12 шедевров эротики - Гюстав Флобер

— Не так бы вас всех еще следовало! — со злобой сказала девушка. — Только то вас спасает, что я в деньгах дура и больших сумм воображать не умею.

— Порядочно счистили и без того! Надо иметь совесть.

— Да! Уж о совести только нам с вами считаться… Хорошенькие цацы! нечего сказать!.. Да вот еще разве — даме этой великолепной губернской, тетушке моей новоявленной… Вот фрукт так фрукт! Много я пройдох видала, а эта — всем зверям зверь! Всех вокруг пальца обвела, спутала и в тупик посадила! И как вы ее раздобыли?

— Наше дело.

— А что? Много она с вас слупила?

— Наше дело, — еще холоднее возразила пожилая дама.

Девушка захохотала.

— Доктор тоже этот, которого она привозила… теплый парень! Асимметрию лица у меня какую-то нашел… У самого-то у него теперь асимметрия… только не лица, а карманов!.. Да! А каким это чудом от Либесвортишки свидетельство явилось?!

— Не все ли вам равно?

— А-га! Фальшивое, значит? Подделали? Славно! Ну, не сообразила я тогда… не на десяти бы тысячах мне с вами мириться!

Дама с досадой возразила:

— Ошиблись. Никакой фальши, и никто ничего не подделывал. Самое настоящее свидетельство.

— С неба вам свалилось?

— Не с неба, а с вами же приехало из Петербурга. Такие свидетельства Либесворт выдает всем воспитанницам Прасковьи Семеновны, когда они едут на работу в провинцию… заранее, — чтобы предупредить скандал, если они, вроде вас, вздумают буйствовать… понимаете?

— Ловко! — поразилась Лусьева. — Так всем?

— Всем.

— И «Княжне», и Жозе?

— Всем.

— Ловко… Небось и за это надо платить аспидовы деньги?

— Да, дерет… — с невольным унынием призналась дама.

Лусьева злобно улыбнулась:

— Трещит у Буластихи шкура!..

— А вы не злорадствуйте! Ежели человек в незадачной полосе…

— Чтоб ей, дьяволу, вечно такая полоса шла!..

— Что ругаться? Дело прошлое.

— Уж очень ненавижу! Дрянь я слабодушная! На чистый паспорт и деньги польстилась. Кабы настоящий характер, самой бы лучше пропасть, да и вас всех в Сибирь упечь!

— Уж и в Сибирь! На первый раз — всего только к мировому и сто рублей штрафу.

— Неужели? Ах, скажите, пожалуйста!.. — насмешливо передразнила девушка. — Зачем же вы от ста рублей откупаетесь тысячами?

— Затем, что язык у вас слишком длинен. Сибирь — не страх, а вы могли привести, да уже и привели было в расстройство все дело. Ну и еще раз напоминаю вам, Марья Ивановна: довольно! Поболтали в свое удовольствие, — и будет. Свое выболтали, на замазку рта получили, обеспечены по гроб жизни, — теперь сидите в загранице смирно, тише воды, ниже травы, чтобы о вас ни слуха ни духа. Не то — вас не только что в Вене или где там еще — на дне морском достанем!.. Сами не заметите, как тихой смертью умрете!

— Не коротки ли руки?

— Вас, голубушка, и сейчас очень легко можно бы сплавить, и гораздо это дешевле, чем торговаться с вами и за границу вас отправлять. Только-то боязно, что — кто их знает? Может быть, за вами еще следят… Уголовщина теперь, после вашей огласки, — благодарите своего Бога! — нам не с руки… А то — оно очень просто! Вы это понимаете! Не форсите!

— Я ничего.

— А смеетесь чему?

— Прасковья Семеновна накладет баронессе по первое число!

— В этом не сомневайтесь! Расправа будет по правилу.

— И Анне Тихоновне влетит!

— И Анне Тихоновне.

— Так и надо! Так и надо! Жрите друг друга здесь, волки поганые!

Девушка бешено захохотала и захлопала в ладоши.

— А я в Вену!.. И — черт вас всех тут дери!.. Никого не жаль!.. Вырвалась!.. Сама теперь по себе… Я в Вену, я в Вену, я в Вену!..

Федор Сологуб

Царица поцелуев

Сколь неразумны бывают и легкомысленны женские лукавые желания и к каким приводят они страшным и соблазнительным последствиям, тому примером да послужит предлагаемый рассказ, очень назидательный и совершенно достоверный, о некоторой прекрасной даме, которая пожелала быть царицею поцелуев, и о том, что из этого произошло.

В одном славном и древнем городе жил богатый и старый купец, по имени Бальтасар. Он женился на прекрасной юной девице, — ибо бес, сильный и над молодыми и над старыми, представил ему прелести этой Девицы в столь очаровательном свете, что старик не мог воспротивиться их обаянию.

Женившись, Бальтасар раскаивался не мало, — преклонный возраст не давал ему в полной мере упиться сладостями брачных ночей, а ревность скоро начала мучить его. И не без основания: молодая госпожа Мафальда, — так звали его жену, — скучая скудными ласками престарелого супруга, с вожделением смотрела на юных и красивых. Бальтасару же, по его делам, приходилось отлучаться из дому на целые дни, и только в праздники мог он неотлучно быть с Мафальдою. И потому Бальтасар приставил к ней верную старую женщину Барбару, которая должна была неотступно следовать всегда за его женою.

Скучна стала жизнь молодой и страстной Мафальды: уже не только нельзя было ей поцеловать какого-нибудь красивого юношу, но и украдкою брошенный на кого-нибудь умильный взгляд навлекал на нее суровые укоры и беспощадные наказания от ее мужа: ему обо всем доносила сварливая, злая Барбара.

Однажды в знойный летний день, когда было так жарко, что даже солнце тяжело задремало в небе и не знало потом, куда ему надобно идти, направо или налево, заснула старая Барбара. Молодая Мафальда, сняв с себя лишнюю одежду и оставив себе только то, что совершенно необходимо было бы даже и в раю, села на пороге своей комнаты и печальными глазами смотрела на тенистый сад, высокими окруженный стенами.

Конечно, никого чужого не было в этом саду, да и не могло быть, так как единственная калитка в заборе давно уже была наглухо заколочена и попасть в сад можно было только через дом, — а в дом никого не впускали крепко запертые наружные двери. Никого не видели печальные очи пленной молодой госпожи. Только резкие тени неподвижно лежали на песке расчищенных дорожек, да деревья с блеклою от зноя листвою изнывали в неподвижном безмолвии завороженной своей жизни, да цветы благоухали пряным и раздражающим ароматом.

И вдруг кто-то тихим, но внятным голосом окликнул Мафальду:

— Мафальда, чего же ты хочешь?

Промолчать бы ей, уйти бы ей в комнаты, закреститься бы ей от нечистого наваждения, — нет, Мафальда осталась. Мафальда встрепенулась.

Мафальда с любопытством огляделась кругом. Мафальда лукаво усмехнулась и шепотом спросила:

— Кто там?

И недалеко от нее, в розовых кустах, откуда пахло так томно и нежно, засмеялся кто-то тихо, но таким звонким и сладким смехом, что от непонятной радости замерло сердце Мафальды. Вот, только пошепталась она с лукавым искусителем, и уже подпала под власть его поганых чар.