Мое первое убийство - Леена Лехтолайнен

Леена Лехтолайнен

Мое первое убийство

Лодочку река несет —            где ж пути конец придет?Утлый челн стремит водой —            вновь хлестнет волной речной…Человек — что ты такое?Пламя, пламя без покоя,Зыбь песков, лед под ногою.Кто для радости рожден,                  кто печали обречен.В сердце есть часы, поверьте.Встанут — значит, время смерти.Лодочку река несет —                  где ж пути конец придет?Из живых никто не знает.Море, твердь — все умирает.Как же сохранить тут душу?Лишь во сне — мечта о лучшем,О весне, об утре раннем,Свежем ветре за горами…Вновь придет — иль не придет?Лодочку река несет…[1]

Вступление

Юри проснулся от нестерпимого желания сходить в туалет. Во рту был противный привкус виски, пива, чеснока и бесчисленного количества выкуренных сигарет. Он очень надеялся, что в доме найдется фанта. В похмелье он был большим поклонником этого освежающего напитка — найти бы фанту, а то придется лечить больную голову пивом.

Было сказочно красивое утро. Тулия и Мирья хлопотали на веранде, они готовили завтрак. Юри улыбнулся, прислушавшись к их разговору об особенностях различных сортов сыра, — на самом деле эти женщины терпеть не могли друг друга. Но поскольку одна из них была лучшим сопрано Хора Восточной Финляндии, а другая его лучшим альтом, им волей-неволей приходилось ладить между собой. Мирья даже внешне соответствовала своему голосу — темная, полная, мрачноватая. Ну просто настоящая старуха-цыганка из оперы Верди «Трубадур» — уж как там ее звали…

Яркие солнечные лучи светили прямо в глаза, голова раскалывалась. На всякий случай Юри все же проглотил две таблетки аспирина, более легкое лекарство вряд ли подействовало бы на отравленный алкоголем организм.

Фанты не было, свежевыжатого сока тем более. Мир вокруг был угнетающе ярким: сверкало море, у причала шумели чайки, день обещал быть жарким. Трудно будет петь при такой жаре.

— Что, Юри, тяжело тебе? — усмехнулась Тулия. Она тоже была бледной, видно, этой ночью все не выспались. Ну да ладно. На работу все равно только завтра.

— Остальные еще спят?

— Пия собирается пойти поплавать. А остальных я еще не видела. Вообще-то пора вставать, если мы хотим сегодня еще что-нибудь успеть. — Мирья говорила строго, она любила порядок. И искренне считала, что лучший двойной квартет хора приехал на дачу к родителям Юкки на репетицию перед важными гастролями, а не на пьянку. — Так что — подъем, чашка кофе и — вперед, на распевку.

Юри поднялся. Поплавать — это неплохая идея. Вода, наверное, градусов двадцать, в самый раз будет. Он направился к мосткам. На берегу возле сауны показалась Пия в купальнике. Нет, Юри был не в состоянии переодеваться. Скинуть быстрее одежду и — вперед, в море.

И Юкка был в воде, плавал на мелководье недалеко от прибрежных камней. Похоже, у него тоже жуткая головная боль, вон какая дыра на затылке. Да и вообще он как-то не очень хорошо выглядел… Тут рвотный спазм вывернул Юри наизнанку, хорошо хоть в прибрежную траву, а не на себя.

Лишь спустя несколько минут Юри смог подняться и направиться в сторону веранды, где собралось уже много народу. Его высокий и чистый тенор, предмет зависти многих певцов, звучал невнятно, он не мог связать и пары слов.

— Что там у тебя? — крикнула Тулия.

— Юкка… Там, у мостков, ну, черт возьми… Похоже, он мертв! Утонул!

— Что за бред ты несешь?

Антти бросился к берегу, Мирья устремилась за ним. Через мгновение Мирья вернулась обратно и кинулась к телефону. Номера службы спасения были аккуратно выписаны на листке у телефонного аппарата. Сидящие на веранде слышали, как она низким голосом вызвала сначала полицию, затем «скорую помощь».

1

Лодочку река несет —

где ж пути конец придет?

Когда зазвонил телефон, я была в душе и смывала с себя морскую соль. Услышала сначала собственный голос на автоответчике, затем просьбу коллеги срочно перезвонить. У меня уже давно не выдавалось свободного воскресенья, поэтому я решила провести первый жаркий день лета на пляже, хотя в принципе терпеть не могу валяться под палящим солнцем. Прошлой зимой я регулярно ходила в тренажерный зал, поэтому фигура стала довольно приличной. Хотя при моей любви к пиву я вряд ли когда-нибудь смогу избавиться от симпатичных складок на животе.

Выключила автоответчик и набрала рабочий номер телефона. Меня соединили с Ране.

— Здорово, женщина! Через четверть часа буду у твоего подъезда. Все необходимое уже собрано. Тут труп в Вуосаари, полчаса назад позвонили ребята из линейной полиции. Тебе нужно что-нибудь из кабинета? Все, до встречи.

«Вот и кончилось мое воскресенье», — думала я, роясь в шкафу в поисках подходящей одежды. Форменная юбка осталась в кабинете в Пасила, так что подойдут и джинсы. Голова мокрая, и после фена волосы будут просто стоять дыбом. Попыталась быстро накраситься и усмехнулась своему отражению в зеркале. Там был кто-то совершенно не похожий на строгую даму — констебля полиции: желто-зеленые кошачьи глаза, рыжие кудри, еще более яркие благодаря модной краске для волос. Легкомысленно вздернутый, весь в веснушках, курносый нос. Губы можно было бы назвать сексуальными, хотя, по-фински говоря, у меня была просто толстая нижняя губа.

И вот меня, девчонку, похожую на мальчишку-хулигана, отправляют куда-то на побережье Вуосаари защищать закон и порядок?

Сирену машины Ране было слышно издалека. Он любил включать сирену, как и добрая половина всех финских полицейских. Зачем? Мертвые все равно уже никуда не убегут. Но, наверное, это прибавляло полицейским уважения в собственных глазах.

— Ребята из технического отдела уже уехали вперед, — деловым тоном доложил мне Ране, когда я плюхнулась в «сааб» рядом с ним. — Итак, труп в Вуосаари, утопленник, но что-то там с ним не так просто. Парню тридцать лет, фамилия, кажется, Пелтонен. Там человек десять отдыхало на даче в выходные, какой-то хор, а утром этого Пелтонена выловили из моря.

— Его кто-то столкнул в воду?

— Неизвестно. Информации пока мало.

— А что это за хор?

— Да толком не знаю.

Ране так лихо вырулил на Восточную трассу, что я подпрыгнула и больно ударилась локтем о дверь «сааба». Сама виновата. Надо было пристегнуть ремень безопасности. Пристегнутый ремень врезался мне в шею, поскольку был отрегулирован под мужской рост.

— Где Киннунен? А остальные? У тебя же вроде тоже сегодня выходной?

— Ребята разбираются со вчерашней поножовщиной. До Киннунена вот уже полчаса не могут дозвониться. Сегодня же воскресенье. Наверное, поправляет здоровье где-нибудь в летнем кафе.

Ране тяжело вздохнул. Разговор продолжать не хотелось. Руководитель нашего отдела комиссар Калеви Киннунен был алкоголиком. А я была руководителем следующего уровня и поэтому должна была принять удар на себя, пока Киннунен находился в запое или приходил в себя с похмелья.

— Послушай, Ране, я, похоже, знаю этого убитого парня. То есть знала… Будет не совсем правильно, если…

— А у меня завтра начинается отпуск, и я собираюсь его полностью отгулять. Так что это в любом случае твой хлеб, нравится тебе или нет. Все, без вопросов.

По голосу Ране я поняла, что он предпочел бы, чтобы я продолжила учебу и стала адвокатом. Смогла бы сама выбирать себе дела. Ране всегда относился ко мне с недоверием, как и многие в нашем отделе. Я была женщиной, к тому же молодой женщиной, а не штатным сотрудником отдела, полжизни проработавшим в полиции. На сегодняшний день я трудилась в отделе всего два месяца, замещая другого полицейского.

К великому удивлению всех моих знакомых, после университета я поступила в школу полиции, хотя всегда считалась бунтаркой, носила панковскую кожаную одежду. Тем не менее голова у меня была забита идеалами о справедливом устройстве мира. Став полицейским, я стремилась помогать как преступникам, так и их жертвам, мечтала изменить мир к лучшему. Мне хотелось работать в сфере социальной реабилитации.

Но школа полиции разочаровала меня, хотя в мужском коллективе я чувствовала себя совсем неплохо. К тому времени я уже стала для одноклассников «своим парнем», играла на бас-гитаре и гоняла с ребятами в футбол.

Я с детства привыкла всегда и во всем быть первой, этой же планке старалась соответствовать и в школе полиции. Но я устала от полицейской рутины. За несколько лет мне надоело писать бесконечные отчеты, осматривать трупы бомжей и выяснять биографии магазинных воров. Я использовала свой потенциал лишь наполовину, мне было скучно и неинтересно. Никто не жаждал моего сочувствия, никому не нужны были моя голова и умение ею пользоваться.