Королевский дуб - Энн Риверс Сиддонс

— Нет, — заявила Хилари. — Я не нуждаюсь в этом.

— Неужели ты все еще боишься завода? — спросила я. — Ведь ты убедилась теперь, что это место, нуда люди ходят работать, и не более того?

— Да, — ответила девочка, но я ничего не могла прочесть на ее лице и услышать в голосе, кроме скуки и каприза, а это всегда означало, что страх испаряется.

— В таком случае как ты смотришь на то, чтобы поесть в клубе „Трен энд филд"? — поинтересовался Картер.

— О'кей. — Губы Хилари растянулись в слабой улыбке капитуляции. — А потом можно мне пойти в конюшню? Я не ездила на Питтипэт целую вечность.

— А почему бы нет? — согласилась я, потягиваясь с облегчением.

— А потом мы пойдем в кино?

— Не слишком увлекайся. Ты не была в школе во второй половине дня в пятницу. Тебе нужно узнать домашнее задание и выполнить его.

— А все равно, если бы даже и была, — заявила Хилари, прихорашиваясь от восстанавливающегося хорошего настроения и строя Картеру глазки. — Я ненавижу эту глупую школу и хочу перейти в „Пэмбертон Дэй". Пэт говорит, что в моей школе нет никого, кроме меня и ниггеров. Она говорит…

— Мне все равно, что она говорит, — набросилась я на дочь. Мое лицо стянуло от жаркого гнева. — Я не хочу никогда больше слышать от тебя слово „ниггер". И я дважды подумаю, прежде чем разрешу тебе заниматься верховой ездой в конюшне „Ранэвей", если миссис Дэбни позволяет себе говорить такое.

— Мама…

Это был вопль ужаса.

— Хил, я не потерплю подобные разговоры.

— Послушайте, я поговорю с Пэт, — попытался перекричать нас Картер. — Она иногда забывается. А вообще-то никто никогда не считал ее либералом. Но Пэт не придает серьезного значения и половине того, что говорит. Я думаю, она не хотела выводить вас из равновесия или оказывать влияние на Хилари. Пэт послушается меня. Обещаю. Не предпринимайте никаких шагов, пока я не переговорю с ней, согласны?

— Мама?

— Согласна, — ответила я против своего желания. Мне так же мало нравилось влияние Пэт Дэбни на мою дочь, как и ее политические взгляды и ее отношение к расовому вопросу. Если бы урони верховой езды не давали Хилари раскрепощения, я бы прекратила их тут же.

Но девочка была очень сильно напугана в пятницу и так глубоко погрузилась в молчание и болезненность, что я действительно испугалась, смогу ли я вытянуть ее обратно на поверхность. Поэтому я не отменила уроков по выездке. Это было средством излечения. И мне казалось, что поездка на завод была хорошей идеей. Девочка на обратном пути становилась прежней Хилари, по крайней мере до такой степени, до какой этого можно было ожидать. Очевидно, призрак горящей воды растаял так же, как тает туман над землей.

Но теперь уже мне, а не дочери ядерный завод, как старый невидимый враг, имя и логовище которого я теперь знала, бередил душу и не давал покоя.

Глава 5

Сильный дождь, пришедший с запада, принес-таки с собой в то воскресенье настоящую осень, и я сдала последние позиции сопротивления и плавно скользнула в зачарованную, как сон, жизнь Пэмбертона.

Октябрь и ноябрь в Пэмбертоне, штат Джорджия, не знают себе равных. Многие люди предпочитают буйную, неистовую весну в этих краях, но я нахожу безжалостный взрыв цветения азалий, кизила, жимолости и похожих на цветные фотографии весенних садов чуть ли не угрожающим. И апрельское безумие скачек, охоты, коктейлей, обедов и балов усиливает это венецианское излишество. Для меня тихое начало туманной бронзовой и желтой осени в краю диких злаков и болотистых лесов всегда было невыразимо прекрасно и бесконечно соблазнительно. Свет, изливающийся на поля, леса и город, подобен сиропу или дыму; небо нежно-голубого цвета сравнимо с цветом одежд Богоматери и совершенно не похоже на кобальт чеканной стали осеннего севера. Вместо обострения и оживления, как это бывало осенью в Атланте, мое сердце и чувства стали более глубокими и всеобъемлющими. Я ощущала осень всю, целиком, она текла в моих жилах, и течение ее было подобно мягкому и обволакивающему меду, никак не буйному и безудержному „греческому огню".[56] Сколько бы я ни жила в Пэмбертоне, я всегда буду любить именно осень.

Старый Пэмбертон ринулся в осенний светский сезон, как река во время наводнения в прибрежные долины. Я почти физическим усилием ослабила внутренний жесткий узел сопротивления и позволила Тиш и Картеру увлечь меня в этот бурный поток. Картер действительно устроил в мою честь небольшой обед, на котором присутствовали еще четыре незнакомые мне пары, вызывавшие симпатию, по крайней мере, в тот вечер. Если бы я встретила их в Атланте, неизвестно, вызвали бы они у меня подобные чувства.

Это были давние пэмбертонцы, такие же, как хозяин обеда; они занимались верховой ездой и охотой, как и все их соседи, но, пожалуй, не так воинственно, как те люди, с которыми я познакомилась раньше: представитель страховой компании, агент по продаже недвижимости, главный управляющий радиотелестанцией Клэя Дэбни и генерал в отставке. Их жены не ходили на службу, но вели огромную и, очевидно, эффективную общественную работу. Одна из них только что помогла создать новый приют на восточной стороне города для женщин и детей, подвергшихся жестокому обращению, а другая была давнишним членом муниципалитета. Да, эти женщины оказались весьма необычными.

После приема на мне будто поставили штамп „Одобрена", по крайней мере, условно, и я побывала с Картером на целом ряде небольших обедов во многих очаровательных домах. К моему удивлению, приемы мне понравились — в большей или меньшей степени. Конечно, там велось больше, чем мне хотелось, разговоров о лошадях, охоте, стрельбе и собаках, но я сидела тихо, много улыбалась и фактически начала узнавать разные мелочи, развлекавшие меня. Жокеи в стипль-чезе и жокеи на равнинных скачках испытывают самую настоящую антипатию друг к другу. Владельцы терьеров — такие же суетливые фанатики, как и представители южных религиозных вероисповеданий. Владелец фокстерьера породы Джека Рассела не сядет рядом с владельцем Нориджа, и так далее, и тому подобное. Наконец, охотники на лисиц настолько чванливы, что разговаривают только с Богом. А у Пэгги Корнинг на ферме есть вышка для стрельбы, которая раньше была пожарной каланчой лесничего и которую безумно влюбленный четвертый муж Пэгги — Томми — распорядился оборудовать гидравлическим устройством так, чтобы воинственная дама могла упражняться в стрельбе по обитателям земли и воздуха со всех уровней и под разными углами. Теперь Пэгги стреляет без промаха. Берти и Билл Вайзененты выиграли два года назад Североамериканский тренерский приз и иногда тренировали даже членов английской королевской семьи.