Красный Ярда - Георгий Гаврилович Шубин

— Боже, упаси нас от такого искусства! — вздохнул, крестясь и глядя на даму из кубиков, чиновник в темной шинели. — Футуристы хотят расписать всю Россию кубиками, квадратиками, треугольничками!

Произведения футуристов, их манера выражаться, их призывы демократизировать искусство казались москвичам чем-то новым и неслыханным, но у этих шумных молодых людей были почтенные предшественники, жившие несколько веков назад, — утописты мечтали о таком искусстве, которое служило бы народу — любой гражданин должен наслаждаться им и творить сам; пусть, гуляя по городу, он повсюду видит прекрасные картины и слышит музыку…

Гашек не заметил, как снова очутился у «Пражской колбасной». Там сидело много посетителей, почти все — земляки. Гашек сел за стол и прислушался. Все говорили о Брестском мире и осуждали большевиков. Гашек понял, что у Якля собрались чешские и русские реакционеры, их подголоски — эсеры и меньшевики.

Посетители колбасной были возбуждены. Если бы Гашек возразил им, они растерзали бы его. Сказать же им правду Гашек очень хотел — его возмущало то, что эти люди, не способные решать свои национальные дела, осуждают тех, кто несет себе и всем другим народам мир и свободу. Наскоро закусив, Гашек расплатился с Яклем и покинул колбасную — ему стало ясно, что у Якля он не найдет себе единомышленников.

Глава двадцать четвертая

По всему миру гремели слова: «Революция, Ленин». Они действовали, как лакмус, вызывали классовое размежевание…

Антонин Запотоцкий

— Бежим в Политехнический музей. Там будет выступать Ленин. Я раздобыл два пропуска, — сказал Бирюков Гашеку.

— Ленин? — переспросил Гашек. — Ты не шутишь?

— Не шучу. Сегодня — годовщина Февральской революции. Там соберется весь Моссовет.

В музее было полно людей. Бирюков и Гашек с трудом продвигались вперед. Когда они очутились возле дверей Большой аудитории, депутаты Моссовета еще только входили в нее. Двери располагались на разных уровнях, по три с обеих сторон, депутаты входили в нижние двери и садились на березовые скамьи с высокими спинками и пюпитрами для записывания.

Бирюков и Гашек поднялись на балкон, возвышавшийся над задними рядами. Они не видели всего зала, зато перед ними была как на ладони сцена, три подъемных учебных доски, большой стол, покрытый красным бархатом, и кафедра, служившая трибуной. Они сидели над аппаратной с диапроектором и под стеклянным фонарем, сквозь который лился дневной свет. Хотя в аудитории было около тысячи мест, людей собралось гораздо больше. Впереди сидели депутаты, за ними — делегаты, журналисты, гости.

Когда друзья устроились, в левые нижние двери стали входить на сцену люди. В аудитории поднялся шум — все встали, захлопали в ладоши и закричали:

— Ленин! Ленин! Ленин!

Гашек и Бирюков хлопали в ладоши и не спускали глаз с Ленина. Наконец-то Гашек увидел того, о ком слышал самые разноречивые рассказы! Ленин не походил на известных Гашеку расфранченных рабочих вождей. Даже по тому, как Ленин взошел на подиум, писатель понял, что этому человеку совершенно чужды поза, претенциозность, нескромность, столь обычные у вожаков чешских социал-демократов. Гашеку невольно вспомнились рассказы русских солдат, представлявших Ленина как человека, который у богатых берет, бедным дает — он и его «большаки» отобрали у помещиков земли, у буржуев — заводы и отдали беднякам.

Члены президиума уселись за стол — Ленин занял место на левом конце, с края.

Председатель Моссовета Михаил Николаевич Покровский доложил о положении в столице. Потом выступали делегаты и депутаты, которые советовали, как бороться с нуждой и как помочь армии.

В конце сессии председатель Моссовета предоставил слово Председателю Совета Народных Комиссаров Владимиру Ильичу Ульянову-Ленину. Когда Ленин шел к кафедре, депутаты и гости поднялись со своих мест и закричали:

— Да здравствует мир! Да здравствует Ленин! Да здравствует мировая коммунистическая революция!

Глава советского правительства подвел итоги первого года революции и изложил задачи, связанные с заключением Брестского мира.

— Да, это неслыханно позорный мир, — сказал Ленин. — Как ни тяжело нам, но мы вырвались из войны и дали народу передышку. Советская власть теперь — достояние не только городов, но и самых глухих уголков страны. И Романов, и Керенский, и вся русская буржуазия обанкротились.

Гашек слушал Ленина и восхищался простотой и убедительностью ленинских аргументов.

— Мы никому не изменяем, — продолжал Ленин. — Мы никого не предаем, мы не отказываем в помощи своим собратьям…

Эти слова Ленин сказал словно нарочно для Гашека, который еще в Киеве слышал, будто бы Ленин настроен против славян и хочет заключить договор с немцами, их вековыми врагами, нанести удар Антанте, которая стремится помочь чехам и словакам освободиться от австрийского гнета.

— Мы должны принять ужасные условия мира, — объяснял Ленин. — Нам нужно выиграть время для того, чтобы подошли союзники.

Гашек поднял голову и прислушался:

— Как ни велика наша ненависть к империализму, как ни сильно наше чувство негодования и возмущения против него, мы должны сознавать, что теперь мы оборонцы. Мы защищаем социализм, защищаем социалистическое отечество. Мы победили царизм и русскую буржуазию, мы должны собрать силы, чтобы победить международную буржуазию. У нас будет союзник и помощник — международный пролетариат. Вместе с ним мы победим всех империалистов…

— Слышишь, что говорит о тебе Ленин? — тихо спросил Сергей Гашека.

Гашек кивнул.

В это время все захлопали в ладоши, хлопал вместе со всеми и Гашек. Зал гремел, кричал, ликовал.

— Да здравствует Ленин!

— Да здравствует мировая революция! Ур-ра-а!

Когда юбилейная сессия Моссовета закончилась, Бирюков и Гашек поспешили на улицу. Они хотели еще раз посмотреть на Ленина, но пока выходили, он уехал.

— В колбасной Якля, — заговорил Гашек, — кадеты, меньшевики, эсеры, легионеры с утра до ночи хоронят Россию, а Ленин строит планы возрождения России, думает о ее будущем. Хотя я не коммунист, но не колеблясь пойду за Лениным и буду до конца своей жизни защищать советскую революцию. Это — ваша и наша, чешская, революция…

— Давно пора! — заметил Сергей. — Поживешь в Москве и станешь большевиком.

Писатель разыскал чешских коммунистов. Они вели активную работу по организационному оформлению чехословацкой компартии в России, готовили съезд социал-демократов-интернационалистов и решили издавать газету. Редакция газеты «Прукопник» («Пионер») находилась на Неглинной, на втором этаже гостиницы «Европа», неподалеку от того места, где будетляне вывешивали свои картины и щиты со стихами. В сорок четвертом номере гостиницы частенько бывали Алоис Муна, Ярослав Гандлирж, Вацлав Ружичка, служащие чешско-словацкого отдела при Наркомате по делам национальностей Карел Кнофличек, Йозеф Бенеш и Арно Гаис.

В редакции Гашека встретили доброжелательно. Его знали как талантливого писателя и журналиста — уже одно имя Гашека могло привлечь внимание к газете. Взгляды писателя и редакторов «Прукопника» сблизились, а