Мужские сны - Людмила Толмачева

– Ты заметила его реакцию, когда он узнал тебя в изображении?

– Заметила, – глухо произнесла Татьяна. – Боюсь, не видать нам денег от Семенова.

– Неужели человек такого масштаба так мелок в пустяках?

– Ты это считаешь пустяком? Вспомни себя в моей квартире. Тоже ведь ревность возобладала. Все вы одним миром мазаны.

– Ладно, не расстраивайся раньше времени. Может, обойдется. Пошли лучше обедать.

Их ждали непременные караси, поджаренные в сухарях, борщ и ватрушки с творогом. Матушка Ирина не села с ними за трапезу, так как ей предстояло еще накрыть стол на улице для рабочих, шумно моющих руки за углом флигеля, где специально обустроили большую умывальню. Матушке помогали две женщины-прихожанки, добровольно взявшиеся за это богоугодное дело. Отец Алексей проводил высоких гостей и пришел домой в приподнятом настроении.

– Прекрасный день, слава Господу нашему, надо его запомнить. А потом упоминать будем в дни праздников. Устали, Татьяна Михайловна? – заметил он погрустневшее лицо Татьяны.

– Нет, не устала. Мне ведь послезавтра уезжать, вот и взгрустнулось. Жаль расставаться с вами, с селом, с храмом.

– Ничего. На все воля Божья. Будете приезжать, проведывать нас. Неужели забудете?

– Нет, конечно. И все же сейчас, когда здесь закипела работа, уезжать не хочется, – сказала Татьяна и без перехода спросила: – А что сказал Семенов на прощание?

– Семенов? – переспросил отец Алексей. – Да вроде ничего такого не сказал. Попрощался и сел в машину. Хотя нет, сказал. Спросил: «А давно здесь Татьяна Михайловна?» Я говорю, мол, месяц как приехала. Вот и все.

Татьяна поймала на себе слегка насмешливый взгляд Андрея и опустила глаза в тарелку с карасями. Весь обед они промолчали.

После непродолжительного отдыха в тени акации они вновь вернулись к росписи и работали допоздна.

Вечером, вернувшись к себе, истопили баню, помылись, впервые вдвоем, так как теперь им никто не мешал и стесняться было некого. Татьяна возилась с Андреем, как с ребенком. Помогла ему помыть голову, терла суровой мочалкой спину, даже похлестала березовым веником его распластанное на полке тело, а потом еще и обтерла полотенцем и расчесала волосы. Андрей, еще ни разу не испытавший ничего подобного в своей жизни, разомлел, буквально растаял от Татьяниной заботы и ласки. Они сидели за столом, пили чай с вареньем и лениво перебрасывались ничего не значащими фразами. Слова сейчас были не нужны. На душе был праздник. Тело тоже праздновало отдохновение в чистоте и холе. Чего еще желать?

Утром Татьяна встала первой, пошла в баню, чтобы умыться. Она не любила плескаться под неудобным умывальником. Когда сбежала со ступенек крыльца, то боковым зрением заметила белый листок у калитки. Она подошла, уже предчувствуя беду, подняла его, развернула: «Вы рано успокоились. Если статья выйдет, вашей подруге не жить».

Татьяна без сил опустилась на табурет, положила руки на стол, задумалась. Что все это означает? Неужели Плужников и его компания – лишь вершина айсберга, а за ними стоят силы покруче, те, кто остался в тени и теперь угрожает расправой? Вдруг до нее дошло, что о статье знал только Симаков. Значит, эта «шестерка» уже оповестила своих покровителей. А они сразу начали действовать. Обычными преступными методами, старыми как мир, но порой очень действенными. И самое обидное – вновь не за что уцепиться. Вновь Симаков вне поля досягаемости. Нет прямых улик, нет доказательств, нет свидетелей, не считая Инны. Их обеих можно отнести к заинтересованным лицам. Они однокурсницы, подруги. Получалось, что Татьяна, пользуясь своим и Инниным положением, сводит счеты с «честным» депутатом, выступившим против предателей и сталинских прихвостней. Нет, пока у нее не будет на руках более весомых улик, нечего и мечтать о возмездии Симакову. Но сейчас не до него. Надо спасать Инку. Татьяна нутром чуяла, что угроза, нависшая над Инной, не липовая, а самая настоящая. Задеты чьи-то кровные интересы, и потому с ними церемониться не станут.

На крыльцо вышел Андрей. Татьяна молча протянула ему листок. Он прочитал, нахмурился, сказал примерно то же, о чем только что думала Татьяна:

– Это серьезно, Таня. Ты видела, что они сделали с Дашей. Если бы ты вовремя не вспомнила эту «Ниву», они убили бы ее. Я уверен, что возвращать ее они не собирались.

– Я сейчас же позвоню Инке, чтобы не рыпалась с этой статьей.

– Звони. Я пока налью кофе.

Татьяна нервно набрала на мобильнике номер Инны.

– Алло! – ответил голос Инны, низкий и хриплый спросонья.

– Инна! Здравствуй! Я не буду долго распространяться. Скажу только одно. Останови работу над статьей. Тебе угрожают расправой за нее. Поняла?

– Какого черта ты трезвонишь в такую рань из-за ерунды? Ты хоть знаешь, дорогуша, что мне угрожают чуть ли не каждый день? Такова участь любого порядочного журналиста. И непорядочного тоже.

– Инка! Где твоя дочь?

– А что?

– Прекрати свои идиотские вопросики. Отвечай, где Юля.

– Дома, где ей еще быть? Завалила экзамен на биофак, теперь срочно готовится на химический. Там на три дня позднее. Может, сдаст. А что?

– Так вот. Тебя, может, и не тронут, а Юльку возьмут в заложницы. Тебя устраивает такая перспектива?

– Погоди. Так это серьезно?

– Еще как! Слушай меня. Никаких статей, поняла? Во всяком случае, в ближайшее время. Надо этих гадов сначала найти, а потом уже… Короче, через день я буду дома. Встретимся и все обсудим. Пока!

– Что ты собираешься делать? – спросил Андрей, когда они сели завтракать.

– Сама не знаю. Но сидеть сложа руки не могу. Не в моем это характере.

– Давай еще раз построим логическую цепочку того, что произошло за этот месяц.

– Давай.

– Итак, ты приехала в Кармаши. Кстати, зачем ты приехала?

– Как «зачем»? Навестить родню. Хотя нет. Мама попросила уладить вопрос с этим домом. Дядя Паша не знал, что с ним делать. Жить в нем некому, а продавать жалко. Но теперь решено, что здесь будет жить семейство отца Алексея. Кстати, сегодня мы их должны перевезти. Я попрошу Виталия помочь.

– А мы с тобой где будем ночевать? Кстати, последнюю нашу ночь в Кармашах.

– Что значит «последнюю»? Ты исключаешь, что я могу нечаянно нагрянуть с проверкой?

– Насчет чего?

– Насчет всего.

– Не темни. Впрочем, я уже понял. Неужели ты совсем не веришь мне?

– Верю всякому зверю. Как говорится, доверяй, но… только себе. И то через раз.

– С вами все ясно, Татьяна Михайловна. Так вернемся к нашим баранам?

– Вернемся. Итак, я приехала и сразу увидела на берегу Огневки сцену из ремейка драмы «Коварство и любовь». По-моему, Шиллер здесь отдыхает.