Шпионы XX века - Филлип Найтли

В 1941 – 1942 годах американский военный атташе в Каире полковник Боннер Феллерс радировал в Пентагон обо всем, что происходило в Северной Африке, часто сообщая о намерениях и боевой мощи англичан. Немцы перехватили шифровки Феллерса, затем, как сообщает Дэвид Кан, «быстренько их расшифровали, оценили, перевели, перекодировали и переслали генералу Эрвину Роммелю. В январе 1942 года он успешно использовал полученные сведения. Роммель заставил англичан отступить на 300 километров через пустыню, а сам вплотную подошел к воротам Александрии». Благодаря своим успехам немецкие шифровальщики заслужили со стороны немецкого главного командования такое же отношение к себе, которое позже испытывало к «Ультра» командование союзников. Глава отдела «Иностранные армии Запада» полковник Ульрих Лисс называл их «любимым детищем всех шефов разведки»(32).

Немцы даже умудрились встрять в радиотелефонную сеть между Лондоном и Вашингтоном, и, /несмотря на то что все важные разговоры по этой линии зашифровывались, они преуспели в их расшифровке. Таким образом, немцы имели возможность время от времени подслушивать разговоры между Черчиллем и Рузвельтом, однако были весьма разочарованы услышанным. Оба лидера были слишком осторожны в своих высказываниях, чтобы немцы могли извлечь из этого какую-либо пользу.

Но самым большим успехом немецких шифровальщиков была, несомненно, расшифровка кодов английских морских конвоев. С самого начала войны английские морские коды один за другим раскрывались немцами, и к 1942-1943 годам они перехватывали порядка 2000 радиограмм с конвоев ежемесячно, расшифровывали их и передавали немецким лодкам, это происходило как раз перед началом бойни, известной как битва за Атлантику. «В течение всего времени, что лучшие умы Блетчли-парка прилагали огромные усилия к раскрытию немецких кодов, защита их собственных кодов оставалась примитивной», – пишет Эндрю Ходжес, биограф Алана Теринга, гения из Блетчли(33).

Проблема заключалась в том, что в ГШКШ пренебрегали надежностью собственных кодов и шифров, занимаясь более привлекательным делом – раскрывая шифры противника. А ведь собственные успехи в расшифровке должны были бы насторожить англичан. В ГШКШ знали из перехваченных ещё в начале войны шифровок немецкого флота, что немецкий военный атташе в Вашингтоне был слишком хорошо информирован об английских конвоях, уходящих от берегов Соединенных Штатов(34).

Но только когда две трети войны уже остались позади, англичане сообразили, что немцы получали из перехваченных с конвоев шифровок детальную информацию о продвижении караванов, например, что координаты конвоя SC-2 в полдень 6 сентября 1940 года будут такими: 50°00' северной широты и 19°50' западной долготы(35). Была срочно разработана программа по введению новой системы шифров. Королевский флот получил её 10 июня 1943 года, но торговый флот продолжал работать по старым шифрам до конца года. Однако было уже слишком поздно. Большая часть из 50 тыс. моряков союзных флотов, погибших во время войны, уже лежала на морском дне.

Козлом отпущения за эти промахи сделали главу британской морской разведки адмирала Дж. X. Годфри – он стал единственным офицером флота такого ранга, не получившим признания по окончании войны(36). Но вина лежала не только на Адмиралтействе. За надежность шифров отвечал Блетчли-парк, а там пренебрегли своими обязанностями.

У немцев были и другие успехи по части проникновения в британскую систему связи. Можно рассказать о двух наиболее выдающихся случаях. С точки зрения стратегического значения они не уступали операции «Ультра», и в обоих случаях успеху немцев послужили непростительные промахи самих англичан, причем настолько непростительные, что до сих пор весьма сложно получить от британских властей признание, будто такое вообще имело место.

Первое событие произошло утром 11 ноября 1940 года, когда британский пароход «Отомедон» был перехвачен немецким рейдером «Атлантис» в Индийском океане. Капитан английского судна вез совершенно секретную почту и книгу кодов в Сингапур. Материал был настолько важен, что запечатанный и привязанный к грузу пакет хранился на мостике, чтобы в случае, если возникнет опасность того, что бумаги могут попасть в руки немцев, его можно было скинуть за борт. Но когда «Атлантис» ударил по палубным надстройкам «Отомедона» из всех калибров, капитан и все находившиеся на мостике или рядом с ним матросы и офицеры были убиты на месте. Немцы нашли уцелевший пакет и вскрыли его. Это оказался сущий клад.

Здесь были коды торгового флота, вводимые с 1 января 1941 года, несколько обзоров еженедельных разведывательных докладов Адмиралтейства. Но что больше всего обрадовало немцев, так это копии протоколов заседаний британского Военного кабинета и оценки, содержащиеся в докладе руководства Генштаба, относительно британских планов на Дальнем Востоке в случае войны с Японией. Красной нитью там проходила мысль о том, что англичане чрезвычайно озабочены тем, чтобы иметь возможность как следует защищать свои интересы, и что им придется «отступить на базу, откуда позже можно будет восстановить британские позиции». Гонконг, Малайя и Сингапур были беззащитны, не было никакой надежды на то, что на Дальний Восток будет послан британский флот, а незначительные военно-воздушные силы практически не могли прикрывать суда в Индийском океане. Приоритет отдавался концентрации войск в Малайе, и страны Содружества должны были перекинуть туда одну дивизию целиком.

Документы срочно переслали в Кобе (Япония), а оттуда в посольство Германии в Токио, где военно-морской атташе адмирал Пауль Веннекер разобрал и рассортировал их. Веннекер понял, что доклад руководства Генштаба представляет огромный интерес для японцев, и переслал его резюме в Берлин, запросив одновременно разрешение на то, чтобы передать бумаги японцам. Японский военно-морской атташе в Берлине получил посланное Веннекером резюме от немецкого верховного командования и передал его по радио в Токио. (Так, по иронии судьбы, англичане имели двойную возможность перехватить и расшифровать радиограммы, которые подтвердили бы захват их секретных документов. Но Веннекер применял на своей «Энигме» такой код, который в Блетчли-парке так никогда и не расшифровали, а японский военно-морской атташе пользовался шифром JN 25, который американцы сумели «вскрыть» лишь в 1945 году.)

Как только в японском штабе военно-морских сил увидели эти документы, Веннекера тут же вызвали и объявили ему о том, что эти бумаги просто бесценны. Имеется ещё одно подтверждение того, насколько высоко японцы оценили документы, захваченные на «Отомедоне». Когда пал Сингапур, император Хирохито подарил капитану «Атлантиса» самурайский меч, один из трёх, полученных немцами за всю войну. (Остальные два были вручены Роммелю и Герингу.) Однако Черчилль, похоже, так никогда и не узнал об этой потере, из чего можно сделать вывод, что эти документы были посланы без ведома Военного кабинета, что их захват был скрыт и этот факт утаивается и по сей день(37).

Другой серьезный прокол англичан связан с захватом 10 мая 1942 года немецким рейдером «Тор» австралийского лайнера «Нанкин», следовавшего из Сиднея в Коломбо. Капитан «Нанкина» сумел выбросить за борт книгу кодов и другие секретные бумаги, но на борту находились 120 мешков с почтой, в которых были и доклады Разведывательного комитета по совместным операциям (РКСО) союзников, находящегося на Новой Зеландии, в Веллингтоне. И снова Веннекер проанализировал содержимое почтовых пакетов и передал по радио обобщающий доклад немецкому верховному командованию. Помимо сведений о моральном состоянии жителей Австралии и Великобритании и их отношении к войне из докладов РКСО явствовало, что союзники раскрыли японские шифры. Эта информация послужила поводом для серии совместных совещаний между офицерами военно-морской разведки Японии и немецкими специалистами по кодам с целью повышения надежности японских шифров.

Трудно сказать, какую ещё пользу извлекли японцы из докладов РКСО, потому что многие документы, связанные с инцидентом с «Нанкином», до сих пор либо закрыты, либо отсутствуют и в английских, и в немецких архивах. Наиболее вероятным объяснением будет следующее: англичане чувствуют себя неловко из-за того, что секретные документы РКСО пересылались вместе с обычной почтой на «Нанкине» – элементарная небрежность службы безопасности.

Возможно ли, что подчеркивание блеска секретной интеллектуальной операции «Ультра», которая «позволила быстрее закончить войну», скрывает её основное политическое значение – а не способствовала ли «Ультра» развязыванию «холодной войны»? Две трети немецкой военной мощи было сосредоточено на Восточном фронте, однако роль «Ультра» на этом направлении остается тайной. Поделились ли союзники с русскими своей «бесценной» разведывательной информацией? Если нет, то знали ли об этом русские? Возможно ли, что русские сами проникли в тайну «Энигмы»? (Они, несомненно, раскрыли многие английские шифры.) С первых откровений об операции «Ультра» такого рода вопросы служили лишь созданию очередных мифов о ней. Лучшим из них является тот, в котором утверждается: русские очень подозрительно относились к своим западным союзникам, поэтому Черчилль решил, что передавать Сталину материалы «Ультра» обычным путем бесполезно, так как, дескать, если он это сделает, то Сталин, естественно, заподозрит, что Черчилль подсовывает ему эту информацию, руководствуясь какими-то скрытыми мотивами. Поэтому СИС скармливала в скрытом виде материалы «Ультра» знаменитой русской шпионской сети в Швейцарии, группе Люци. И только получая сведения от своих проверенных агентов, Сталин был убежден в их достоверности. Эта теория, как мы увидим, при ближайшем рассмотрении не выдерживает критики.