Красный Ярда - Георгий Гаврилович Шубин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Шумят фразеры. Шум неугомонный
Из Одбочки несется, как поток,
И корпус погружается в вагоны,
Спешит зачем-то во Владивосток.
Вожди недальновидны и бездарны,
Но корпус обманули без труда.
Ребята, раскусите курс коварный,
Скажите им: «Не едем никуда!»
Ко всем чертям, паны, катитесь сами!
Никто не будет вашим планам рад.
Вы шли не с нами, мы теперь не с вами,
Вы — буржуа; мы — войско баррикад.
Ведут домой нас разные дороги,
Мы — влево, вы же вправо повели,
История ваш путь осудит строго
За то, что вы за нами не пошли.
Был коммунистом полководец Жижка,
Суров к панам и на расправу скор,
При нем была б таким, как Макса, крышка:
Он Одбочку послал бы на костер!
Стихи и статьи Гашека в «Прукопнике» правились читателям. Писатель целыми днями просиживал в редакции, беседовал с товарищами. Всех легионеров волновали события, происходившие в России, и судьбы чехословацкого движения.
Вскоре чешские коммунисты приняли Гашека в коммунистическую партию и послали его в командировку на Волгу.
Глава двадцать пятая
В военном деле я — полный профан, Австрия не дала мне военного образования, и я, чтобы проникнуть в тайны военного искусства, был вынужден выкручиваться изо всех сил.
Ярослав Гашек
Весной 1918 года в Самаре было неспокойно. Кадеты, меньшевики, эсеры и анархисты вели подрывную работу. Через Самару проходили эшелоны, битком набитые чехословацкими легионерами.
Первый пехотный полк имени Яна Гуса задержался на станции. Офицеры пьянствовали в штабном вагоне или околачивались возле кухни, а рядовые, не имея права покидать вагоны, сидели в теплушках, как на гауптвахте. Вдоль эшелона сновали торговки, старики сбывали сушеные листья турецкого табака или мелко нарубленную махорку.
— Долго мы тут будем вшей кормить? — спросил, выглядывая из последней теплушки, солдат Вацлав Долейши.
— Вшей не трогай. Они — полезные насекомые, постоянно напоминают солдату о службе, — наставительно сказал сапер Иржи Крейчи.
— Вошь — веселое насекомое. Когда я служил в 91-м Чешско-Будейовицком полку в Галиции, мы устраивали гонки вшей! — похвастался Франта Калина, самый молодой солдат.
— Ярослав Гашек написал оду в честь вшей, — добавил телефонист Ян Сикора.
Гашек оказался легок на помине. Он уже не первый день ходил на вокзал с листовками и газетами. Агитационные материалы легионерам передавали старички. Вместе с махоркой они ссужали их бумажками для «козьих ножек». Гашек прохаживался неподалеку, наблюдая, как идет торговля.
— Прикуси язык! — сказал Долейши Сикоре. — Гашек продался большевикам. Скоро твой красный Ярда будет болтаться на осине.
Гашеку стало интересно. Он прислушался.
— Ты, Долейши, темный человек! — вздохнул Крейчи. Веришь всему, что пишет «Ческословенски деник», — и высунулся из вагона.
Гашек приблизился к двери и протянул саперу пачку листовок и несколько номеров газеты «Прукопник». Увидев газету на чешском языке, Крейчи хотел что-то сказать, но Гашек, приложив палец к губам, прошептал:
— Прочитайте и приходите в гостиницу «Сан-Ремо».
Получив подарок от незнакомца, сапер свернул «козью ножку», закурил и просмотрел содержимое пакета. Его внимание привлекли броские названия и заголовки: «Зачем ехать во Францию?», «Чешские коммунисты XV века», «Предшественники большевизма», «Профессору Масарику», «Потерянный эшелон»… Листовки были написаны на русском языке и напечатаны в типографии самарской газеты «Солдат, рабочий и крестьянин».
— Братья! — сказал Крейчи. — У меня есть кое-что интересное. Неизвестный писатель в фельетоне «Потерянный эшелон» рассказывает о том, что будет с руководителями нашего корпуса через пятьдесят лет.
— Читай! — ответили солдаты.
— «В 1968 году, — начал Крейчи, — американский ученый Вильямс Дарлинг, занимающийся патологией сороконожек, обнаружил в сибирской тундре, на одинокой заброшенной недостроенной железной дороге, несколько вагонов, обросших мхом».
История встречи американского зоолога с замшелыми старичками — комиссаром Максой, военным министром Гоуской, редактором газеты «Ческословенски деник» Куделой, министром путей сообщения врачом Гирсой и другими руководителями корпуса, убежденными, что в России уже больше нечего делать, развеселила солдат. Со всех сторон посыпались шутки:
— А что, если и мы проторчим здесь пятьдесят лет?
— Наши бабы постареют и перемрут!
— Женись на русской!
Дарлинг поинтересовался, почему эшелон легионеров уже в течение пятидесяти лет находится в Сибири. Гирса ответил:
«Мы едем во Францию. Мы доберемся до нее — ведь это самый короткий путь на родину. Здесь, в России, уже больше нечего делать. Хотя много лет назад до нас дошли сведения о том, что в Австрии и Германии произошли революции, что образовалась Всемирная федерация социалистических республик, мы заявляем: «Товарищи, не поддавайтесь на провокацию. Социалистические республики выторгованы и созданы австро-немецкой дипломатией. Бенеш с Кнофличеком получили от австрийского правительства два миллиарда крон и выделили из них Гашеку и Гуле десять миллионов крон, чтобы те всячески поносили Отделение национального совета. Франция же дала нам шестнадцать миллионов на дорогу и семь миллионов для Харбинского отделения Английского банка — так мы покрыли наши революционные долги, образовавшиеся от убыточного издания «Ческословенского деника» и от ссуд братьям-офицерам на френчи и сапоги. Мы очень обязаны французам и наш долг ехать во Францию. Она дала нам денежный заем. Следовательно, мы должны быть благодарны ей и рассчитаться с нею во что бы то ни стало. Даже ценой жизни 50.000 наших солдат. Эти солдаты все равно восстали бы и, осев в России, опозорили бы нас. Впрочем, их поубивают и во Франции. Переколотят все их комитеты. Мятеж будет подавлен, а мы станем офицерами Почетного легиона. Подумайте только, они уже пятьдесят лет назад хотели созвать военный съезд в Пензе, двадцать пять лет назад — в Омске, десять лет тому назад — съезды в Чите и, бог весть, где еще. Мы вытравим эти идеи!»
— Ловко подмечены махинации наших лидеров! — засмеялся Сикора. — Этот фельетон написал Гашек. В «Прукопнике» из писателей печатается только он.
— Братья-офицеры, действительно, разжирели и приоделись на чужие денежки, — заметил командир отделения.
— Да, наши командиры научились обделывать свои делишки, командовать и затыкать
