Зачем мы вернулись, братишка? - Алескендер Рамазанов

Точно не зайдет. А чего стоит тогда? Стоит, со-ит… И мне бы сегодня достоять. Все одно – муторно. День дурной. Вроде не полнолуние. Что-то коротыш афганский зашевелился рано. По нему хоть часы сверяй. Жалко мужика, глаза у него глубокие, синие. И лимита эта, на сносях, тоже не зайдет. Ей только рюмку хеннеси, так здесь и выкинет, не от качества, от цены. А дети у нас будут. Лилька четко обещала: девочка – ей, мальчика нам. Но пока рано. Что-то эта троица мне не нравится. А, вот и Бодя напрягся. Надо было ему в менты идти, от одного вида можно поперхнуться. Так, а вот это клиент. Ну, на пиво потянет. Военный, сразу видно. Подбородок вверх, глаза в кучу, пресс, как кобуру расстегивает, заранее. Интересно, как там у них в казармах по ночам. Как в наших? Или дрочат втихую? А потом засыпают. Нет, настоящие пидоры – это те, кому свобода человеческая поперек горла».

«Магди-и? Куда это ты забился? Вылезай. Ну, побыл «девочкой», подумаешь! Так ведь еще и злорадствовал! Зато все ощущения были твои. Поневоле. Сексуальная субстанция мозга – она, как спрут, куда хочешь достанет. Или для тебя ново, что если член встал – мозг думать перестал. Зато прикоснулся к великой тайне бытия. Убивала примитивная философия юного пидора? Так ведь сущность философии в простоте изложения и понимания. Или наборот: понимания и изложения. Потому лучшие из них – голубые, и педерастов оправдывали, в форме несущественности явления. Это понятно? Нет? Давай применим бритву Оккама: сущность гомосекса для понимания не требует привлечения других сущностей, кроме имеющихся в распоряжении большинства субъектов. Ну, если исключить врожденные уродства и патологии всякие, хирургию. А вот не трахни ты его за стойкой на веки вечные – был бы из парня кандидат в министры экономики или народного образования. У них это получается и на виртуальном уровне, и в жизни. Для них хорошо. А теперь у него в затылке бутылка ирланского виски, а во лбу бокал с ледяным баварским. Это и при жизни вкусно».

«Пиво, с утра! Да еще пару бокалов. Ну, самец замшелый. Глотает, как амброзию. Интересно, отчего у военных всегда шеи краснобурые? Воротники трут или загар? Попадись к такому в лапы, изломал бы, точно…

Так, куда это афганец отгребает? Рано же еще… А черный этот руку в карман сунул, созрел, что ли? Что-то сегодня и бокалы тяжелые. Нет, за любовь можно умереть. Но вместе с любовью! С Антисом – хоть на пла…»

Раскаленная тугая струя газа за сотую долю секунды снесла сентиментально-средневековую мишуру со стенок бара, обнажив серый, истыканный дюбелями бетон. Бармен Сергей, в любви Сириус (такое имя придумал ему Антис), в этот же миг принял в недра черепной коробки толстые осколки бутылочного стекла. Он, разумеется, не успел осознать, что значит легкое жжение сзади и холодок во лбу. Это для живых. Или для тех, кого учат жизни. Пусть и таким образом.

«Слов нет, Макди? Это зря. Должны быть слова. Я тебе одну тайну скажу: действительно в начале было слово. Но какое! Нет, тебе еще рано об этом. А эта тряпица на стене по-прежнему – твой член. Посмотрим, может пригодится, хотя бы для опознания. Но сильно может дело запутать. То ли обрезан, то ли оборван».

Ты дрогнул, проклятый. Ты дразнишь меня из-за стен своей крепости. Трус. Давай, убей меня, если можешь. Вот тут ты и кончился со своей властью. А я – что сделал, того и Бог не может отменить. Сделано. Было.

«А ты язычник, шахид. Усомнился во всемогуществе Создателя? Может. Как во сне – все может! А насчет того, что я труслив, – это правда. Я – то, что есть. И создан из того, что есть. Ну-ка, подумай на досуге, какая она, смелость? Есть ли она? Кого там у вас считают смелым? И убить я тебя не могу. Точно. Нет такой фетвы у несчастного Отца Тьмы. И не я тебя вытащил на свет. Это вам все разрешено. А я свое место знаю. И твое тоже. Давай поживем со смелым парнем. Только, если будет страшно и совестно, так и говори, чтобы не мучаться. Там есть один нюанс, твой новый хозяин двадцать лет против вас воевал. Убивал. Э, не дергайся, на войне же, в этих, «кипящих» бочках. Шучу, в горячих точках. Как? На войне можно, а тебе – нельзя? Логично. Только я еще в этом не разобрался. Логично, но непонятно. Спасибо за вопрос. Да, возможно, и встречались раньше. А вдруг он – это ты, на самом деле? Представляешь, сам в себя бабах! Ту-ту-ту! Противник поражен! Смотри, вон, голова оскаленная, оскальпированная, точно она. Остальное сейчас прирастет, не бойся. Давай споем, перед стартом, почти про то, как на Марсе будут яблони цвести: «И помимо двух еще два сада…»

Обычная нечисть! Нет уже злобы, кого ненавидеть, нежить? И я самозабвенно исторгаю перед мучением жемчуг теплой, вечной мысли. Мой источник орошает меня:

«И помимо двух еще два сада…Темно-зеленые…В них два источника, бьющие водой…В них плоды, и пальмы, и гранаты…»

«В душу и в три погибели! Куда ни зайдешь – голубизна прет. Кольца эти в ушах. Бусина в носу. Точно прыщ гнойный. Эх, пацаны! Если задуматься: кто-то же лепил ваши душонки? Вот сейчас он подаст мне бокал рукой, которой член своего любовника в зад себе пихал? На морде написано. И как ведь смотрит, волчонок. Точно мысли читает. Нормальное пиво. Утро туманное, утро седое. Седое и лысое! И дурманное, точно. Сто грамм с утра – весь день свободен. Надо было, придурку, три года назад уволиться. Сорок пять – ягодка опять. Сорок восемь! Ну и хрен с того? Что их пугает? То, что правду излагаю? Воровал? А как же! Наркотики? Не сомневайтесь! Склонны ли вы обсуждать приказы? Всю жизнь этим занимался, козлы! Всю жизнь прожил как хотел. Ну и не ной, мудак! На каких радостях нажрался вчера? Полсвета обзвонил. Все, пора завязывать. Просто тебе западло работать ради куска хлеба. А надо! Вторая жизнь покатила. А не хочется. Манифест надо сочинить: я, отставной козы барабанщик, не люблю рыбалку, пчел и внуков! А сынок тоже хорош: папенька, вот баба Маня скончалась в дороге, дядя Проня в полгода сгорел, ты подумай насчет квартиры. Не, родной, не угадал. Как преставлюсь, так делите без меня. Гвоздь в голове. Пуля! Надо уходить. Одному пожить. Во, как она, крыша, едет! И стану лет через двадцать старцем. Нет, рано. В шестьдесят восемь – рано. Пока стоит, не стоит в старцы. Верующих обманывать грех. Это даже не обман получается. Интересно, в башке будто ящик чугунный. И что в нем, а? Нет, если личное убрать, то все же как на ладони. Вот как этот хасид. Стоит, качается с пятки на носок. Больной, наверное. Тут половина Москвы двинутая. На хер мне эта вторая кружка? А вот по сути: кабаки ненавижу, карты не люблю, охота-рыбалка – в задницу. Баня? Грешен. Бабы? Никогда не обижал. Точнее, старался не обижать. Потому и страдал, наверное. Красота спасет мир! Вот он, мир: юный педик-бармен, некто в черном, девка на сносях, ха-ха, девка! И увечный, ишь, в берете голубом. Что там у него? Ага, от недобитого афганского народа, так, «рука руку моет», а вот это интересно – «За отвагу» или за «бэзэ»? Похоже, за боевые. Туман какой-то перед глазами. Ну, не будешь коньяк пивом запивать! А-а, зарекалась свинья дерьмо жрать. Надо будет спросить парня, где служил? Или не надо? Так, решаем задачу. Коляски нет. По возрасту в афганцы катит. Чистенький. Выбрит. Черт, словно почувствовал, выпал из зоны видимости. Ладно, спрошу по ходу. Да по первому слову будет ясно. Так, служитель культа нарисовался. Забавно, слева бар, справа гламур, впереди воин увечный. На горизонте – поп. Давай, батя, что запнулся, обходи этого черного, сектант, наверное, бормочет всякое о свидетелях. Иди, отец святой, поговорим лучше о самом дорогом, о жизни, да? Андрон себе в рот ствол сунул, значит, его отпевать нельзя? Это вы же, отцы святые, выдумали? А когда у него на голове полотенце скручивали так, что кожа лопалась, а он кричал все сильнее да сильнее? Не, это вы все сами выдумали: самоубийство – грех. Это вам рабы нужны, пусть и божии. А этот, паралитик: самое дорогое у человека – жизнь. Я бы тебе объяснил, товарищ Островский, что самое дешевое – это она, жизня! Чехова, что ли, не читал? Пришел козел, сожрал цветок, и нет цветка. Одни хлопоты. Бог дал. А кто отнял? Выходит, он и добро, и зло в одном. Святая двоица! Сука, иногда муху труднее прихлопнуть, чем раба божьего. Она ловчее. Но есть же Бог? Есть! Но только не вашего розлива. И ему наплевать на жизнь и смерть. Он чуть больше».

«Ах, Магди, потерпи! Это же просто пьяный бред. Тридцать лет ты барахтался в мозгу этого бродяги и бездельника в погонах. Точно спасал свою жертву. Как барана откармливал. Да он и был бараном. В школе учился плохо, курить-пить начал рано, девственность потерял совсем ребенком, сквернословить стал в бессознательном возрасте. Институт бросил – в армию пошел! Аспирантуру бросил – опять в армию пошел. На Украине колбасы поел чуток и в Афган намылился. И еще раз туда же, когда уж ясно было, чем кончится. Храбрый? Нет, ты знаешь, что он не особо смел. А вот фиолетовый туман в мозгах, да «на миру и смерть красна» – это есть. Унизительно? Для кого как! Зато, Магди, скольких женщин ты перепробовал, да каких, и каким образом! Сколько вина и водки. Сколько адреналина во время пеших переходов и тряски на боевых машинах и вертолетах. Песня. Ради такой стоит вытерпеть миг мучения. Чувствуешь пустоту? Это потому, что ты – не он. У него борщ в голове против твоего консоме. Только не отрицай некоторое родство душ».