Князь Барбашин 3 (СИ) - Родин Дмитрий Михайлович

Когда же начался отлив корабль с помощью блоков и канатов завалили на бок, и взору мореходов предстало днище корабля, покрытое разнообразной живностью. Такого русичи ещё не видели, ведь в малосолёной Балтике суда практически не обрастали, и уж тем более это было не так быстро, как в этих водах. А как сказал француз, из-за этих наростов их корабли, бывало, просто не могли догнать жертву, у которой днище было более чистым, или уйти от погони. Ну а поскольку во главу тактики князь всегда ставил скорость и манёвр, то Лонгин, как прилежный ученик, не мог не обеспокоиться и решил посмотреть, что там у него творится. Увиденное мало порадовало кормщика и по его команде все экипажи рьяно принялись за очистку и ремонт подводной части.

Отдирать моллюсков было тяжело и утомительно, но работать приходилось без перерывов, так как время было ограниченно, ведь после прилива судно вновь оказывалось наплаву. Ну и не очень-то всем хотелось оказаться, выражаясь фигурально, со спущенными штанами, в случае появления на горизонте кораблей хозяев или очередных "джентльменов удачи".

Отодрав ракушки, мореходы под руководством плотника, принялись искать подгнившие и разъеденные червями доски, дабы вовремя заменить их, а так же заливать пазы смолою в тех местах, где образовались трещины. Пригодилась и краска, доставшаяся русичам при захвате каравелл. Ею под конец работ основательно покрыли днище, в надежде, что она на некоторое время сдержит рост моллюсков.

Затем мореходы переместили все оставшиеся на корабле тяжелые грузы на другой борт, и с отливом всё началось по новой. Зато спустя всего четыре дня "Песец" вновь был готов померяться ходом с любым кораблём, кроме русских шхун, разумеется. А его место на отмели занял "Полярный лис".

Однако, когда работы по его очистке приблизились к апогею, наблюдатели, предусмотрительно выставленные Лонгином, сообщили, что углядели в море паруса двух кораблей. Правда, были они ещё достаточно далеко, и невооружённым глазом их увидеть ещё не было никакой возможности. Но ведь у наблюдателей была оптика.

Чертыхнувшись, Лонгин схватил свою подзорную трубу и, лихо взобравшись в воронье гнездо стоявшей на рейде каравеллы, старательно принялся вглядываться в горизонт. Увы, но даже хорошая труба не могла подсказать, чьи это были корабли. Впрочем, для русичей в этих водах врагом был любой, кто был сильнее, так что Лонгин велел экипажу "Песца" быть готовым к бою.

Предчувствие не подвело кормщика. Спустя ещё пару часов стало понятно, что корабли идут к острову и, возможно, с них вскоре разглядят занятых работой русичей и их корабли. Хотя ещё оставалась слабая надежда, что неизвестные пройдут мимо и встанут на якорь севернее, где была ещё одна удобная бухта, которую, по словам того же француза, использовали для стоянки куда чаще. И госпожа Удача сжалилась над ними, неизвестные корабли действительно прошли дальше и спустя несколько довольно напряжённых часов, скрылись за береговой чертой, так и не заметив затаившихся русских. Но в свою трубу Лонгин при их проходе подметил одну деталь: второй корабль был явно изрядно потрёпан и нуждался в хорошем ремонте. А значит, ребятки совсем недавно были в бою. И поскольку они не свернули в сторону португальской колонии, где имелась верфь, то были они точно не португальцами. И в мозгу у Лонгина буквально на ходу созрел план. Раз это были французы (а больше в этих водах пока что никто, кроме них и португальцев не обитал), то Лонгин, согласно каперской грамоте, имел полное право атаковать их во славу императора, и плевать, что в трюмах у них, скорее всего, добыча с португальских купцов. Кому в том же Бильбао это будет интересно!

Тщательно обдумав все за и против, он вызвал к себе полусотника абордажной партии с "Полярного лиса" и велел тому отправить людей, пробежаться вдоль берега, да посмотреть, не пристали ли где к берегу недавние гости. Полусотник усмехнулся в бороду и быстро подобрал самых молодых и выносливых для выполнения поставленной задачи.

И хотя остров, на котором "отдыхали" русичи был небольшой, всего тридцать вёрст в длину, но и их за час не пройдёшь, тем более, что сделать это нужно весьма скрытно. Так что возвращение разведчиков пришлось ждать долго. Только под утро они вернулись обратно, но их известие лишь укрепило мысль Лонгина. Французы и вправду встали в дальней бухточке и теперь занимались тем, что вытаскивали повреждённый корабль на отмель для кренгования. И напасть на них в этот момент казалось решением само собой разумеющимся. Главное, чтобы они не обнаружили слежку, ведь тогда весь расчёт на внезапность рухнет в тартарары.

Весь день моряки спешно заканчивали работы по очистке днища "Полярного лиса", попутно затаскивая обратно вытащенный с корабля груз и пушки. И успели-таки закончить покраску до начала прилива, нанося последние слои уже буквально стоя по грудь в прибывающей воде. Зато хорошо отдохнувший за день пехотный отряд в ночь, по холодку под руководством полусотника отправился к месту вражеской стоянки, а вот корабли вышли в море только с утра, при отливе.

Оставленные у французского лагеря разведчики встретили пехотинцев задолго до места стоянки и поделились последними новостями. Вели себя французы довольно беспечно, и хоть и выслали отряд за мясом, но в основном сидели в лагере безвылазно, старательно трудясь над повреждённым судном, который уже лежал на берегу, опрокинутый на бок. Привычно усмехнувшись в бороду, полусотник велел всем затаиться и ждать появление своих кораблей.

Те, впрочем, долго ждать себя не заставили. Уже к обеду в лагере французов начался переполох, вызванный их появлением на горизонте. Рослый, горбоносый человек в одной рубахе, расправленной поверх штанов, тут же начал отдавать приказы, то и дело указывая то на покачивающийся на якоре свой корабль, то на приближающиеся русские корабли. Как успел заметить полусотник, французы, в отличие от русских, не стали озадачиваться созданием береговой батареи, да и вообще съёмом пушек, просто перенеся их вместе с грузом на один борт. И в результате артиллерия одного из кораблей теперь оказалась полностью бесполезна. Видимо, не сильно португальцы тревожили в этих водах незваных гостей.

Наконец суматоха в лагере французов прекратилась, и большая часть людей поспешно убыла на стоявший на рейде корабль, явно собираясь дать бой неизвестным гостям, а оставшиеся продолжили ремонт повреждённого судна. И они уж явно не ожидали, что враг грозит не только с моря.

Бой начался холостым выстрелом с "Песца". Это был сигнал для пехотинцев атаковать лагерь на берегу. Никто не интересовался видовой принадлежностью противника, не слал парламентёров и вообще, не страдал излишним гуманизмом. Как пел ещё не родившийся Высоцкий: "К чему гадать - любой корабль враг!". Можешь напасть - нападай, не можешь - беги! Так что бой начался без всяких предисловий.

Проваливаясь по щиколотку на осыпающемся песке, сборный отряд пехоты бросился в сторону работающих французов. И тут же был замечен выставленными наблюдателями, которые криками призвали товарищей к отпору. Увы, в руках французов были в основном короткие абордажные мечи, а то и вовсе инструмент для сдирания ракушек и водорослей, в то время как русские, как всегда, первую ставку делали на огнестрел. Подбежав шагов на семьдесят, они вскинули свои аркебузы и мушкетоны и произвели практически дружный залп. После которого принялись сразу же заряжать оружие по-новой. Шомпол в ствол, скусить патрон, высыпать порох, забросить пулю (или сыпануть дроби), прибить всё шомполом, досыпать порох на полку и вновь огонь!

Но и французы оказались парни не промах, и продавать свою жизнь собирались задорого. Поняв, что их просто и без затей расстреливают, не желая мараться в рукопашной схватке, они сами ринулись на столь подлого врага и, потеряв чуть ли не половину отряда, всё же сократили дистанцию, и теперь исход битвы решал старый добрый булат.