Куклолов - Дарина Александровна Стрельченко

Олег спустился в метро, купил карточку на пять поездок и, отчаянно боясь, что чемодан зажуёт турникетом, проскочил на эскалатор.

Запутавшись в схеме станций (она походила на бесконечную цветную рыбацкую сеть), щурясь на мелкие указатели, то и дело сверяясь с картой в телефоне, Олег два раза сел не туда, но пятьдесят минут спустя всё-таки добрался до Новогиреево и вышел. Глубоко-глубоко вдохнул холодный, горчащий морозный воздух – без всякого привкуса поезда или метро. И, утопая ботинками в пушистом снегу, побрёл к хостелу «Ореховый».

Судя по светящимся указателям с номерами домов, хостел располагался в следующем строении по ту сторону дороги… Дороги, которую пришлось переходить добрых полчаса. Сначала – поиски зебры. Потом – ожидание светофора, который горел красным, и красным, и красным… Ноги замёрзли; от тряски, голода и дурно проведённой ночи начинало двоиться в глазах. Казалось, что время скрутило в петлю: снова по грязной кромке сугроба, как по ширме, ехали кукольные силуэты машин, всё вокруг двигалось и звенело, летящий наискосок снег усиливал впечатление матрицы. Наконец Олег поверил, что время закольцевалось: пальцы онемели от холода, а зелёный так и не загорелся.

Потом к столбу у перехода подошла какая-то женщина, нажала кнопку, и светофор тут же позеленел.

– Дубина, – сквозь зубы процедил Олег и, спотыкаясь, побежал на другой берег, щурясь и шарахаясь от оранжевых и золотых фар.

К счастью, едко-жёлтая, неоновая вывеска «Ореховый» не заставила себя ждать. Олег повернул по стрелке, уткнулся в кое-как расчищенное крыльцо, потерявшим чувствительность пальцем ткнул в звонок…

– Имя-фамилия?

– Олег Крылов.

– На когда бронировали?

– На сегодня. Две ночи. То есть на сегодня и завтра.

– Тапочки есть?

– Нет!

Почему дверь не открывается? Почему его не впускают наконец с этой метельной улицы в тепло?

– Без тапок не пускаем.

Он готов был рассмеяться от абсурда. Переступил с ноги на ногу, чтобы хоть как-то согреться. В голове вертелись самые дурацкие способы достать тапки, а в животе неприятно жгло – отзывалась острая, съеденная натощак лапша…

– Пятьдесят рублей пара. Будете покупать?

– Буду!

Дверь наконец открылась. Олег ввалился внутрь, не чуя ног, затащил чемодан, вынул из кошелька пятьдесят рублей, схватил тапки…

– Молодой человек, вы хоть отряхнитесь!

Он с недоумением оглядел натёкшую с него лужу. Провёл ладонью по шапке – к полу, как мелкие белые мотыльки, устремились снежинки.

– На улице отряхнитесь!

Он выбрался на крыльцо, одной рукой придерживая чемодан, потопал, стряхнул снег с капюшона и рюкзака, заскочил обратно. Видя суровую хозяйку сквозь мутноватую, с алыми прожилками пелену, стянул ботинки, надел тапки. Сунул ботинки под стойку.

– Чемодан будете в камере хранения оставлять? Сто рублей сутки.

– Нет!

– Прямо по коридору душ. Комната – третья налево.

Он послушно выбрался в полутёмный, уставленный стеллажами коридор, отсчитал третью дверь, почти вслепую нашарил ручку и ввалился в душное, тёмное помещение, вдоль стен которого стояли двухэтажные кровати. Раздавалось похрапывание; в углу светился чей-то телефон.

– Нижняя у окна, – подсказала из-за плеча хозяйка. – После одиннадцати – режим тишины. Кухня рядом с душем. Чай, кофе…

– Спасибо, – выдохнул Олег.

Хозяйка, не прощаясь, исчезла. Он прошёл внутрь, закатил чемодан под кровать и сел, наслаждаясь твёрдой, не колеблющейся и не движущейся опорой. Потом наполовину лёг, так и оставив ноги стоящими на полу. Сон навалился такой тяжестью, что сопротивляться стало почти невозможно.

Грязный, потный, даже не раздевшийся. Что бы сказала Катя? Что бы мама на такое сказала?

– Пять минут, – прошептал Олег в полузабытьи. – Пять минут, и я пойду сполоснусь.

Уже почти не сознавая, что делает, на автопилоте нашарил ногой чемодан. Прижал к нему пятку поплотнее, закрыл глаза…

– Пять минут.

Когда он проснулся, комната была пуста, а в окно светило ослепительное, предвещающее скорую весну февральское солнце.

…Через два часа Олег обнаружил себя на подъезде к усадьбе Шереметьевых в Кусково и так и не вспомнил ни метра дороги. Выглянул наружу через забрызганное автобусное окно. Еловые лапы, кедровые ветви, сосновые корни…

– Я тут на балах танцевала, – шепнула Изольда.

Олег мотнул головой и выбрался из стылого автобуса. Игнорируя собравшуюся вокруг гида группу, побрёл по снегу прямо к усадьбе. Услышал донесённое ветром начало рассказа:

– По слухам, граф замуровал в крыше свою незаконную жену, а в подвале под конюшней содержал подпольное варьете…

– Какой интересный, однако, граф, – пробормотал Олег, проваливаясь во всё более глубокие сугробы. Странно: музей же; вроде бы, должны чистить дорожки. Но что-то не чистят.

По уму следовало сразу забраться в Голландский домик, но как проникнуть туда в одиночку? Терять полдня на экскурсию с группой не хотелось. Олег натянул на запястья перчатки, вдохнул и бросился в сугробы вплавь. Окольным путём пробрался к крыльцу – оно стояло в торжественном безвременьи, в обрамлении колонн, ваз и фарфоровых от ледяной белизны Венер и амуров. Кедры в аллее вымахали до гигантских размеров и почти скрывали солнце, похожее на фольгу от плавленого сыра – такое же золотистое и мягкое.

Снег с широких, бледно-изумрудных еловых лап сыпался за шиворот и в лицо. От солнечных полос на сугробах рябило в глазах.

– Молодой человек!

Олег вздрогнул, заозиравшись. Насыпавшийся на рюкзак снег полетел во все стороны.

– Молодой человек! Вы от группы отбились?

Заметили-таки. Может, к лучшему.

Он настороженно кивнул и, аккуратно ступая по чьим-то полузаметённым следам, взобрался на крыльцо. Окликнувшая его женщина в синем кардигане глянула на часы:

– Они только начали, можете ещё догнать. Или тут подождёте, пока они не придут? Уличная часть минут пятнадцать. Потом – здесь проходка.

Проходка. Олег усмехнулся про себя: термин-то какой.

– Тут подожду. Спасибо большое.

– Заходите. – Женщина посторонилась, кинула: – Гардероб, дальше буфет. Можете чаю выпить, если замёрзли. У нас еловый чай, очень вкусный.

Он ступил на деревянную, скрипнувшую половицу. Тело слегка заклинило; сбило дыхание.

– Благодарю, – с трудом сдерживая мандраж, выговорил он. Какой чай, когда он так близко от следов Арабеллы?

Он сделал вид, что сдаёт куртку в гардероб, но, стоило тётке отвернуться, – скользнул вдоль пластмассовой стенки, юркнул за угол и выдохнул. Всё. Теперь – самостоятельная прогулка. Никаких экскурсий. Об искомом экспонате тут не расскажет никакой гид.

По спине, теплея, бежали иголки предчувствия.

Солнце било из узких верхних окон (широкие нижние почему-то были заколочены и завешаны мешковиной), и лучи доходили до пола как сквозь толщу морской воды: зеленоватые и блестящие. Это сходство с подводным царством усиливало предвкушение; где ещё выжидать русалке, как не здесь, в этом рукотворном, иллюзорном море?

Изо рта при дыхании вырывался пар – видимо, отопление работало вполсилы.