Куклолов - Дарина Александровна Стрельченко

– Завтра. Загляну в институт, сдам пропуск, получу расписку за документы… И всё.

Назавтра, покончив с подписями и бумагами, я уже к вечеру вышел за проходную института.

– Олег, ты уверен? Я в последний раз пытаюсь до тебя достучаться…

Я вдохнул выхлопные газы свободы. Выдернул свою руку из Катиной руки.

Я отправляюсь в своё плавание. Отдать якорь.

– Катюша, спасибо тебе.

Сбежал по ступенькам и, не оглядываясь, пошёл к остановке.

Всё, что нужно, лежало у меня в рюкзаке, – вместе с билетом в Москву. Именно в Москве, в заброшенной Шереметьевской усадьбе, терялся след Арабеллы. Я не лелеял надежду, что кукла окажется там. Но навестить это место стоило – хотя бы для того, чтобы понять, где искать дальше. Я был уверен, что найду зацепку. Я знал, что найду.

Глава 9. Красная Шапочка

«Головная боль по утрам – святое».

Он со стоном потянулся, ударился ногой обо что-то твёрдое, острое и холодное. Открыл глаза.

Вагон покачивался, а за окном плыли бесконечные, заметённые сырой февральской метелью леса. То, во что Олег въехал пяткой, оказалось приступкой, чтоб забираться на вторую полку. Ушло секунд пять, прежде чем он вынырнул из сна и вспомнил, как оказался в поезде.

Впереди ждала Москва. Москва – и усадьба Шереметьева, где, занесённые снегом и временем, должны, просто обязаны были остаться следы Арабеллы.

До этого Олег бывал в столице только раз: всего один день, проездом в Анапу – ехали с мамой на море. Тот день запомнился ярким, жарким, бесконечным: вокзал и океанариум, длинная, без единой лавочки дорога, неуютные дворы, дома-муравейники, Красная площадь, трамвай и такая пресыщенность впечатлениями, что к ночи кружилась голова, и стоило сесть на полку в купе, как Олег уснул.

Но теперь его переполняли совсем другие чувства. Стоило прийти в себя и вспомнить обо всём, как тело наполнила нервная энергия. Наполнила и переполнила: лежать дольше он не мог. Тем более нужно было набрать воды, чтобы запить таблетку – головная боль разрасталась, грозя затопить утро. Впрочем, какое утро. Судя по вагонному табло, давно перевалило за полдень. Хотя постойте, это же московское время…

Он глубоко вдохнул, стараясь отогнать тошноту – наполовину от мигрени, наполовину от предчувствия чего-то… он и сам не мог осознать, чего. Привёл в порядок постель – ехать предстояло почти восемь часов. Заварил чай, выпил таблетку. Сел у окна. Пролетающий пейзаж, снежный и тихий, походил на ширму; менялись только кривые куклы-деревья, скользящие по верхней кромке.

Проводив взглядом мелькнувший факел рябины, Олег задумался: кто же здесь кукловод? Ветер? Время? В сущности, одно и то же, только ветер – временный, переменчивый хозяин с дурным характером. А вот время водит своих кукол более основательно, всегда зная, к чему следует ход.

По вагону бегала девочка – в её руках безвольно раскачивалась кудрявая светловолосая кукла. При взгляде на воздушные кудри Олег всякий раз вздрагивал от беспокойства: как там его собственные куклы. Они лежали совсем рядом, в чемодане, крепко обёрнутом плёнкой, прямо под его полкой. Ночью снились кошмары: что под полкой открылся люк и чемодан улетел в снежную свистящую мглу, что кто-то подкрался и бесшумно вытянул чемодан под покровом мглы…

Олег вырывался из этих снов, резко садился, дожидался, пока перестанет так часто биться сердце. Делал глоток минералки и ложился снова. Очень хотелось выбраться в тамбур, проветриться и размяться, но страх оставить кукол перевешивал всякое желание.

Утром, когда вагон проснулся, дело было другое: никто не стал бы лезть в его чемодан на виду у всех соседей. И всё-таки он не решался отойти надолго: марш-бросок до туалета, пробежка до титана за кипятком и снова – вахта на своей полке, никаких подогнутых коленей, ноги обязательно вниз, чтобы раз в несколько минут пяткой нашаривать гладкую, липковатую плёнку чемодана…

К трём часам нервы натянуло до предела; хотелось есть, никак не проходила головная боль, и внутри поселилось отчётливое, царапавшее при каждом вдохе опасение: кукол украли. Их всё-таки украли, или их залило водой, или чемодан подменили.

Олег сглатывал горькую вязкую слюну, дышал, открыв рот, чтобы было не так больно, чтобы было не так страшно, чтобы к мозгу приливал кислород, и это отогнало бы неуместный бред…

Конечно, куклы на месте. Он проверит это, как только доберётся до хостела. Всего через шесть часов. Олег, терпи. Терпи, Олежка.

Пару раз звонила Катя – он сбрасывал. Отрезок, который они должны были пройти вместе, кончен; пришло время одиночного плавания.

И он плыл, плыл и плыл сквозь снежные просторы, всем своим существом устремляя поезд вперёд и вперёд.

* * *

Въезд в Москву растянулся на часы. По обеим сторонам пошли товарные составы, постройки, трубы, длинные матовые ангары депо и дома, дома, дома… Олег с ужасом разглядывал многоэтажки, подавленный их величиной, одинаковостью, многотонной безликой массой. Тоска облепила поезд, лезла в щели, лизала стёкла, тянулась к самому нему, обвивая, подобно ночным кошмарам. Олег то и дело водил ладонью по лицу; казалось, лоб и щёки облепила клейкая сеть.

К нему наклонилась проводница:

– С вами всё хорошо?

Он понял вопрос не сразу; качнул головой.

– Вызвать врача?

– Что? Нет, нет. Просто голова болит…

– У меня цитрамон есть, – откликнулась девушка с полки напротив. – Вам дать?

– Могу сделать сладкого чаю, – предложила проводница.

– Нет, нет, – покачивал головой Олег в такт тормозящему поезду. – Всё хорошо.

Ему только хотелось, чтобы его оставили в покое. Хотелось как можно скорее выбраться из вагона, и вместе с тем было так пусто: что, если эта сторожащая его тоска не уйдёт, что, если она будет караулить его и в Москве?

А Москва уже наплывала: кланялась блестящим шпилем, подмигивала зелёными огоньками Ярославского вокзала, вползала в поезд заснеженной, обледенелой платформой.

Олег соскочил на перрон, рывком вытащил чемодан, выхватил из рук проводницы свой рюкзак – кто знает, как он туда попал, – и зашагал, почти побежал за толпой, теряясь от резкой вони шпал, оглушённый криком встречающих, объявлениями диктора, окликами таксистов… Он вреза́лся в кого-то, волок за собой чемодан, подпрыгивавший на выступах плит, почти не видел ничего в морозном тумане, пока не добрался до железного заграждения, за которым темнел спуск в метро.

– Добро пожаловать в Москву!

Кто это сказал – Олег не помнил. Помнил, что пришёл в себя от этих слов, вспомнил, почему он тут, ради чего на полном ходу выскочил из Крапивинска и ввязался в эту опасную круговерть.

– Скоро, милая, – прошептал