Зачем мы вернулись, братишка? - Алескендер Рамазанов

– Скажите, доктор, а он, этот Отец Тьмы? Он действительно есть и может все это проделать?

– Вот тут остановимся, дорогой мой. Я могу освободить ваше подсознание, а что вы видите, по каким дорогам идете, с кем говорите – это для меня недоступно. Во сне – вы царь, верховное божество, и не верьте шарлатанам, которые посулят вам совместную прогулку во сне. Заманчиво, конечно, как вечный двигатель. Да, вот еще что: не делитесь снами. Плохая примета. Там есть уязвимые точки. Люди разные бывают. Пожалуй, мы закончили. Вы не за рулем? Это хорошо. Лучше возьмите такси. Если будет небольшая ломка, то примите пару таблеток анальгина, к утру все пройдет. Это последний сеанс. Думаю, вы вполне здоровы, хе-хе, если можно в наше время говорить о здоровье.

Отогнув тяжелую бордовую портьеру, Николай Сергеевич убедился, что пациент вполне уверенно голосует на краю тротуара, и присел к столу. Мягко замерцал экран. Лицо – гипсовая маска, но речь лилась свободно, страстно, будто жила отдельно, и не нужны гримасы для обертонов. Впрочем, его это давно не удивляло. Вот, положим, гофрирование толстого отдела кишечника при поражении молнией – это куда загадочней, да на все времени не хватит.

«Почему так темно? Ведь свершилось. Значит, правда? Я слышу себя? Три килограмма пластида и стальных шариков обратились в смерч на моем животе, а я размышляю? Интересно, шарики пахли шоколадом, а взрывчатка аптекой. Когда-то в аптеках продавали гематоген. Я долго думал, что это шоколад, а потом сказали – сушеная коровья кровь. Через годы тошнило! Не то! Прямой, как алеф, стою…

Я пред Тобой. Я существую. Мыслю, следовательно, существую.

А не мыслю, так и не существую? Э, лучше скажи: хочу, значит, не умер».

Доктор слушал рассеянно. Он пытался придать стройную форму мысли о том, что в мире, где есть выбор, простить или отомстить, в сущности, нет выбора.

ЧЕЧНЯ ПОД НОВЫЙ ГОД

(вместо эпилога)

«Ан-12» взвихрил мощными винтами колючую снежную пыль, постоял, словно пробуя силу перед дальней дорогой, и после короткого разбега взял курс на Моздок. По знаку борттехника из грузового отсека, забитого разнокалиберными картонными коробками, мы потянулись в крохотную гермокабину. Для одиннадцати человек в зимней одежде пространства здесь явно не хватало. Но упаси Бог остаться в грузовом отсеке! За бортом минус сорок, да и дышать, наверное, захочется.

Вот так с подмосковной Кубинки началась предновогодняя поездка в Чечню группы офицеров штаба округа во главе с первым заместителем командующего МВО генерал-лейтенантом А. Белоусовым. Мне, очевидно из-за уважения к прессе, досталось место у блистера, как и генералу, да еще и рядом с электроплиткой, на которой грелся чайник. Предстояло «три с копейками», как нам сказали, часа полета. Ввиду того, что дорожные разговоры были исключены, гермокабина держит давление, но не звук двигателей, утешением моим стала книжечка «Вертолет в Афганистане», которую я обнаружил в буфетном шкафчике, рядом с нарезным батоном. Да еще осмысление того, как меня угораздило под Новый год лететь туда, откуда можно и не успеть вернуться к бою курантов и бородатой Козе по телевизору. Книга «Вертолет в Афганистане» тоже была кстати. Из Моздока новогодние подарки российским воинам в Чечне, а именно этим грузом был набит под завязку «Ан-12», предстояло доставить вертолетами. С вертолетчиками я всегда крепко дружил и в Афгане, и в Таджикистане. А кто бабушке не внук?

Ох, недаром у правоверных и православных пятница на особом счету. У первых – это день отдохновения и особой молитвы в джума (пятничной) мечети, у вторых – день крестной муки Иисуса Христа. Существует даже такая фобия – боязнь пятницы.

– Есть возможность слетать в Чечню. Округ отправляет новогодние подарки. Недолго. Три дня. Вернетесь вовремя, в субботу велено прибыть на инструктаж в штаб округа, – такова была речь редактора в пятницу.

В приемной заместителя командующего округом я узнал, что семь тонн новогодних подарков собирали всем миром, а симпатичную черепашку в маленьком аквариуме кормят сырым мясом. Ну надо же, а я-то думал, что они травоядные. Земноводное важно восседало на черном камне, как и положено, если обитаешь в присутственном месте.

Мы зашли в назначенное время в генеральский кабинет. Генерал Белоусов поздоровался со всеми за руку, предложил разместиться за длинным столом и, объяснив, как я понял, исключительно для меня цели и задачи поездки, сказал: «Думаю, что остальные технические детали вам вряд ли будут интересны». Это точно – «многия мудрости – многия печали». Однако пришлось просидеть в приемной до конца совещания, поскольку самостоятельно из лабиринта коридоров штаба округа новому человеку выйти трудно.

Я успел сам себе наметить, что взять с собой в дорогу. Тоже ведь без подарков ехать нехорошо. Но кроме трех китов: сала, водки и черного хлеба ничего в голову не лезло. Да, еще теплое белье. Помню я эти юго-восточные «мягкие зимы». На Руси их «сиротскими» называют, а народу мерзнет не меньше, чем на севере.

«В Моздок я больше не ездок». Эта подозрительно-поэтическая фраза всплыла из глубин детской памяти… Спустившись с трапа, я убедился, что в этой «степи моздокской» недаром «замерзал ямщик», и товарищ, слушая его обстоятельное завещание, ничем бедолаге помочь не мог. В Моздоке было так же холодно, как в Кубинке, да еще дул порывистый ветер.

Генерал, выслушав доклады об отсутствии метеоусловий над Ханкалой, нахмурился, приказал быть всем в готовности к возможному вылету, но в конце концов «небесная канцелярия» победила. Нас определили на постой в мотострелковой части, рядом с аэродромом. Я, впрочем, об этом не сильно пожалел. Удалось увидеть, как живет «чеченская учебка». Городок аккуратный, ухоженный, казармы теплые, уютные. Обмундирование на солдатах – новое. Снег на газонах отформован в призмы. А столовая, мест на пятьсот, как будто из учебного фильма управления тыла. Переночевали мы в двухэтажной санчасти, где не было привычного запаха хлорки и лизола. Кроме того, я душевно побеседовал и выпил бутылку водки с двумя земляками-дагестанцами. Оба – военные врачи. Обучают курсантов основам медицинской подготовки. В Чечне это пригодится.

Я дал себе слово, что буду осторожен с упоминанием имен и фамилий людей, с которыми познакомился в Чечне. Не потому, что они были против этого. Просто мне не хочется облегчать работу и без того осведомленным аналитикам международных террористов. «Норд-Ост», конечно, в прошлом. Но в очень близком прошлом, даже по отечественным меркам. Категорически утверждаю: ни один теракт не совершается без тщательной подготовки, в основе которой – разведывательные данные. Другой вопрос, как информация попадает к противнику.

В вертолете «Ми-8», сбитом террористами над Ханкалой 3 сентября 2002 года, среди пассажиров находился мой друг – полковник Станислав Марзоев. Человек, чью отвагу и ум, честь и преданность армии я ставил в пример множество раз, еще с начала восьмидесятых годов в Афгане. Он был заместителем командующего 58-й армии по воспитательной работе. Воевал в Афганистане, принимал непосредственное участие в событиях в Осетии, Ингушетии, Чечне и Дагестане. Полковник Марзоев мог в перспективе оказать немалое влияние на стабилизацию обстановки в регионе. Это не пустые слова, не дань памяти. Моджахеды даром не стреляют.

Морозное утро. Чистое небо. Видимость – «миллион на миллион». Погрузкоманда мигом перебросила часть подарков в «Ми-8», прилетевший из Ханкалы. Мы втиснулись в узкий проход между коробками и скамейкой, и, после того как генерал занял законное место, справа от входа в кабину, вертолет поднялся над Моздоком.

И началось… Я живо вспомнил, что такие ощущения после Афганистана мне испытывать в воздухе не приходилось. Так летали только в районах, где была реальная опасность нарваться на «духовский» зенитный пулемет или «Стингер».

Неслись, казалось, в метре от верхушек черных деревьев над перелесками, прижимаясь к заснеженным полям так, что были видны стебли жухлой травы. Склон холма – рукой подать. Резкий уход влево, затем крен вправо, «горка» над ЛЭП, вниз, еще ЛЭП – вверх и опять бреющий полет над белой равниной, расчерченной штрихами лесополос. Сердце, да и все другое, подкатывало к горлу… Я посмотрел на генерала. Белоусов сидел с полузакрытыми глазами, и мне почудилась на его лице легкая усмешка…

На подлете к Ханкале с хвостовой балки начали срываться слепящие оранжевые шары. Их тепловое излучение, по идее, должно отвлечь на себя инфракрасную головку ПЗРК. Когда-то небо над аэродромами Афганистана было затянуто дымкой от этих бесконечных фейерверков, и на землю медленно ложился белый пепел. Сейчас, видимо, начинка другая – хочется верить, что поможет. Ведь кто-то же проводил эксперименты с этим делом? Будет нам наука продавать «свои перья» третьим странам. Не «Стингеры» теперь у террористов, а «Иглы».