Нежное насилие - Мари Фишер

Нет! Нет! Дело не в Катрин! В жизнь дочери вторгся демон. Эту злую шутку сыграли с ней женские гормоны.

Она, Хельга, никаких ошибок не допускала, она только на момент проявила слабость. Больше это не должно повториться! Она уж сумеет снова взять бразды правления в свои руки.

Но ощущение у нее было такое, словно это короткое столкновение высветило трещину в фундаменте их совместной жизни.

Когда Хельга поднялась вверх по лестнице, почти уверенная в том, что Катрин уже ушла – ведь она так торопилась к своему дражайшему Жан-Полю, – казалось, что волнение немного улеглось. Хельга увидела Даниэлу, удобно устроившуюся перед телевизором. Тут-то все предохранители в нервной системе Хельги немедленно перегорели.

– Как это тебе в голову пришло? – закричала она. Даниэла вздрогнула всем телом от этого непривычного тона.

– А что такое? – испуганно, но без всякого беспокойства спросила она.

– Как ты только можешь? С утра у экрана. – Хельга выключила телевизор.

– А что мне было делать? – капризно бросила Даниэла.

– Ну хотя бы накрыть на стол. Даниэла, поерзав в кресле, села повыше.

– Интересно, что это на вас нашло? Мамуля перед обедом просто удирает, а ты рычишь как зверь.

Хельга тяжело вздохнула.

– Мне жаль, что так получилось, дорогая. Просто нервы.

– Это потому что мамуля сбежала, да? Но ведь это не значит, что нужно срывать зло на мне.

– Но по существу я была все-таки права. Не полагается сидеть перед телевизором до обеда.

– Кто так считает?

– Я.

– А зачем тогда делают программу?

– Для дурачков, которые и сами не знают, чем им заняться.

– Благодарю за комплимент. Значит, я дурочка?

– Нет, дорогая, и ты это знаешь. Но обещай, что больше не будешь так делать.

– Ну ладно. Если это доставит тебе удовольствие.

– Обещаешь?

– Я ведь уже сказала, что не буду.

– Знаешь, дорогая, ты не должна меня сердить. И сейчас особенно. Нам с тобой надо держаться вместе.

– Да ведь мы всегда так и делаем, бабуленька.

– Да, это верно, и ты поистине мое маленькое сокровище. Так. Теперь накрывай на стол, а я позабочусь насчет пирога. Мама тебе сказала, куда пошла?

– Нет, она страшно торопилась.

– Значит, ты даже не знаешь, в чем дело?

– А в чем? Ну говори же!

– Терпение, дорогая. Расскажу за обедом.

Катрин не оставила себе времени даже на переодевание. Как была в черной кожаной юбке и белом пуловере с вышитыми на нем оранжевыми и желтыми украшениями, так и бросилась вон из квартиры. Она успела лишь накинуть жакет и схватить дамскую сумочку. Даже не стала менять обувь, оставив на ногах удобные расхожие туфли, которые обычно надевала для работы в лавке.

День был весенний, многообещающий. Серые облака, несясь по светлому небу, приоткрывали солнце, чтобы тут же снова его запеленать. Катрин показалось, что она бежит с ними наперегонки.

Только вблизи гостиницы «Хагелькройц» она умерила шаг. Ей не хотелось врываться, в кафе запыхавшейся, ведь это могло создать впечатление, что она очень уж соскучилась по Жан-Полю. Ей же было важно лишь одно: как можно быстрее пройти через горнило ставшего неизбежным столкновения.

Жан-Поль ждал ее перед дверью. К этому она не была готова, а поскольку очки не надевала, то обнаружила его только в последний момент. В результате она с ходу попала в его объятия. Он крепко прижал ее к груди, и она еще раз испытала то теплое, сладостное чувство, которое всегда ее пронизывало, когда он к ней прикасался.

– Ma petite, – прошептал он ей почти на ухо, – наконец-то! Почему ты меня так измучила?

Ей потребовалось усилие, чтобы освободиться от его хватки.

– Не надо, – выдавила она. – Прошу тебя, пусти!

– Как это понимать? – спросил он столь удивленно, словно между ними никогда и не было никаких осложнений.

– Ты все прекрасно понимаешь.

– Нет, я ничего не понимаю, решительно ничего. Что это на тебя накатило, дорогая моя?

Катрин откинула голову назад и твердо посмотрела ему в глаза.

– Я тебе написала, почему больше не хочу тебя видеть.

– Ничего ты не написала. Ты без всякой причины разыгрываешь из себя помешанную.

– Без всякой причины? – повторила она с вызовом.

– Именно. Один раз мне пришлось отказаться от свидания, но, думаешь, мне это было менее больно, чем тебе?

Катрин заметила, что некоторые прохожие уже поглядывают на них с любопытством.

– Здесь, на улице, – сказала она, – не место выяснять отношения.

– Тут ты права. Поедем в твою дюссельдорфскую квартиру.

– У меня с собой даже ключа нет.

– Ну, еще куда-нибудь.

Она немного подумала.

– Пожалуй, в городской лесопарк.

К своему удивлению, Катрин ощутила голод. Уже несколько недель она лишь кое-что проглатывала без всякого аппетита, а вот теперь вдруг захотела есть.

– Там найдется гостиница?

– Нет. Да я и не собираюсь ехать с тобой в гостиницу. Я только хочу объяснить тебе, почему нам больше не придется встречаться.

– Потому что твоя мама против. Признай это наконец, ma petite! Тебе не удалось вырваться из-под ее влияния.

Катрин не хотела сразу отвечать на это утверждение: они и так уже слишком долго использовали улицу как арену для выяснения отношений.

– Где твоя машина? – спросила она.

– Припаркована позади этого дома.

– Садись и подъезжай сюда.

Выражение его лица свидетельствовало о том, что ее тон кажется ему неуместным. Он с удовольствием сделал бы ей замечание, но все же предпочел поступить так, как она сказала.

– До чего же ты можешь быть жесткой! – произнес он, покачивая головой. Потом повернулся, сделал несколько шагов и исчез за углом.

Катрин спрашивала себя, что с ней случилось, ведь совсем недавно она была влюблена в него по уши. А теперь единственное ее желание – порвать с ним навсегда. Когда он подъехал, она не стала ждать, пока он откроет ей дверцу, а немедленно влезла в машину сама. Он бросил на нее быстрый косой взгляд.

– Ты очень хороша во гневе!

«Болтовня», – подумала Катрин, но вслух сказала:

– Хорошо, что ты хоть понял, в каком я настроении.

Жан-Поль включил скорость, и машина тронулась.

– Между прочим, – произнес он, – твоя мать – женщина, достойная уважения. Она могла бы мне импонировать.

– Моя мать ничего общего с нами не имеет, – резко ответила она.

– Ну, почему же? Ты ведь мне рассказывала, сколько страданий принес ей ее собственный развод.

– Никаких страданий не было. Ты, видно, плохо меня слушал. Она была вне себя из-за неверности моего отца. А на развод она подала сама.

– Не сердись, ma chérie, но, по-моему, все это сводится к одному: у нее аллергия на разводы.

– У меня тоже.