Победитель остается один - Пауло Коэльо

Ответ нелогичный: всегда найдется такой, кто будет думать иначе, нежели все. И стало быть, необходимо при первой же возможности дать все надлежащие объяснения, созвать пресс-конференцию, но при этом говорить только об американской режиссерше, найденной на скамейке без признаков жизни, и тогда все прочие эпизоды будут тотчас забыты.

Заметная в киномире фигура убита. Кто после этого заинтересуется гибелью никому не ведомой девушки-торговки? А если даже и заинтересуется, то согласится с выводом, который Савуа сделал еще в самом начале расследования — смерть произошла от передозировки наркотиков.

Вернемся к режиссерше. Вероятно, она все же не столь значительная фигура — в противном случае комиссар давно бы уже позвонил ему на сотовый. Итак, факты таковы: некий хорошо одетый седеющий господин, лет примерно сорока, некоторое время беседовал с нею, любуясь закатом, а за ними из-за камней наблюдал свидетель. С хирургической точностью нанеся ей удар стилетом, злоумышленник медленно потел прочь и сейчас уже растворился среди сотен и тысяч мужчин, подходящих под его словесный портрет.

Савуа, на несколько минут отключив сирену, звонит своему помощнику, который остался на месте преступления и сейчас отвечает на вопросы вместо того, чтобы задавать их самому. Просит, чтобы тот сообщил терзающим его журналистам — мастерам скороспелых суждений и поспешных выводов, что «почти убежден: здесь — убийство на почве ревности».

— Не говори, что это верно на сто процентов. Скажи — на это указывает ряд обстоятельств. Это не ограбление, не месть, а драматически завершившееся выяснение отношений. Постарайся особенно не врать: они записывают каждое слово, и записи эти потом могут быть использованы против тебя же.

— А зачем я должен объяснять мотивы?

— Обстоятельства указывают. Чем раньше удастся удовлетворить журналистов, тем лучше будет для нас.

— Они спрашивают, чем было совершено убийство.

— Отвечай: «на основании свидетельских показаний — стилетом».

— Но свидетель как раз и не уверен.

— Если даже свидетель точно не знает, что видел, что же ты можешь утверждать, кроме «все указывает на…». Припугни паренька, напомни, что его тоже записывают…

Он дает отбой. Через минуту младший инспектор начнет отвечать на неудобные вопросы.

«Все указывает», что это было убийство из ревности, хотя жертва только накануне своей гибели появилась в городе, прилетев из США. Хотя в номере своего отеля жила одна. Хотя все, что удалось выяснить, сводилось к тому, что единственная ее встреча, притом не имевшая никаких последствий, прошла утром, на открытом рынке фильмов, расположенном возле Дворца конгрессов. Но журналистам доступ к этой информации будет закрыт.

Есть кое-что такое, гораздо более важное, о чем знает он один — и больше никто в целом мире.

Жертва побывала в госпитале. Они немного поговорили, и он попросил ее уйти — как теперь выяснилось, на ее погибель.

Савуа снова включает сирену, словно бы для того, чтобы ее оглушительным воем отогнать чувство вины. Но ведь это не он, не он всадил в несчастную стилет.

Разумеется, он может подумать: «Эта дама явилась в госпиталь, потому что имеет отношение к наркомафии и желала удостовериться, что убийца сделал свое дело». Вот это сообразуется с «логикой», и если он доложит по начальству об этой случайной встрече, следствие двинется именно в этом направлении. Кстати, версия не лишена оснований: режиссершу убили так же нетрадиционно, как и голливудского дистрибьютера. Оба погибших были американцами, обоих ткнули острыми предметами. Все указывает на то, что речь идет о членах одной группы, тем более что погибшие были связаны между собой.

Но может быть, он ошибается, и в городе вовсе не действует серийный убийца?

Юная португалка, которую с высоким профессиональным мастерством задушили на Круазетт, могла накануне вечером иметь контакты с кем-то из группы, приехавшей для встречи с продюсером. Не исключено, что она, помимо кустарных сувенирных поделок, приторговывала еще кое-чем — наркотиками, например.

Отчего бы не представить себе, что в Канны приезжают некие иностранцы свести счеты. В каком-то баре местный наркодилер знакомит одного из них с португалкой, которая «работает на нас». И вот они уже в постели: у иностранца, выпившего больше, чем следует, развязывается язык — в Европе другой воздух, короче говоря, он теряет над собой контроль и пробалтывается. Наутро, осознав, что наговорил лишнего, поручает исправить допущенный промах своему подручному — профессиональному убийце: в подобных бандах обязательно имеется такой.

Ну вот, все предельно ясно, все уложилось в схему и не оставляет места для сомнений.

В том-то и беда, что слишком хорошо все уложилось — так хорошо, что это теряет смысл. Не может быть, чтобы кокаиновый картель решил «разбираться» в городе, куда по случаю фестиваля со всей страны стянуты дополнительные силы полиции, присоединившиеся к целой армии телохранителей, «секьюрити», специально нанятых на это время, частных детективов, круглые сутки следящих за тем, чтобы баснословно дорогие драгоценности, которые сверкают на улицах и в салонах, не сменили ненароком владельца.

Но даже если это и так, то тоже на руку Савуа: мафиозные разборки привлекают не меньше внимания, чем серийные убийцы.

Можно расслабиться. Как бы то ни было, он в любом случае обретет славу, которой, по его убеждению, заслуживает.

Сирена выключена. За полчаса он пролетел по автостраде, пересек невидимую границу и оказался в другом государстве. До цели еще минут десять. Но в голове его ворочаются мысли, которые, в сущности говоря, должны быть под запретом.

Три убийства за день. Он, как выражаются политики, глубоко соболезнует семьям погибших. Разумеется, он отчетливо сознает, что государство платит ему за поддержание порядка, а не за то, чтобы радовался, когда порядок этот попирают с такой кровавой жестокостью. Комиссар сейчас, надо думать, землю носом роет, понимая, какая гигантская на нем ответственность: надо решать две задачи — изловить преступника (одного или целую шайку, что пока еще неясно) и отогнать прессу. Все уже подняты на ноги, все полицейские участки в округе оповещены, и патрульные автомобили получают по электронной почте словесный портрет злоумышленника. Не исключено, что какому-нибудь политику придется прервать свой заслуженный отпуск, ибо шеф полиции сочтет бремя такой ответственности чрезмерным и постарается переложить ее на плечи людей из верхних эшелонов.

Но политик этот не так-то прост, чтобы попасть в ловушку, и он скажет всего лишь, что в городе надо навести порядок в кратчайшие сроки, поскольку «на карту поставлены миллионы, если не сотни миллионов евро». Он не станет влезать в это дело, ибо есть у него и поважнее — вот, например, вино какой марки следует подавать сегодня вечером такой-то иностранной делегации.

«А я? Я на верном пути?»

Запретные мысли возвращаются: Савуа счастлив. Настает самый счастливый миг во всей его карьере, посвященной заполнению формуляров и разбору незначительных происшествий. Он и представить себе не мог, что подобная ситуация вызовет в его душе ликование, подобное тому, что испытывает сейчас, ведь он — настоящий сыщик, который строит версии, идущие вразрез с логикой, и непременно получит награду, потому что первым сумел различить недоступное взору остальных. Он никому не расскажет об этом — никому, даже своей жене, ибо та придет в ужас от такого признания, сочтет, что от постоянных опасностей и напряженной работы муж ее помешался.

«Да, я доволен. Я счастлив».

Он всей душой соболезнует семьям погибших, но сердце его, много лет кряду пребывавшее в инертном состоянии, сейчас возвращается к жизни.

Савуа ожидал увидеть полки, заставленные бесчисленными томами пыльных книг, груды журналов по углам, заваленный бумагами стол, но кабинет сияет незапятнанной белизной голых стен. Несколько изящных светильников, удобное кресло, а прозрачный стол пуст, если не считать гигантского монитора и беспроводной клавиатуры. Рядом лежат маленький блокнот и роскошная ручка «Montegrappa».

— Вы бы все-таки перестали улыбаться и приняли мало-мальски озабоченный вид, — говорит седобородый хозяин: несмотря на жару, на нем твидовый пиджак, сорочка с галстуком, хорошо сшитые брюки. Все это никак не вяжется ни с обстановкой кабинета, ни с темой разговора.

— Не понимаю, о чем вы…

— Все вы прекрасно понимаете. А я знаю, что вы сейчас чувствуете. Вам предстоит расследование небывалого, неслыханного в ваших краях дела. Я сам переживал подобный внутренний конфликт в ту пору, когда жил и работал в Вест-Гламоргане, это в Великобритании. И схожему делу я обязан тем, что меня перевели в Скотланд-Ярд.