норманн, приветствуешь друзей, как принято лишь в этой стране, хлопаешь в ладоши, чтобы подозвать пажа, разодетого, как принц, и считаешь, что на золотые чаши и солёное мясо не стоит даже обращать внимания. Вот здесь-то и проявляется в тебе норманн.

Эдгар подошёл к столу и, положив свою руку на руку Элфрика, крепко сжал её.

   — Ты не прав. Душой и телом я саксонец. «Tout diz, tout diz![18]»

Элфрик улыбнулся:

   — Да? А на каком это языке ты сказал — на саксонском?

Эдгар выглядел смущённым, и Элфрик продолжал:

   — Ты даже не замечаешь, когда используешь нормандские слова, вот насколько ты привык.

Эдгар покраснел и сдавленным голосом ответил:

   — Если у меня с языка сорвалась пара нормандских слов, это ещё ничего не значит. То, что я сказал, означало «всегда».

Элфрик рассмеялся:

   — Ну, тогда, может, ты отпустишь меня или мои кости обязательно нужно сломать только потому, что ты всё ещё остаёшься саксонцем?

Эдгар отпустил руку Элфрика, но слова друга продолжали мучить его.

   — Вот когда ты увидишь Улнофа, сына Годвина, твоё мнение изменится. Он куда больше стал походить на норманна, чем я, — сказал он.

   — Я видел Хакона там, внизу. А где Улноф?

   — Его здесь нет. Герцог поселил его в Руа. Он живёт там со своей нормандской любовницей и слугами. Я думаю, теперь это его lieslode. — Эдгар поймал себя на том, что снова употребил нормандское слово, и тут же исправил свою ошибку: — Так на нормандском языке называется поместье с правом пожизненного владения.

   — Пожизненного! Ну что же, очень хорошо. Гарольд не хочет больше видеть своего братца в Англии. Пусть Нормандия забирает его себе — он малозначительная фигура.

Элфрик встал и потянулся.

   — Не нравятся мне эти норманны. Они слишком любят показуху. Кто был тот крикун, который вышел с герцогом, а потом вернулся таким важным, будто он самый первый человек в этой стране? Тот, что всё щекотал тебя и без конца шутил, правда я не понял по какому поводу.

   — А, сенешаль Фиц-Осберн, — сообразил Эдгар, — разве я тебя с ним не познакомил?

   — Нет, и у меня, кстати, не было ни малейшего желания жать ему руку, — зевая, ответил Элфрик. — Он один из тех норманнов, кто так нравится нашему королю. Облачился в красное и напялил на себя драгоценности, чтобы ослепить окружающих, вообще вёл себя как настоящий расфуфыренный петух.

Эдгар открыл было рот, чтобы возразить, но тут же одёрнул себя и покрепче сжал губы. Не обращая внимания на молчание своего друга, Элфрик продолжал:

   — Я ненавижу, когда мужчина, как куртизанка, одевается в шелка.

   — Ты осудил его слишком поспешно, — возразил Эдгар. — У Фиц-Осберна благородная душа. И он мой друг.

Он заметил, что Элфрик скептически улыбается:

   — Ну, тогда прошу прощения. Похоже, у тебя много друзей в Руане.

   — Да, и, видимо, ни одному из них не посчастливилось понравиться тебе, — ответил Эдгар.

Элфрик пристально посмотрел на него, и от его взгляда повеяло холодом.

   — Я не хотел обидеть тебя. Возможно, ты привык к этим чужим для нас людям и не замечаешь тех недостатков, которые вижу в них я.

   — Мне известны их недостатки, — ответил Эдгар. — Когда я впервые очутился здесь, то чувствовал себя так же, как и ты. Но ко мне отнеслись по-доброму, и об этом я вряд ли сумею когда-нибудь забыть. — Он взглянул на свечи. — Свечи почти догорели, видимо, уже поздно. Если мы собираемся завтра отправиться в О, то пора идти спать.

Эдгар взял со стола подсвечник и, подхватив Элфрика под руку, направился к выходу.

   — Я провожу тебя, — сказал он, стараясь говорить естественно, без напряжения в голосе. — Завтра, когда мы отправимся в путь, всё будет так же, как в детстве. Помнишь, как однажды мы, взяв лук и стрелы, поехали охотиться на оленей на земле Эдрика Дигера и как нас потом за это отлупили?

   — Как же об этом забудешь! — ответил Элфрик и улыбнулся, вспомнив тот случай. — Нам не повезло, что в тот день мы наткнулись на Эдрика. Сколько лет прошло с тех пор! Эдрика убили во время уэльского похода, Господь, упокой его душу. Сегодня его место занял сын брата.

Эдгар уже собирался выйти из комнаты и взялся рукой за дверной косяк, но при этих словах в изумлении повернулся и спросил:

   — Как это так? Когда я покидал Марвел, у Эдрика уже был сын, и я слышал, что его жена Элгифа снова ждала ребёнка.

   — У них было много детей, но все они родились прокажёнными, — ответил Элфрик. Он вышел из комнаты и ступил на первую ступеньку лестницы. — Я совсем не ориентируюсь в этом огромном дворце, — пожаловался он. — Я буду спать недалеко от тебя?

   — Нет, ты будешь спать в другом помещении, — ответил Эдгар. Он держал свечу так, чтобы слабый свет освещал дорогу. — Эту башню пристроили к основному зданию недавно, всего три года назад. Мне разрешили поселиться здесь, чтобы я мог быть поближе к моему другу Раулю. Это тот человек с весёлыми глазами, которого ты видел в зале. Мы дружим с ним вот уже тринадцать лет. Он должен тебе понравиться, хотя бы ради меня.

   — Надеюсь, что так и будет. Но, думаю, я не задержусь надолго в Нормандии. Вряд ли ярл захочет медлить. Никто не знает, как долго протянет король, и если Гарольда не будет на месте в тот момент, когда он умрёт, то всё может обернуться против ярла... Какая огромная и холодная эта башня! Как ты можешь комфортно чувствовать себя здесь? Она такая же большая, как дворец короля Эдуарда в Торнее, и такая же высокая, как аббатство, которое он там строит.

Эдгар вёл Элфрика вперёд по галерее, потом вверх по ступеням.

   — Отец писал мне о королевском аббатстве. Его уже давно строят.

Он открыл дверь и отошёл, чтобы пропустить своего друга. Комната была освещена только одной свечой, но сонный паж тут же вскочил с соломенной подстилки и зажёг свечи на столе.

   — Если тебе что-нибудь понадобится, скажи мне, а я переведу твою просьбу пажу, — сказал Эдгар.

   — Вряд ли. Единственное, что мне нужно, — это сон. — Он огляделся по сторонам. — Герцог принимает меня с большой помпезностью. Ведь эта комната годится для принца.

Эдгар слегка нахмурился:

   — Ну, если я не ошибаюсь, однажды здесь ночевал принц, это был Роберт Фризский, первый сын графа Болдуина, он приезжал сюда со всеми своими придворными, чтобы присутствовать на свадьбе герцога, — Неожиданно Эдгар усмехнулся: — Скажу тебе, в то время он был буйным малым. Мне иногда кажется, что сын герцога, милорд Роберт, симпатизирует ему. Гилберту де Офею и мне пришлось потрудиться, чтобы уложить его в постель и удержать его там после одного из пиров. Он был так пьян, что его невозможно было усмирить, а он всё нарывался на драку с Мулине ла Маршем и поклялся перерезать ему глотку. Если бы он это сделал, то, пожалуй, все вздохнули бы с облегчением, ну а вот если нет... Мы с Гилбертом все пытались утихомирить его.

Эдгар заметил, что Элфрик улыбается как-то натянуто, и понял, что воспоминания о тех событиях, в которых он сам не принимал участия, вряд ли могли развеселить его. Эдгар взял свечу и сказал:

   — Я оставляю тебя, думаю, ты мечтаешь об отдыхе. — Он на минуту замешкался. — Ты и представить себе не можешь, что для меня значит снова увидеть тебя после стольких лет разлуки, — смущаясь, проговорил он.

   — Для меня это тоже много значит, — сразу ответил Элфрик. — Прошло так много времени, что мы встретились почти как незнакомцы! Ярл Гарольд должен убедить герцога, чтобы тебе было разрешено вернуться с нами в Англию, и мы отучим тебя от всех твоих нормандских привычек.

Чувствуя, что между ним и его другом пролегла настоящая пропасть, Элфрик попытался перекинуть через неё мост:

   — Я часто по тебе скучал; ты действительно должен вернуться вместе с нами.