Победитель остается один - Пауло Коэльо

На самом деле он не видел ровным счетом ничего. И чуть позже справится у Джибсона, какая картина станет хитом сезона.

Белокурая нарядная девушка вежливо просит репортера отойти. Затем осведомляется, будут ли уважаемые гости на коктейле, устраиваемом правительством Бельгии после дефиле: присутствующий здесь министр желал бы поговорить с ними. Хамид после секундного раздумья — Бельгия не жалеет денег на то, чтобы работы ее модельеров получили международный резонанс и хоть отчасти вернули стране былое великолепие, утраченное вместе с африканскими колониями, — отвечает утвердительно:

— Что ж, можно будет выпить по бокалу шампанского…

— Мне кажется, сразу после показа нас будет ждать Джибсон, — перебивает его Ева.

Хамид говорит, что и в самом деле забыл о назначенной встрече, но непременно свяжется с министром потом.

Фотографы, обнаружив их, принимаются щелкать затворами своих камер. Пока они — единственные, кем интересуется пресса. Через какое-то время появляются несколько манекенщиц, в прошлом вызывавших фурор: они позируют и улыбаются, раздают автографы скверно одетым зрителям из партера, делают вес возможное, чтобы их заметили, чтобы их лица снова появились на страницах газет и глянцевых журналов. Фотографы поворачиваются к ним, зная, что просто исполняют свои обязанности, и для того, чтобы порадовать издателей — ни один снимок не будет напечатан. Мода — продукт скоропортящийся: моделей, блиставших три года назад (речь, разумеется, не идет о сумевших задержаться на глянцевых страницах благодаря скандалам, тщательно подготовленным и срежиссированным агентами, либо и в самом деле выделиться из общей массы) помнят лишь те, кому вечно предназначено толпиться за барьерами ограждения, да пожилые домохозяйки, не поспевающие за стремительностью перемен.

И старые идолы превосходно об этом осведомлены (под «старыми» следует понимать моделей, уже достигших рокового рубежа двадцатипятилетия) и появляются здесь не только потому, что мечтают вернуться на подиум — им очень хотелось бы получить роль или приглашение вести какую-нибудь программу кабельного ТВ.

Кто же участвует в показе, кроме Жасмин, исключительно ради которой он, Хамид Хусейн, и находится здесь?

С уверенностью можно сказать, что не будет четырех-пяти мировых топ-моделей, ибо они делают лишь то, что хотят, зарабатывают огромные деньги и вовсе не собираются появляться в Каннах, чтобы их руками кто-то загребал жар славы и престижа. Хамид рассчитывает увидеть двух-трех рангом пониже, манекенщиц класса Л (ну, вроде Жасмин), которые получат за выход на подиум тысячи полторы евро: для этого нужно иметь харизму и — что еще важнее — перспективу в индустрии моды. Еще две-три модели класса 5, профессионалки, в совершенстве владеющие искусством дефиле, но лишенные счастья в качестве специально приглашенных участвовать параллельно в вечеринках высшего разбора — они заработают евро 600–800. Прочие принадлежат к классу С: это девушки, совсем недавно белками в колесе завертевшиеся в бесконечных дефиле; их ставка — 200–300 евро, ибо «им еще надо набраться опыта».

Хамид знает, какая мысль сидит в голове у девушек этой категории: «Я сумею победить. Я покажу всем, на что способна. Я стану лучшей топ-моделью мира, пусть ради этого придется переспать с любым стариканом».

«Стариканы», однако, не так глупы, как полагают начинающие модели, большинство которых еще не достигли совершеннолетия, а потому едва ли не во всех странах мира за любовь с ними можно поплатиться тюрьмой. Тем более что девушки пребывают в плену иллюзий, бесконечно далеких от действительности: никому не удается покорить вершину только за счет своей сексуальной отзывчивости — нужно еще многое другое.

Например, харизма. Удача. Толковый агент. Подходящий момент. А в глазах аналитиков рыночных трендов подходящий момент — совсем не то, что кажется этим девочкам, едва переступившим порог мира моды. Хамид ознакомился с последними исследованиями — всё указывает, что публике приелись страдающие анорексией инопланетные создания неопределенного возраста. Агентства, подбирающие манекенщиц, ищут теперь (по большей части — тщетно) нечто иное: модель, в которой каждый бы увидел девушку из соседней квартиры. То есть такую, которая была бы абсолютно нормальна и внушала бы всем, листающим журналы и глядящим на афиши, мысль: «Я такая же, как вы».

И разумеется, найти необыкновенную женщину, которая выглядела бы человеком «как ты и я», — задача почти невыполнимая.

Время манекенщиц, служивших живыми и двигающимися вешалками, минуло безвозвратно. Конечно, одевать худых проще — одежда сидит на них лучше. Прошло время, когда роскошные предметы мужского обихода рекламировали в журналах красивые модели: это действовало в эпоху яппи, в конце 80-х, а сейчас не продается абсолютно ничего. В отличие от женщин, у мужчин нет определенного стереотипа красоты: покупая тот или иной товар, мужчина ищет что-то такое, что ассоциируется у него с коллегой по работе или собутыльником.

Хамид Хусейн узнал про Жасмин потому лишь, что ее увидели на каком-то показе и рассказали ему о ней, сопроводив рассказ комментариями вроде «она может стать лицом вашей новой коллекции», «у нее необыкновенная харизма, а между тем каждая может узнать в ней себя». В отличие от манекенщиц класса С, пребывающих в постоянном поиске полезных связей и мужчин, считающих, что у них хватит могущества превратить их в звезд, наилучший шанс выдвинуться в мире моды — да, вероятно, и везде — дают именно такие комментарии. В тот миг, когда кто-то вот-вот может стать «открытием», его ставки начинают расти вопреки всякой логике. Иногда на этом можно выиграть. Иногда — проиграть. Но таково уж свойство рынка.

Зал начинает заполняться: в первом ряду, где зарезервированы места для почетных гостей, несколько кресел заняты элегантными дамами и господами, а остальные еще пусты. Публика размещается во втором, третьем и четвертом рядах. Знаменитая модель — она замужем за футболистом и часто бывает в Бразилии, потому что «обожает эту страну», — в центре внимания фотографов. Всем на свете известно, что «побывать в Бразилии» — это синоним термина «сделать пластику», но никто не отважится сказать об этом вслух, тем паче что и в самом деле между карнавалом в Рио и осмотром достопримечательностей Сальвадора остается время, чтобы поинтересоваться, нет ли тут хорошего и опытного мастера омоложений. После чего происходит обмен визитными карточками.

Белокурая милая девушка, дождавшись, когда репортеры закончат спрашивать модель, какой, по ее мнению, фильм — лучший, ведет ее к единственному свободному месту рядом с креслами Хамида и Евы. Фотографы делают десятки снимков, запечатлевая великого кутюрье, его жену и модель, ныне ставшую просто мужней женой.

Осведомляются, какого она мнения об авторе коллекции, которую предстоит увидеть. Но на такие вопросы ответ у нее заготовлен заранее:

— Я пришла познакомиться с его творчеством. Слышала, что он очень талантлив.

Журналисты, будто не разобрав, продолжают допытываться. По большей части они — бельгийцы: французскую прессу эта тема пока не занимает. Белокурая девушка просит оставить гостей в покое.

Репортеры удаляются. Экс-модель пробует вступить с Хамидом в беседу, уверяя, что все его коллекции неизменно приводят ее в восторг. Тот учтиво благодарит, но если она ожидала, что прозвучит фраза: «Мне надо будет с вами поговорить после дефиле», то в ожиданиях своих была обманута. Нисколько не тушуясь, она начинает рассказывать о событиях своей жизни — о съемках, путешествиях, приглашениях.

Хамид внимает ей с ангельским терпением, но едва лишь подворачивается шанс — модель, на минуту отвлекшись, повернулась с кем-то поговорить — он шепотом просит Еву избавить его от этого диалога глухих. Но его жена сегодня какая-то странная и отказывается его спасти, так что единственный выход — углубиться в программу дефиле.

Коллекция посвящена Анн Саленс, считающейся первопроходцем бельгийской моды. Начинала она в конце 60-х с маленького бутика, но вскоре поняла, какие ослепительные перспективы открывает стиль юных хиппи, со всего мира стекавшихся в Амстердам. Она, отважившаяся вступить в борьбу — и победить в ней — с угрюмо-чопорным стилем, который доминировал в одежде тогдашнего среднего класса, в конце концов увидела, как ее модели носят идолы эпохи — королева Паола, например, или муза французского экзистенциализма великая певица Жюльетт Греко. Она стала одной из основательниц «дефиле-шоу», где с помощью музыки и света показ моделей на подиуме превращался в красочный спектакль. Тем не менее за пределами Бельгии широкой известности не получила. Всю жизнь она больше всего на свете боялась рака, а ведь давно сказано: «Кто чего боится, то с тем и случится». И она умерла от болезни, внушавшей ей такой ужас, а перед тем еще успела увидеть, как гибнет дело всей жизни от собственного полнейшего неумения считать деньги.