Уорлегган - Уинстон Грэм

— Вы хотели рассказать, сэр Хью, о новшестве в этой сеялке.

Сэр Хью нетерпеливо хмыкнул и рассказал. Через некоторое время Демельза спросила:

— Помните, когда вы в последний раз заходили, то упоминали Элизабет Полдарк и Джорджа Уорлеггана, будто бы Джордж оказывает ей знаки внимания? Это правда? Почему вы так решили?

Сэр Хью помедлил, положив свою руку поверх её ладоней на ручке сеялки. Его густые брови выгнулись, как мохнатые гусеницы.

— Слухи, и только.

— Что за слухи?

— Я уже вам сказал. А теперь...

— Какие именно слухи, сэр Хью?

— Что он всерьез за ней ухаживает. Не больше, не меньше. Я и впрямь удивлен, что вы этого не слышали. Сплетни — самая приятная тема для разговоров за чаем, в особенности дурные сплетни. Расскажу вам кое-какие, когда придете в субботу.

— Об Элизабет и Джордже?

— Нет, о них я ничего не знаю и не припоминаю, когда я это слышал. Но погодите, есть еще кое-что. В понедельник я ездил в Труро и заказал новые шейные платки, портной по секрету сообщил, что он только что получил от Джорджа заказ на костюм для свадьбы. Сказал, что это еще тайна. Так вот каковы отношения Джорджа с вашей кузиной? Я ничего такого не утверждаю. Либо он собирается сделать всё официально, либо просто держит ее про запас. Ради вас надеюсь, что это первое, для Полдарков будет великолепно породниться с Джорджем Уорлегганом. Хотел бы я, чтобы Конни снова вышла замуж за кого-нибудь вроде него. Нам нужны деньги. Я постоянно ее этим донимаю, а она донимает меня, но я отвечаю, что я не из тех, кто женится. И тогда она тут же говорит, что для постели я гожусь, а разница всего-то в золотом кольце на пальце и службе в церкви, а я в ответ — ага, именно кольцо-то я и не переношу, потому что невозможно заставить жену скакать, как резвую кобылку. Так что же, дорогая, когда вы придете в субботу...

— Простите, сэр Хью, но я не смогу в субботу. Вы...

— Тогда в субботу через неделю. Тот военный сопровождает Конни...

— Простите, сэр Хью.

Он снова нахмурился.

— До чего ж вы дерзкая шалунья, мэм, никакого сладу с вами нет, уж простите за фамильярность. Если бы вы не нравились мне столь сильно, я бы вам этого не спустил.

Он по-прежнему сжимал руку Демельзы.

— Я рада, что так вам нравлюсь, сэр Хью, потому что вы мне тоже нравитесь, мне было бы больно при мысли, что я вас огорчила. Но вы только что сказали, что рассматриваете женщин, как резвых кобыл, которых невозможно заставить скакать, когда вам заблагорассудится. Значит, вы можете простить женщину за то, что она вольна пуститься в галоп, и ни один мужчина не приказывает ей, как это делать или куда направиться. Разве не замечательно иметь исключение из правил? Или все дамы должны делать лишь то, что вы пожелаете, чтобы заслужить ваше одобрение?

Он уставился в вырез ее платья, не желая размышлять над ее аргументами, а лишь созерцать бледную кожу и мягкий изгиб.

— Вот что я вам скажу, мисс, — заявил он. — Через несколько недель будет день моего рождения, мы с Конни подумываем устроить прием и танцы. Всего несколько друзей — может, сорок или пятьдесят. Нас просят об этом то там, то сям, и я сказал Конни, что это неплохая идея, чтобы развеяться в военное время. Мы устроим всё в прекрасном стиле, хотя не как Тревонанс, который предложил поучаствовать. Оркестр? Почему бы нет? Если я напишу официальное приглашение вашему высокомерному мужу, вы оба придете? Этого будет достаточно, а?

Демельза взглянула в его глаза-бусинки, пытаясь прочесть в них скрытую цель приглашения.

— Благодарю, сэр Хью. Вы так любезны. Гораздо любезнее, чем я заслуживаю.

— Вы не можете судить о том, чего заслуживаете, мэм. Предоставьте это мне, и однажды получите всё, чего заслуживаете.

Демельза добралась до дома рано, так что не было необходимости сообщать Россу о том, где она побывала. Она выяснила то, что хотела, но не почувствовала облегчения. Демельза тут же поняла, что не может поделиться новостью с Россом, и чувствовала, что даже намекнуть не может. Как он отреагирует, как поступит — она не имела представления. Знала лишь, что не хочет рассказывать ему и даже не хочет присутствовать в тот момент, когда он это узнает.

Глава четвертая

Шли недели, поля покрылись первыми примулами и пролесками. Доктор, друг Дуайта, уехал, а Дуайт навел справки о том, как поступить корабельным хирургом во флот. Но больше ничего не предпринял, поскольку война уже заканчивалась. Оптимисты оказались правы — Франция терпела поражение. Побежденный австрийцами, которые наконец-то начали шевелиться, генерал Дюмурье вслед за Лафайетом сбежал к врагу. Две трети провинций восстали против Парижа. Вторжение в Голландию провалилось, британцы взяли Пондичерри и Тобаго. На второй год войны Париж был открыт для любой вражеской армии, которая пожелает его взять. Очевидно, на сей раз кто-нибудь это сделает, хотя бы старый герцог Йоркский.

В результате всеобщего душевного подъема цены на медь и олово упали. Хотя и не очень сильно. Успех или крах Уил-Лежер по-прежнему зависел от способности найти средства на продолжение работ, сохранить хрупкое равновесие между прибылью и расходами. Сотню фунтов Хеншоу уже истратили, но пока могли существовать на кредит, выделенный банком Паско. Вереницы мулов отвозили оловянную руду в Труро, где банк выпускал долговые расписки по качеству и стоимости очищенного олова, которое из нее извлекут, на эти деньги и работала шахта.

Большая часть прибыли съедалась на поверхности, где пришлось кое-что переделать для обогащения руды. Пришлось не только нанять больше сортировщиков и просеивателей, но и заменить старых, потому что не все рабочие, привыкшие иметь дело с медью, понимали, как обращаться с оловом. В основном руду посылали на дробилки в Сол.

Второго мая нашли тело Чарли Кемпторна: оно плавало в море в бухте Бассет. Дуайт поехал, чтобы его опознать.

Тело несколько дней провело в воде. Никаких следов насилия, но море его не пощадило. Дуайт некоторое время смотрел на останки человека, которого вылечил от шахтерского туберкулеза — один из немногих его настоящих успехов в лечении.

Предатель, доносчик, жених Розины, изготовитель парусов, отец, разлагающийся безглазый утопленник, теперь уже не такой скорый на фальшивую улыбку — вместо рта зияла темная изъеденная дыра. Хотя Дуайт и был знаком со смертью, все же не мог скрыть отвращения. Чем больше он видел подобное, тем меньше понимал. Мгновенное исчезновение личности, так что не оставалось ничего, вызывающего интереса, разве что у скальпеля хирурга, способного в нем покопаться. Но это не в характере Дуайта. Его волновали лишь живые, даже если они лгали, обманывали и продавали друзей.

Розина Хоблин пришла повидаться с Дуайтом в сторожку. Он избегал ее с той ночи, после драки с Кемпторном.

— Правда ли, сэр, — спросила она, — что Чарли прибило к берегу? Его убили, прежде чем сбросить в воду?

— Насколько я понимаю, нет. Но это возможно. Хотя он и сам мог свалиться в воду.

— Чарли бы не свалился, сэр. Не в его это натуре.

В глубине души Дуайт знал, что она права. Розина хорошо знала своего ухажера.

— Или, может быть, он покончил с собой, сам покончил с жизнью. Вряд ли он был счастлив, что так всё повернулось.

— Как и я, сэр.

— Ты... ты несчастлива из-за него?

Она немедленно покраснела.

— Да, сэр. Хотя не могу точно сказать. Он всегда бы так добр ко мне. Это с одной стороны, а с другой — эта подлость. Мне трудно поверить, что это всё один и тот же человек, и добрый, и Иуда. И я так переживаю из-за его подлости. Словно сама это сделала, словно всё время об этом знала. А я ведь не знала, сэр, не знала ни капельки!

— Конечно, Розина, ты не знала, никто такого и не предполагает.

— Иногда на меня глазеют, будто хотят сказать... Они думают... Ну, если уж ты с кем-то гуляешь...

— Скажи спасибо, что ты не вышла за него замуж. Колено тебя не беспокоит?

— Нет, сэр. Я так признательна. Хотя странно, что вы никогда ко мне не заходите...

Он мог бы быть женат и жить в незнакомом городе, а Росс, возможно, находиться в тюрьме или выслан, так многое висело на волоске, жизни трех, четырех, пяти человек зависели от прихоти судьбы. И эта девушка — в центре событий. Колено Розины. До чего же нелепо. После смерти Фрэнсиса Росс столкнулся с внезапными причудами фортуны, которая словно насмехалась над человеческими потугами и стремлениями. В очередной раз, и теперь самым причудливым образом.

Когда Розина ушла, Дуайт ощутил, что ему срочно необходимо выговориться. Люди обсуждали с ним собственные проблемы, но он не мог дать выход своим чувствам. Энис подавлял свои проблемы, которые лишь разрастались и мучили его.

Он понимал, что должен уехать. Это было необходимо, чтобы восстановить самоуважение. Он ни за что не бросил бы свое дело и лишь с большой неохотой согласился поступить так ради Кэролайн. Всё оказалось не так просто, как он пытался представить, хотя и знал, что не может остаться здесь вместе с воспоминаниями о собственных неудачах.