i cf85044c3a33e6c4 - User

интерпретирует, или что думает, но я говорю правду. После Брюса я стала значительно

брезгливее. Помнится, я заявила Шону, что он много пьет? Он не много пьет. Или много, но

зависимости у него нет и только это имеет значение. Я знаю, что говорю. До самого приезда

курьера мы сидим молча, потому что я не могу не вспоминать Брюса, а Картер догадывается,

что не все так просто.

— Посвети мне, — просит Шон, подсоединяя плиту. Я наклоняюсь снова, и непокорная

прядь волос соскальзывает с плеча и касается его щеки. Я возвращаю ее на место, нечаянно

касаясь кожи Картера. Руку, как всегда обжигает грубая щетина.

— Прости. — Но Шон будто и внимания не обращает на такую мелочь.

— Кажется, остальное в порядке, — вместо ответа сообщает он. — Включим ее, даже если

не заработает, хуже уже не будет.

Плита стоит посреди кухни, а мы — рядом. И когда зажигается огонек, я не смогу сдержать

счастливый смех. Нет, не возможно, а да, да и еще раз да. Работает!

— Кофе? — счастливо спрашиваю я, но вовсе не из благодарности. Просто. Я. Не хочу.

Его. Отпускать.

— Конечно, — милостиво соглашается Картер. Он сегодня вообще на редкость покладист.

Стола у меня нет, но есть крышка плиты. На ней стоят чашки из лучшего сервиза. Кофе

черный, без молока, потому что его у меня нет, но с сахаром — этого добра в избытке…

— Мой первый кофе, приготовленный в новом доме, — гордо объявляю я, глядя как Шон

уплетает конфеты. Жаль, что мне больше нечем его угостить…

— И это все, что ты купила на гонорар с проекта? — спрашивает он, оглядываясь.

— Не забывай про медицинские расходы и то, что я иностранка. Мои болезни стоят дорого.

Да и, вообще-то, я не хотела ничего другого. Эти стены мои, — оглядываюсь я. — В них мне

комфортно. — Я улыбкой осматриваю свою будущую кухню. Уже знаю, что и как здесь будет.

Я знаю, что это будет лучшим местом во всей моей квартире.

Но когда смотрю на Шона снова, радости на его лице не наблюдаю. Такое впечатление,

будто он… злится? И тут я понимаю, что на часах уже пять, и он может уйти, а я не хочу, чтобы

это случилось.

— Шон… — начинаю я, набравшись мужества.

— Мне нужно идти, — решительно произносит он, и у меня отвисает челюсть. Не глядя на

меня, Картер напяливает рубашку, раскатывает рукава… Думаю, славно, что у меня нет в руках

колющих и режущих предметов. Когда я выхожу в прихожую, меня аж трясет от обиды.

Отпираю дверь и широко ее распахиваю.

— Спокойной ночи. Спасибо за помощь, — в любой ситуации сохраняй лицо — так мне

мама говорила. В некотором плане она очень мудрая! Но я ее советам, видно, следовать не в

состоянии!

— Спокойной ночи, Джоанна.

И… уходит. Это что вообще было?! Я смотрю на закрытую дверь. Не понимаю. Сегодня

Шон был со мной, в моей квартире, но он буквально отказался со мной переспать! А ведь я

хотела, несмотря на операцию, Ребекку Йол и отнюдь не радужное прошлое. Черт, я была

согласна даже вернуться. Ну, может, не жить, но… встречаться. С таким Шоном, каким он,

казалось, стал. С Шоном, который подарил мне кольцо, проект, закрыл дверь аудитории… и

даже… даже повесил люстру и подключил плиту! Но все так радужно!

Как я уже говорила, ожидания оправдываются далеко не всегда. Иногда от них становится

очень грустно. И квартира, только-только освещенная, потеплевшая, вдруг становится пустой и

тусклой. Ухожу в ванную и встаю под горячий душ. Он смоет с меня соль и разочарование. Но

этого не происходит — едва струи воды касаются моей кожи, я начинаю заливаться горючими

слезами. Неужели он помог мне только потому что его раздражает мое присутствие в офисе

Бабочек? Рыдания душат. Я запрокидываю голову. И… не становится легче, ведь сегодня

воплотился в жизнь мой самый страшный кошмар. Его зовут Ребеккой Йол.

Если вы думаете, что утро принесло мне облегчение, то глубоко заблуждаетесь. Мое лицо

опухло от слез, и приходится что-то с этим делать. А еще закончился кофе. Разумеется, чтобы

вернуть себе хотя мы частичку утраченного самолюбия, я одеваюсь в элегантный костюм и

туфли на самом высоком каблуке, который у меня имеется. Однако, когда спускаюсь на

парковку, обнаруживаю, что колесо спущено. То есть в своем элегантном костюме я лезу за

компрессором. Разумеется, под ногтями становится черно от грязи. Это так обидно, что хоть

снова плачь!

И автосервисы забиты под завязку. Один, второй, третий. Не могу же я на пробитой

покрышке кататься по всему Сиднею в поисках местечка, где трава зеленее? Останавливаюсь

около четвертой по счету мастерской. Захожу в помещение, а там… едва есть где стоять, не

говоря уже о сидячих местах. И когда я вижу, сколько здесь смеющихся, бегающих и плачущих

детей, меня охватывает паника. Кажется, тут сплошные мамаши с чадами, которых некуда

девать. Все, что я могу в такой ситуации: не разрыдаться в голос. Кажется, против меня

ополчилось все на свете!

— Меня трогать только в том случае, если вы хотите собственной смерти, — кричу я,

влетая на кафедру. — Это не день, а катастрофа!

Туфли летят в сторону, и я встаю босыми ногами на пол. Линолеум вовсе не холодный, но

мои ноги так горят, что он кажется ледяным.

— Конелл, что с тобой?

— Я ненавижу машины, детей, туфли и исчерпаемость кофейной материи и… — Шона

Картера! Ублюдка эдакого. И шлюху эту его! Молчать! — И пойду спрыгну с моста… Но мне

ведь даже это не поможет, потому что я слишком хорошо плаваю!

— Но это же хорошо, — миролюбиво говорит Роб, пытаясь меня успокоить.

— О нет, я не утону. И не застрелюсь, ведь я не смогу зарядить пистолет, даже если его

найду.

И не повешусь, так как пока вяжу узел переломаю ногти и растеряю всю решимость. Ну что

я за розово-пушистое бесполезное создание? — В этот момент раздается эпичный всхлип, после

которого по моим щекам начинают течь все слезы, которые я ухитрилась сдерживать… аж с

семи часов утра. Браво, Конелл. Ты просто умница!

Не выдержав внимания коллег, я ныряю под стол, не переставая всхлипывать. Ну теперь

они хоть меня не видят. Слышу, как открывается дверь. Только бы не Картер, только бы не

Картер! Наклоняюсь еще ниже, выглядываю из-под перегородки, кроссовки. Уф, это Каддини!

— Хм, туфли Док есть, а самой Док нет. Где она? — задумчиво спрашивает итальянец.

— Рыдает под столом, — услужливо сообщает секретарша.

— Что? — ошарашенно переспрашивает он.

— Ты что, оглох? Она рыдает под собственным столом. Не делай вид, что ты удивился, это

же Конелл.

— А почему она рыдает?

— Не может придумать эффективный способ покончить жизнь самоубийством после того

как разочаровалась в кофе, детях и туфлях.

Секретарши — они такие. Услужливые. Вспоминаю очаровательную мисс Адамс и

завидую Картеру черной завистью! Вот она классная, а эта… Всхлипываю. Громко выходит.

Что, вы думаете, делает после этого Каддини? Ага, он встает на пол на колени и

наклоняется к перегородке, из-под которой все еще торчит мой нос.

— Док?

Но в этот момент дверь снова открывается, и вот теперь там знакомые туфли Картера.

Хватаю Энрике за футболку, притягивая ближе.

— Я потеряла сережку, — быстро шепчу я.

— Что? — недоуменно переспрашивает он.

— Каддини, ты что там делаешь? — раздраженно спрашивает наш ректор.

— Ищу сережку Док! — невозмутимо заявляет итальянец. Умничка!

— А не туфли, нет? Потому что их я уже обнаружил.

Протягиваю Каддини сережку и пытаюсь стать как можно незаметнее. Из-за того, что

перегородка не доходит до пола, спряталась я не очень-то качественно, но Каддини отчасти

загораживает меня собой.

— Вот, — радостно объявляет он, распрямляясь и показывая Шону свою «находку».

— А самой Конелл ты там, часом не нашел? — ядовито спрашивает Картер. А я перестаю

дышать, ведь он угадал. — Почему это ее сережку ищешь ты?

— Потому что без туфель искать сережку неудобно. — Будь речь о любом другом

человеке, ответ звучал бы маразматически, но раз в беде именно я — все как надо. Каддини

чертов гений!

— Так какого черта она их сняла?! — рявкает Картер.

И тут до помощи страждущим милостиво снисходит секретарша:

— Потому что целый час простояла в автосервисе на таких каблучищах. — Хвала Господу!

— Уверяю вас, сэр, это очень больно!

— В автосервисе?

— По-моему именно это я и сказала, — вежливо-раздраженно повторяет наша местная

грымза.

Что ей ректор? Характер-то не спрятать.