Инструктор над законом - Андрей Воронин

- Понес, понес, - со вздохом сказал Мещеряков.

- Это, друг Андрюша, - пояснил Илларион, - хлеб беззакония и вино хищения. Я тут, знаешь ли, даром времени не терял и сколотил кой-какой капиталец. Рижское взморье всегда было довольно дорогим курортом, а уж теперь-то - и подавно.

- И большой у тебя капиталец? - поинтересовался Мещеряков.

- Честной службой такого не заработаешь, - уверил его Илларион. - Черт возьми, человек с моей подготовкой, оказывается, за год может стать миллионером! Меня просто в дрожь бросает, как подумаю, сколько времени я потерял.

- И от чего же ты дрожишь? - иронически спросил Мещеряков, как всегда не понимая, шутит Илларион или говорит серьезно.

- От жадности, естественно, - ответил Илларион и изобразил, как он дрожит от жадности. Пограничники снова оглянулись, на этот раз привлеченные громким хохотом полковника. - Ну, ладно, - сказал Илларион, поднимаясь. Делу - время, потехе - час. Пора!

- Ты рехнулся, Забродов. Мне неловко, что я втравил тебя в эту историю, но сейчас ты перегибаешь палку. Что ты сможешь сделать в одиночку?

- То же, что и здесь, - ответил Илларион. - Отдохну, подышу свежим воздухом.., охоты там, конечно, никакой, но хоть порыбачу... Искупаюсь, в конце концов.

- Ты меня теперь до самой смерти будешь шпынять? - спросил Мещеряков.

- Любишь кататься, люби и саночки возить, - ответил Илларион. - И потом, я ведь только начал.

Я еще не звонил тебе на службу и не писал жалоб генералу Федотову. Ты у меня еще поплачешь.., специалист по туризму и отдыху.

- Ладно, ладно... А может, все-таки не стоит?

Задавая вопрос. Мещеряков знал, каким будет ответ: при всей своей общительности и улыбчивости Забродов умел быть твердым, как скала.

- Помнишь, как в "Фаусте"? - сказал Забродов. - Люди гибнут за металл... Очень мне хочется побеседовать с этими доморощенными Мефистофелями. У меня такое ощущение, что я им крупно задолжал.

- Позвонить, что ли, в Ригу? - задумчиво сказал Мещеряков.

- Это еще зачем? - подозрительно спросил Илларион.

- Пока ты доедешь, они, может быть, успеют эвакуировать город.

- Трепаться - моя прерогатива, - назидательно сказал Забродов. - Ты на нее не посягай, полковник. На совещаниях у себя трепись. Ладно, привет Сорокину. Где он, кстати?

- Взял плоскогубцы, килограмм булавок и пошел пытать задержанных. Участковый твой ему помогает - не дает землякам слишком отклоняться.

- От булавок, что ли?

- От истины. А это еще что такое?

Справа от них вдруг неожиданно и громко затрещали кусты, и на дорогу, шатаясь, выбралось подобие человека в изодранной, свисающей живописными клочьями одежде. Лицо его было расцарапано и распухло от комариных укусов, левый глаз заплыл и не открывался, а ободранная рука крепко сжимала пустую армейскую флягу с отвинченным колпачком, болтавшимся на цепочке. Человек что-то нечленораздельно мычал, и друзья не сразу поняли, что он пытается петь. Почувствовав под ногами твердую ровную поверхность, он остановился и, сильно качаясь, обвел дорогу мутным взглядом зрячего глаза.

Глаз был нехороший, налитый кровью и совершенно пьяный. Увидев Иллариона, гуманоид сильно качнулся ему навстречу, едва не потеряв равновесие, и хрипло промычал, с трудом ворочая языком:

- М...мос...квич? Пр.., ривет, столица! Здорово мы их, а? Сл...лушшш.., а где все наши? Где все, а?

- Воробей, братуха! - с преувеличенной радостью воскликнул Илларион, обнимая его за плечи и аккуратно разворачивая лицом в сторону деревни. - В сельсовет иди, там собрание, все тебя дожидаются. Где, говорят. Воробей? Надо, говорят, ему премию выдать за геройство.

- А.., ага, - с пьяной значительностью кивнул головой Воробей. Если бы не Забродов, его кивок непременно закончился бы ударом об асфальт. Яс-ссное дело.., премию. Плешивого.., в глаз.., как белку! Ружье мое где? Оптика... "цейсс", блин.., где?

- В сельсовете, - повторил Илларион. - Все в сельсовете, и ружье твое там, и оптика, и премия...

- В глаз! - выпрямляясь, рявкнул Воробей. - Как белку, блин, понял? Не упустить момент!..

- В сельсовет, - снова сказал Забродов. - Там расскажешь. А то все сидят и думают: кто же это Плешивого шлепнул? Кому же премию-то давать?

- Ну да? - озабоченно спросил Воробей.

- Ого!.. - туманно, но ободряюще ответил Илларион. Спотыкаясь и двигаясь сложным зигзагом, а временами переходя на бег в отчаянных попытках удержать равновесие. Воробей двинулся в сторону деревни.

- Не дойдет, - покачал головой Мещеряков.

- За премией-то? Дойдет, - уверенно сказал Илларион. - Видишь, человеку опохмелиться надо, а денег нет. На зубах доползет, если руки-ноги отнимутся.

- Ты его знаешь?

- О чем ты! Это ж мой боевой товарищ, мы вместе в разведку ходили!

- Ну и товарищи у тебя, Забродов!

- Да мне, понимаешь, выбирать как-то не приходилось.

Мещеряков зябко поежился от тона, которым были сказаны эти слова, но Илларион снова повеселел, хлопнул полковника по плечу и согнал его с бампера.

- Нечего тут рассиживаться, как купчиха на лавке. Иди лучше Сорокину помогать.., он там, небось, запарился, ногти вырывая. Мне ехать пора, а я болтаю тут с тобой, как будто мне больше делать нечего. Будь здоров.

Он пожал полковнику руку и запрыгнул в кабину грузовика.

Зарычав и обдав Мещерякова сизыми клубами дыма, "мерседес" тронулся с места и покатился туда, где окончательно взопревший в своем бронежилете сержант торопливо поднимал полосатый шлагбаум.

Когда Мещеряков вошел в кабинет участкового, сидевший за столом Архипыча Сорокин поднял голову и пристально взглянул ему в лицо.

- Ну как? - спросил он.

Мещеряков тоскливо пожал плечами и сделал неопределенное движение подбородком, словно говоря: да отстаньте вы все от меня, ради бога!

- Уговорил? - не отставал упорный Сорокин. - Поедет он в Ригу?

- Уговорил, - со странной улыбкой ответил Мещеряков и вздохнул. Поедет. Точнее, уже поехал.

- Как, уже? Но ты его проинструктировал?

Мещеряков, собравшийся было прикурить сигарету, замер в согнутой позе с зажженной спичкой в руках и медленно повернул к Сорокину лицо с недоуменно поднятыми бровями. Некоторое время он стоял молча, разглядывая Сорокина, как некую несуразную диковинку, а потом спросил:

- Что?

Сорокин смутился и принялся без нужды перекладывать на столе бумаги.

- Ну, извини, - сказал он. - Это я сдуру ляпнул.

- Какой парень, - подал голос из своего угла молчавший до сих пор Архипыч. - Огонь!

- Да, - согласился Мещеряков и опустился на табурет для задержанных. Спичка, догорев, обожгла ему пальцы, он зашипел и отбросил ее в угол. - Да, - повторил он, - парень - огонь.

***

Капитан Эдгар Валтер немного поерзал, устраивая свое порядком отяжелевшее за последний десяток лет тело в парусиновом шезлонге, и посмотрел на свет через высокий стакан с жидкостью коричневого цвета. Официально эта жидкость считалась охлажденным чаем. Она и была холодной стакан сильно запотел, и можно было не тратить попусту время, пытаясь рассмотреть что-либо сквозь него, - но отнюдь не являлась тем, чем ее полагалось считать из уважения к капитану.

Капитан Валтер и сам прекрасно понимал, что пить коньяк охлажденным дурной тон, и, уж тем более, ему было известно, что не стоит пить его в такую рань, когда солнце еще только-только вскарабкалось в зенит. Капитан Эдгар Валтер последнее время стал относиться к своим слабостям бережно и снисходительно. "Я - это мои слабости, - любил говорить он в дружеской компании, - точно так же, как и мои сильные стороны. Что такое Эдгар Валтер без своих слабостей? Автомат для зарабатывания денег, и больше ничего! А к чему деньги, если не умеешь их со вкусом тратить? Чтобы обеспечить детей?

Черт побери, я без ума от своих детей, но если папа Эдгар обеспечит их на всю жизнь, то чем, скажите. эти маленькие негодяи будут заниматься, когда вырастут? Обеспечивать своих детей? Давайте-ка лучше выпьем и не будем говорить о грустном!" Кроме этого жизненного кредо, у капитана Валтера были другие причины выпить в неурочное время. Ему до чертиков опостылела эта стоянка в устье Даугавы.

Документы были выправлены, яхта полностью снаряжена всем необходимым и готова хоть сию минуту выйти в море, но рейс все откладывался - те, кто платил капитану Валтеру деньги, похоже, готовы были лопнуть от жадности и заодно утопить красавицу-яхту, нагрузив ее своими тяжеленными ящиками от киля до самой палубы. Каждое утро капитан сталкивался с начальником портовой таможни, когда тот ехал на работу, и вежливо приподнимал свою полотняную шапочку с прозрачным козырьком.

Начальник таможни не менее вежливо кивал в ответ - за те деньги, что платили ему ежедневно хозяева яхты, можно было быть вежливым, даже зная, что яхта доверху нагружена чистым героином. Капитан знал эту породу и был уверен, что вечно так продолжаться не может. Сколько бы ему ни платили, любой чиновник прежде всего дрожит за свое место. При малейших признаках тревоги он сдаст вас с потрохами, аккуратно упаковав в фольгу и перевязав нарядной ленточкой с кокетливым бантиком сверху. Черт побери!.. Капитан поднес стакан к губам и сделал могучий глоток.