Красный Ярда - Георгий Гаврилович Шубин

— Я думал, что встречусь здесь с Алексеем. Вдвоем пробираться в Симбирск было бы легче…

— Идти вам пока некуда. Везде белые. Говорят, они уже взяли Самару, Казань, Бугульму, Бугуруслан, Уфу. Пересиди у нас. К этому времени, может, подойдет и Алексей. Ты можешь пока поработать со мной.

Гашека тронула чуткость Якова Федоровича — старик понимал, что чужой человек не пожелает стать дармоедом.

— Умеешь обжигать кирпичи?

— Умею, — ответил Гашек, хотя никогда этим не занимался.

— Будем делать кирпичи и строить школу. Я тебе заплачу, а харчи мои.

Гашек наотрез отказался от платы.

Обжиг кирпичей оказался несложным делом. Гашек легко справлялся с ним. Хозяин и работник вставали рано, по рожку пастуха, завтракали и уходили к кирпичным сараям. Трудились до самого вечера, возвращались в сумерках. В деревне почти никто не видел нового помощника Якова Федоровича.

Эта идиллия продолжалась до тех пор, пока новая власть не заинтересовалась Большой Каменкой.

Однажды в деревню прикатил на рессорной коляске, в сопровождении десяти верховых с карабинами, чиновник из Самары. По его приказу староста собрал всех взрослых мужиков у церкви. Пришел на сходку и старый Дорогойченко.

— Граждане! — обратился приезжий к мужикам. — Правительство Российской Федеративной Демократической Республики приняло решения, касающиеся и вашего села. 8 июня оно издало постановление о денационализации земель и фабрик. Ваше село обязано уплатить контрибуцию за пользование помещичьей землей в сумме 100.000 рублей. Весь хлеб и урожай, собранный с этих земель, находится под правительственным арестом. Если вы не уплатите 100.000 рублей обиженному помещику, весь урожай будет передан ему в качестве компенсации за причиненные ему убытки.

— Снова помещики! — крикнул один мужик.

— Опять за старое, кровопивцы! — поддержал его другой.

— Народную власть не оскорблять! Это наказуется, — предупредил чиновник. — Неужели вы нуждаетесь в нагайке, последнем средстве гражданского самосознания?

— Насчет нагайки вы мастера…

Чиновник вытянул шею, словно выискивая смутьянов, потом приосанился и заговорил:

— Граждане крестьяне! Я вижу, народ у вас при большевиках сильно распустился. Нам известно, что из вашего села вышел один «политический деятель», который перебежал к большевикам, — чиновник намекал на Алексея Дорогойченко, и крестьяне посмотрели на Якова Федоровича. — Большевистскую блажь пора выкинуть из головы. Другое решение правительства РФДР тоже касается вас. Правительство создает сильную армию. Оно призывает молодых людей 1897 и 1898 годов рождения. Ваше село выделит армии тридцать лошадей. И люди, и лошади нужны для народной армии, которая разгромит и немцев, и большевиков. У вас в деревне скрываются дезертиры. Если вы не выдадите их, то вместо них будут призваны все мужчины, родившиеся в 1895 и 1896 годах. Учтите, граждане! Если вы не выполните постановлений правительства в срок, оно пришлет карательный отряд с пушками и казаками, будет всеобщая порка нагайками.

Люди не верили, что беляки заняли всю губернию.

— Душегубцы! Разбойники! — кричали возмущенные мужики. — Не испужаешь!

Чиновник сел в коляску и сказал старосте:

— На все даю неделю. Не ждите экзекуции. Это неприятное зрелище…

— Постараемся, — угрюмо ответил староста.

Коляска помчалась по пыльной дороге, верховые — за ней.

Яков Федорович вернулся домой расстроенный.

— О чем говорил этот приезжий? — спросил Гашек.

— Беда, — вздохнул старик, — снова помещики и казацкая нагайка. — И он пересказал Гашеку речь самарского чиновника.

— Дело худо. Так нам школу не построить, — отозвался писатель и задумался.

Оставаться в мордовской деревне стало так же опасно, как и пробираться к своим. Облава на дезертиров не лучше встречи с чехословацкими патрулями.

— Утром мы расстанемся, Яков Федорович, — твердо сказал Гашек. — Пойду на Симбирск. Иначе меня расстреляют или забреют в «народную армию».

Старик опустил голову и глядел в пол. Потом встрепенулся:

— Хочешь, отвезу тебя к хорошему знакомому, богатому татарину? Власти ему доверяют. Он тебя спрячет и прокормит. Ты не белоручка. Будешь пасти кобылиц и делать кумыс. И к Симбирску поближе.

— Это мне по душе, Яков Федорович.

— Ты правильно решил, — наконец признался старик. — Вчера к нам приходил полицейский и спрашивал, где Алексей. Полицейский, видать, человек порядочный, — шепнул мне, что Алексея схватили в Самаре, избили, отвели к чехам, а те отправили его «поездом смерти». Алексей-то мой, не будь дурак, убежал в Уфе из этого поезда. Теперь скрывается где-то. Свет не без добрых людей, может, и его спасут…

Старый Дорогойченко выехал к татарину еще до зари — в телеге под сеном лежал Гашек.

Глава двадцать седьмая

Для Европы Бугульма — окраина:

Но придется знать ей Бугульму!

Сибгат Хаким

Все лето писатель скитался по заволжским степям — тылам легионеров и народоармейцев — и только осенью, рискуя жизнью, пробрался в Симбирск, освобожденный красноармейцами. Теперь ему, прибывшему «с того берега», предстояло самое трудное: доказать, что он не белый лазутчик, а красный комиссар.

В Симбирске Гашек повстречал Сергея Бирюкова, который служил здесь интендантом. Писатель рассказал Сергею свою историю. Бирюков посоветовал ему идти в Мелекес, в Реввоенсовет Левобережной группы войск. Там формировалась Пятая армия.

Начальник Поарма-5 Иван Чугурин и его заместитель Василий Каюров внимательно выслушали Гашека.

Посовещавшись между собой, Чугурин и Каюров назначили Гашека инструктором в комендатуру города Бугульмы, и дали ему маленький отряд. Едва придя а себя, он поплыл с ним по Волге, а потом — по Каме. Труднее было двигаться по суше. Осенние дожди превратили дороги в месиво, и телеги вязли в грязи. Бойцы, толкая телеги, помогали лошадям. Трудолюбие, выносливость и добродушие молодых красноармейцев восхищали Гашека. Он полюбил этих ребят. Они тоже привязались к нему.

В Бугульму отряд прибыл три дня спустя после ее освобождения. Работы в городе было много. Главная задача — конфискация оружия.

Первые дни Гашек и его бойцы собирали винтовки, пулеметы, патроны и гранаты, разоружали офицеров, дезертиров, чиновников, эсеров и попов. Очистив Бугульму, бойцы Гашека перешли в ее окрестности.

Комендант Широков был доволен новым помощником. Гашек отлично справился со спекулянтом-лавочником, который не желал открывать лавку. Как ни орал, ни угрожал лавочник, Гашек настоял на своем и заставил его подчиниться приказу. Труднее было обуздать командира-анархиста, в подчинении у которого был Тверской пехотный полк, но Гашек и тут не растерялся — привел и его к порядку.

Через Бугульму проходили на фронт части Красной Армии. Комендатура получила задание спешно подготовить помещение для штаба 5-й армии и Петроградского кавалерийского полка.

— Где взять тридцать человек для уборки казарм? — спросил Широков у своих помощников.

— В монастыре, — ответил Гашек. — Монашки бездельничают, судачат и бьют поклоны. Пусть поработают на революцию.

Гашек написал распоряжение игуменье монастыря пресвятой богородицы, предлагая выделить для комендатуры тридцать монахинь.

Посыльный еще не успел вернуться из