След крови - Китти Сьюэлл

— Я обязана защитить своих детей, Магдалена. Я использую всю свою силу и уничтожу любого, кто попытается причинить им вред или забрать их у меня. — Она пожала плечами и принялась рассматривать сигару, которую держала в руке. Потом пристально взглянула на дочь. — Любая мать поступила бы точно так же. Разве нет?

Господи боже! Мадлен достала из сумки бутылку рома и сделала большой глоток из горлышка, не заботясь о том, как это может выглядеть со стороны. Крепкий ром обжег горло.

— Твоих детей? — прошептала она. — И сколько же у тебя детей, мама?

— Двое, Магдалена. Но ты и сама это знаешь. У меня двое детей.

Мадлен не сводила с матери изумленных глаз. Внезапно Росария встала и швырнула сигару на землю.

— Второй ребенок! — закричала она, глядя на Мадлен безумными глазами. — Ты, гадкая девчонка, что ты наделала? Что стало с ней?

— Ну-ну, Мадлен, я же предупреждал вас, что это не очень хорошая идея, — сказал Реджис Форбуш, неловко похлопывая ее по плечу. — Постарайтесь успокоиться.

Он выхватил из коробки на столе пачку бумажных салфеток и сунул их в руку Мадлен.

— Успокойтесь. Ведь вы сами настаивали на этой встрече. Это был ваш шанс… Ну… Я пойду за Карен. Уверен, она где-то поблизости.

Она видела, что ему не терпится уйти. Полы его коричневого шерстяного кардигана развевались на сквозняке, когда он открыл дверь. Дверь с громким стуком захлопнулась. Мадлен промокнула салфеткой глаза, сожалея о том, что накрасила ресницы тушью. Кого она собиралась поразить? Микаэлу?

Уж лучше бы она опоздала, чем пришла заранее. Ожидание было невыносимым. Пара, удочерившая се дочь, вероятно, очень понимающие люди: с их стороны не последовало никаких возражений — своеобразный акт милосердия. Ей необходимо было увидеть Микаэлу еще раз, но пока минуты томительно тянулись к последнему «прощай», Мадлен просто оглушила ужасающая неотвратимость решения, к которому ее принудили. И дело не в том, что она не отдавала себе отчета в бесповоротности удочерения — изменить потом уже ничего будет нельзя. Она сделала все возможное, чтобы убедить социальные службы, что может стать достойной матерью Микаэле, но куда бы она ни обращалась, поддержки не получила нигде. Даже Невилл счел за лучшее не вмешиваться (Мадлен поклялась, что никогда ему этого не простит).

Чтобы смягчить удар, мысленно она оставляла за собой место для маневра, полагая, что еще есть время отсрочить приговор — конечно же, кто-нибудь ей поможет, подскажет выход. Это казалось каким-то наваждением. С каждым днем Мадлен все сильнее и сильнее осознавала, что Микаэла — ее, дочь, а не Росарии, не Форбуша, не социальных работников, не правительства, не неких мистера и миссис Икс. Однако едва в ней проснулись материнские чувства, как у нее вознамерились отобрать дочь навсегда. Решение, разумеется, принималось, «исходя из интересов ребенка». И хотя раньше Мадлен по-настоящему не ощущала себя матерью, теперь где-то в глубине естества она чувствовала дочь — в ней росло и крепло чувство, будто она вновь вынашивает свое дитя.

Когда в комнату вошла Карен Энберг, Мадлен уже пребывала в состоянии паники. Она подбежала и схватила годящуюся ей в матери чиновницу за руку.

— Послушайте, Карен, — всхлипнула она. — Я не смогу через єто пройти. Не смогу!

— Хорошо, хорошо, милочка. Я все понимаю, — успокоила ее Карен. — Я скажу им, что встреча отменяется. Уверена, они вздохнут с облегчением. Это было так неумно — настаивать на встрече.

— Нет! — продолжала плакать Мадлен. — Я имею в виду удочерение. Я не могу на него пойти. Я передумала.

Карен обняла Мадлен за плечи.

— Ты уже подписала документы. Ты же понимаешь: назад пути нет. Мистер и миссис Икс сделали тебе огромное одолжение тем, что привезли сюда Микаэлу. Супруги тебе искренне сочувствуют, это так, но они недвусмысленно дали понять, что хотят начать жизнь с чистого листа. Ради счастья Микаэлы.

Она подвела ее к ряду пластмассовых стульев у стены.

— Ты сама еще ребенок, дорогая. Вернешься во Флориду, встретишь хорошего человека, выйдешь замуж, нарожаешь целую кучу ребятишек… Вот увидишь.

Мадлен вспыхнула от ярости.

— Не нужно меня утешать, Карен. Неужели вы думаете, что именно это я хочу слышать? Я ведь вам говорила, что у меня, возможно, никогда больше не будет детей. После рождения Микаэлы врачи сказали, что шансы вновь забеременеть сводятся к двадцати процентам.

Карен погладила ее по плечу.

— Не верь никому, — тихо, проникновенно ответила она, усаживаясь на шаткий стул рядом с Мадлен. — Конечно же, у тебя еще будуг дети.

Они уже не раз возвращались к этой теме. Карен рассказала Мадлен, что ее мать сорок лет назад отдала сестру Карен на удочерение, и лишь совсем недавно сестры узнали друг о друге. Сегодня все больше и больше детей и их биологических родителей находят друг друга благодаря помощи общественных организаций.

— Когда Микаэла вырастет, велика вероятность того, что вы возобновите отношения и станете подругами. Вы сможете опять стать сестрами.

— Для меня это слабое утешение. Уж вы-то должны бы понять! — плакала Мадлен.

Карен успокаивающе похлопала ее по колену.

— Пожалуйста, успокойся. Нельзя, чтобы Микаэла увидела тебя заплаканной. Это ее расстроит.

Спустя десять минут, когда обе уже не знали, что еще сказать, дверь открыл Реджис Форбуш, но заходить не стал, а только впустил маленькую девочку. Мадлен бросилась к ребенку, но тут поняла, что дочь не узнает ее. Девочка продолжала стоять у двери, одетая в нарядную розовую куртку и красные брючки, на ногах — черные лакированные туфельки.

— Хочу к маме!

— Привет, Микки.

Мадлен опустилась перед девочкой на колени, сдерживая слезы и пытаясь вести себя естественно. Девочка заметно выросла, волосики у нее потемнели. Несмотря на испуганное личико, выглядела она здоровым розовощеким ребенком.

— Давайте сядем, — весело предложила Карен, беря инициативу в свои руки.

— Нет, — ответила Мадлен. — Я бы хотела побыть с Микаэлой несколько минут наедине. Пожалуйста. Я бы хотела проститься… с глазу на глаз. — Она увидела, что Карен уже открыла рот, чтобы возразить, и добавила: — Разве я слишком многого прошу?

— Где моя мамочка? — спросила девочка чуть не плача.

— Мама с папой ждут тебя внизу, — успокоила ее Карен. — Иди сюда, садись. Ну же.

Ни Микаэла, ни Мадлен не двинулись с места.

— Она моя сестра, — внезапно заявила Микаэла, указывая пальцем на Мадлен.

— Конечно, конечно! — засмеялась Карен нарочито громко.

Мадлен шагнула к чиновнице.

— Послушайте, это просто глупо. Пожалуйста, выйдите на несколько минут. Я не собираюсь говорить или делать то, чего не следует, честно!

Карен вздохнула, ясно давая понять, что рада будет' покончить со всем этим, — и чем скорее, тем лучше. Она кивнула Мадлен и вышла из комнаты.

Они остались одни. Мадлен не видела дочь больше года. И не могла вспомнить, оставались ли они когда-нибудь раньше наедине. Мама никогда такого не допускала. Она не спускала глаз с Микаэлы, если рядом находилась Мадлен, словно боялась, что дочери нельзя доверять. Как будто та могла забрать ребенка и сбежать.

— Значит, ты помнишь свою старшую сестричку? Это хорошо.

— Помню.

Мадлен пощекотала Микаэлу под подбородком.

— Тогда скажи, как меня зовут?

Малышка заерзала и засмеялась.

— Лена, — нерешительно выговорила она. Потом личико ее просветлело, и она воскликнула: — Мадалена!

— Верно! Значит, ты живешь в красивом доме с мамой и папой?

— Да. У меня много новых игрушек. У меня есть плюшевый мишка, которого ты мне подарила, и еще один, которого подарила Роза.

— Правда! Ты его не потеряла? Это игрушка еще моего детства. А кто такая Роза?

— Мамина подруга.

— Классно! Тебе хорошо с мамой и папой?

— Угу. Да. — Девочка протянула руку и взяла Мадлен за руку. — Ты будешь жить с нами?

Мадлен растерялась, не зная, что ответить. Как объяснить ребенку? Солгать?

— Может быть, когда-нибудь приеду. Но сейчас я буду жить в другом месте. Далеко-далеко.

— А-а!

— Ты скоро пойдешь в школу.

Личико Микаэлы озарила шаловливая улыбка.

— А почему тебе нравятся муравьи?

— Не знаю. За ними интересно наблюдать, муравьи умнее людей и не такие сердитые.

— У нас в саду их полно. Мама сметает их с тропинки метлой.

— Можно, я тебя обниму?

— Да, — разрешила Микаэла.

Мадлен крепко-крепко прижала дочь к груди, понимая, что момент прощания не может длиться вечно. Внезапно до нее дошло, что означает их расставание, осознана всю чудовищность происходящего и его необратимые последствия. Мадлен охватили страхи одиночество. Почему она сама осталась фактически без родителей? Сейчас, когда они так нужны! Почему ее отец сейчас не с ней? Именно сейчас?