Только представьте… - Сьюзен Филлипс

Чудо и кошмар.

Кит привязала Соблазна к столбу и направилась к кирпичному зданию, размышляя о том, как очистка спасла и одновременно уничтожила Юг. Без очистки рабство исчезло бы просто потому, что стало бы экономически невыгодным. Исчезла бы причина для войны.

Станут ли прядильни таким же несчастьем?

Кейн был не единственным, кто понимал, что означают для Юга собственные прядильные мастерские. Отпадала необходимость экспортировать хлопковые кипы на северо-запад или в Англию. Вскоре примеру Кейна последуют многие. Тогда Юг будет контролировать весь процесс обработки хлопка, начиная с выращивания, сбора, очистки и кончая прядением и ткачеством. Мастерские вернут Югу процветание. Но, подобно очистке, они принесут с собой и перемены, особенно для таких плантаций, как «Райзен глори».

Джим Чайлдз показал ей всю прядильню. Если он и удивлялся, с чего бы это жена нанимателя вздумала внезапно появиться после двухмесячного отсутствия, то не подал виду. Насколько было известно Кит, Кейн никому не сказал, что именно она пыталась сжечь здание. Только Магнус и Софрония, похоже, догадывались, что произошло.

Покинув прядильню, Кит внезапно поняла, что ей хочется увидеть огромные станки за работой. Ждать осталось недолго: прядильня откроется в октябре.

На обратном пути она заметила Кейна, стоявшего рядом с нагруженным хлопком фургоном. Он по своей привычке был обнажен до пояса, грудь блестела от пота. На ее глазах он выхватил у одного из рабочих полный мешок и опорожнил в фургон. Потом снял шляпу и вытер рукой лоб.

Тугие, мощные мускулы перекатывались под кожей. Он всегда был стройным и сильным, а изнурительный труд на плантации и в прядильне еще больше закалил его. Каждая мышца и сухожилие рельефно выделялись на плечах и торсе. Кит ощутила мгновенную слабость, словно на нее надвигался ураган, и поспешно тряхнула головой, чтобы прийти в себя.

Вернувшись в дом, она попыталась занять себя готовкой, несмотря на то что последние дни августа стояла угнетающая жара и на кухне было нечем дышать. К концу дня она успела состряпать черепашье жаркое, кукурузные булочки и пирог с вареньем, но желанного покоя так и не обрела. Поэтому и решила поплавать до ужина в пруду. Уже оседлав Соблазна, она вспомнила, что Кейн работает на поле, через которое ей придется проехать. Он сразу поймет, куда она собралась. Но эта мысль, вместо того чтобы расстроить, воодушевила ее. Она пришпорила Соблазна и отправилась в путь.

Кейн сразу ее увидел и даже поднял руку в насмешливом приветствии. Но не пошел к пруду. Она долго плавала в прохладной воде, нагая и одинокая.

Утром Кит обнаружила, что пришли месячные. К полудню радость по поводу того, что она не беременна, сменилась рвущей тело болью. Так плохо она никогда еще себя не чувствовала.

Сначала она пыталась немного походить, чтобы облегчить боль, но вскоре сдалась: сбросила платье и юбки и легла. Софрония пичкала ее лекарствами, мисс Долли читала из «Секрета счастливой жизни христианина», но лучше Кит не становилось. Наконец она не вынесла и попросила их выйти и дать ей спокойно умереть.

Но и это ей не удалось. Ближе к ужину дверь распахнулась и в комнату, даже не успев переодеться, ворвался Кейн.

– Что это с тобой? Мисс Долли сообщила, что ты больна, но когда я спросил, в чем дело, заморгала глазами, как кролик, и ринулась в свою комнату.

Кит лежала на боку, подтянув колени к подбородку.

– Убирайся!

– Ни за что, пока не объяснишь, в чем дело.

– Ни в чем, – простонала Кит. – Завтра все пройдет. Только уходи!

– Ни за что! В доме тихо, как в похоронной конторе, жена заперлась в спальне, и никто ничего не желает объяснять.

– У меня женские дни, – пробормотала Кит, слишком измученная, чтобы стыдиться. – Просто такого со мной еще не было.

Кейн молча повернулся и вышел.

«Бесчувственный олух!»

Кит судорожно сжала живот и тихо заскулила.

Однако, к ее удивлению, не прошло и получаса, как Кейн явился снова.

– Выпей это, – велел он, поднимая ее и поднося чашку. – Сразу почувствуешь себя лучше.

Кит глотнула и закашлялась.

– Что это?!

– Теплый чай с изрядным количеством рома. Очень успокаивает.

Вкус оказался омерзительным, но легче было выпить, чем затевать спор. Кейн бережно уложил ее. Голова Кит приятно кружилась. До нее донесся запах мыла. Значит, Кейн принял ванну, прежде чем вернуться к ней. Это почему-то ее тронуло.

Кейн откинул простыню. Хорошо, что Кит успела надеть простую сорочку и дорогие панталончики с оборками. Как все предметы ее туалета, эти тоже никак не подходили друг к другу.

– Закрой глаза и предоставь рому делать свое дело, – прошептал он.

Веки и в самом деле налились тяжестью, так что держать глаза открытыми не было никакой возможности. Кит послушалась, а Кейн тем временем стал массировать ей спину. Его руки нежно скользили вдоль позвоночника. Она почти не почувствовала того момента, когда он поднял сорочку и коснулся обнаженной кожи. Ее уже несло по волнам сна. Кит понимала только, что боль постепенно угасает.

Наутро она увидела на прикроватном столике большой букет полевых ромашек, втиснутый в стакан.

Глава 17

Лето сменилось осенью, и атмосфера напряженного ожидания окутала дом и его обитателей. Сбор хлопка начался, и скоро прядильные станки заработают.

Софрония стала просто невыносимой: рычала на всех, огрызалась, и никто не мог ей угодить. Только сознание того, что Кит не делит постель с Кейном, приносило ей некоторое удовлетворение. И дело не в том, что она сама хотела заполучить Кейна: наоборот, давно рассталась с этой мыслью. Просто чувствовала, что, пока Кит держится на расстоянии от Кейна, ей не придется столкнуться с ужасной истиной, признать которую было выше ее сил. Неужели порядочная женщина вроде Кит, вроде ее самой действительно способна получить наслаждение, лежа в постели с мужчиной? Если это так, все ее выстраданные мысли о том, что в жизни важно, а что нет, потеряют смысл.

Софрония понимала, что время работает против нее. Джеймс Спенс донимал ее требованиями принять решение. Он давно просил Софронию стать его любовницей и переехать в уютный домик в Чарлстоне, подальше от злых языков. Софрония же, не привыкшая лениться, теперь то и дело ловила себя на том, что подолгу смотрит в окно на домик надсмотрщика.

Магнус тоже выжидал, чувствуя, что Софрония приближается к некоему поворотному моменту своей жизни. Что же, он готов выдержать удар. Но сколько еще придется терпеть? И как он сможет жить в ладу с собой, если она бросит его ради Джеймса Спенса и его модного красного кабриолета, фосфатного рудника и кожи, белой, как рыбье брюшко?

У Кейна были иные, хотя в чем-то схожие проблемы. Когда хлопок соберут, а станки установят, у него не будет причин целыми днями гнуть спину. Но ему требовалась тяжелая, доводящая до изнеможения работа, чтобы обмануть потребности тела. Никогда еще, с самой зеленой юности, он так долго не обходился без женщины.

По вечерам он возвращался домой к ужину и никак не мог понять, мерещится ему или жена на самом деле намеренно доводит его до безумия. Каждый вечер она появлялась за столом, благоухая жасмином. Прическа соответствовала настроению: иногда волосы были забраны наверх и крошечные локоны обрамляли лицо мягкими черными перышками; в другие дни она следовала строгому испанскому стилю, который идет лишь немногим женщинам, – разделяла волосы на прямой пробор и укладывала на затылке тяжелым узлом, который так и хотелось распустить. Но в любом случае Кейн не мог отвести от нее глаз. Что за жестокая ирония! Он никогда не был верен ни одной женщине и теперь страдал по той, до которой запретил себе дотрагиваться…

Кит была так же несчастна, как и Кейн. Ее тело, пробужденное к страсти, не желало снова засыпать. Странные эротические фантазии одолевали ее. Она нашла книгу стихов Уолта Уитмена, подаренную Кейном несколько лет назад. В то время его смелые строки смущали ее. Теперь же словно обнажили душу. Никогда она не встречала подобной поэзии, наполненной воспламенявшими тело причудливыми образами.

Отлив, порожденный приливом, прилив, порожденный отливом, – любовная плоть в томленье и сладостной боли;Безграничный, прозрачный фонтан любви знойной, огромной,Дрожь исступленья, бело-цветный яростный сок;Новобрачная ночь любви переходит надежно и нежно в рассвет распростертый,Перелившись в желанный покорный день…[11]

Она томилась по ласкам Кейна. Днем подолгу лежала в ванне, а к вечеру одевалась в самые соблазнительные платья. Прежний покрой казался ей слишком скромным, поэтому она углубляла вырезы и срезала пуговицы с лифов, так что теперь декольте открывало грудь едва ли не наполовину. Она надевала яркие бусы, а как-то раз заменила пояс на светло-желтом утреннем платье длинным лоскутом тафты в красно-синюю полосу, напялила пунцовые туфли к оранжевому туалету и, не устояв перед искушением, продела в рукава лимонного цвета ленты. Кит была невыносима. Возмутительна. Очаровательна. Софрония ехидно заметила, что она ведет себя как павлин, распускающий хвост, чтобы привлечь самку.