Победитель остается один - Пауло Коэльо

Возвращаются женщина и андрогин — всего через двадцать минут лимузин отвезет ее в «Martinez», где она должна будет встретиться со Звездой. Припарковаться негде, поэтому на месте надо быть минута в минуту. Парикмахер что-то недовольно ворчит, как художник, не встретивший понимания у заказчиков, но знает — надо уложиться в срок. Теперь, работая над ее лицом, он напоминает Микеланджело, расписывающего потолок Сикстинской капеллы.

Лимузин! Лестница! Звезда!

«Зеркало отражает верно; оно не ошибается, ибо не думает».

И она тоже не думает, а иначе и ее захлестнут волны всеобщего раздражения и напряжения, и тогда вернутся негативные чувства. Ей ужасно хочется спросить, почему в этом номере такая уйма разнообразнейших товаров, но она должна вести себя так, словно все это ей не в диковинку. «Микеланджело» под суровым взглядом женщины и отсутствующим — андрогина кладет последние мазки. Она поднимается, и ее поспешно одевают и обувают. Все, слава богу, на своем месте.

Откуда-то извлекают маленькую кожаную сумочку, андрогин выбрасывает из нее бумагу, призванную сохранить форму, разглядывает все с тем же отстраненным видом, но, как видно, остается доволен. Сумочка вручена Габриэле.

А женщина протягивает ей четыре экземпляра гигантского контракта, где прилепленные внизу страниц красные маркеры напоминают: «Подписать здесь».

— Можешь подписать не читая, можешь отнести домой, позвонить своему юристу, сказать, что тебе нужно время принять решение. Но так или иначе по ступенькам придется подняться, тут уж ничего не поделаешь. Если завтра утром контракта здесь не будет, тебе достаточно будет только вернуть платье.

Габриэла вспоминает совет агента — соглашайся на все. Берет протянутую ей ручку и быстро подписывает отмеченные страницы. Ей нечего, абсолютно нечего терять. Если какие-то параграфы ущемят ее интересы, она всегда может оспорить их в суде, сказав, что ее вынудили подписать. Но прежде надо сделать то, о чем она всегда мечтала.

Женщина подхватывает страницы и исчезает, не попрощавшись. «Микеланджело» разбирает свое оборудование, предаваясь горестным думам о несправедливом устройстве этого мира, где его труд не оценивается Должным образом, где вечно не хватает времени, чтобы все сделать по своему вкусу, а если что пойдет наперекосяк, винить в этом будут его. Андрогин ведет ее к дверям номера, смотрит на часы — на циферблате Габриэла замечает изображение черепа — и впервые за все это время размыкает уста:

— Еще три минуты. Нельзя в таком виде выходить из отеля на всеобщее обозрение… Я провожу тебя до машины.

Ее вновь охватывает напряжение: она уже не думает ни о лимузине, ни о Звезде, ни о ступенях. Ей страшно. И чтобы отвлечься, она спрашивает:

— А что это за апартаменты? Почему здесь столько всякой всячины?

— Включая сафари в Кении. — Андрогин показывает куда-то в угол, и Габриэла только сейчас замечает плакат какой-то авиакомпании и стопку конвертов на столе. — Бесплатно, как и все здесь, кроме одежды и аксессуаров.

Кофемашины, электроника, сумки, часы, бижутерия, тур на сафари… И все это — даром?

— Я знаю, о чем ты сейчас думаешь, — слышит она не мужской и не женский, а будто принадлежащий инопланетянину голос. — Да, все даром. А точнее говоря, поскольку даром в этом мире не бывает ничего, — на основе честного обмена. Ты находишься в одной из многих «Комнат подарков», снятых в Каннах на время фестиваля. Избранные приходят сюда и могут взять все, что их душе угодно: эти люди будут появляться в блузке от А, в очках от В, принимать других важных особ у себя в гостях и после вечеринки варить им кофе, приготовленный в новой модели кофеварки. Свои ноутбуки они носят в сумках от С, пользуются кремами от D и чувствуют свою значительность оттого, что обладают чем-то исключительным и пока еще не поступившим в специализированные магазины. В бассейн пойдут с бижутерией от Е, сфотографируются в поясе от F — ни одного из этих товаров пока еще нет на рынке. А когда появятся, Суперкласс уже проведет необходимую кампанию, и простые смертные потратят свои сбережения на покупки. Проще некуда, моя дорогая. Производители предоставляют образцы, а избранные превращаются в ходячую рекламу. Но ты не радуйся раньше времени: тебе туда пока еще доступа нет.

— Ну, а при чем тут сафари в Кении?

— Есть ли реклама лучше, чем супруги средних лет, пребывающие в восторге от своих приключений в джунглях, наснимавшие сотни фотографий, направо и налево рекомендующие такой эксклюзив? Все их друзья тоже захотят испробовать это. Повторяю: даром в этом мире ничего не бывает. Ну, ладно, три минуты прошли, пора спускаться и готовиться к восхождению по лестнице.

…Их ожидает белый «Мауbach». Шофер в фуражке и перчатках открывает дверцу. Андрогин дает последние наставления:

— Про картину забудь, ты поднимаешься по ступеням не ради нее. Когда будешь наверху, поздоровайся с директором фестиваля, с префектом, а войдя во Дворец, сразу иди в туалетную комнату на первом этаже. По коридору до конца, там — налево и выйдешь в боковую дверь. Там тебя будут ждать. Тебя узнают — мы предупредим, как ты одета. Тебя снова причешут, подкрасят и дадут немного отдохнуть на террасе. Оттуда я тебя заберу и провожу на гала-ужин.

— А режиссер и продюсеры не обидятся?

Андрогин пожимает плечами и своей странной, пританцовывающей походкой возвращается в отель. Фильм? Фильм не имеет ни малейшего значения. Главное — это:

Подняться по ступеням!

Это означает, что она пройдет по красному ковру в самый верхний эшелон славы, туда, где соберутся все знаменитости из мира кино, моды, искусства, и фотографии их, разосланные агентствами в четыре стороны света, появятся в газетах и журналах всего мира.

— Кондиционер работает нормально, мадам? — учтиво осведомляется шофер.

Габриэла молча кивает.

— Если угодно, в консоли слева от нас — охлажденное шампанское.

Габриэла, вытянув руки как можно дальше, чтобы случайно не залить платье, откупоривает бутылку, наливает, выпивает залпом и тотчас вновь наполняет хрустальный бокал. Любопытные прохожие пытаются понять, кто же это сидит в огромном лимузине с затемненными стеклами, мчащемся по резервной полосе, запретной для других машин. Очень скоро она и Звезда будут стоять рядом на красной дорожке, и это будет означать начало не только невиданной карьеры, но и немыслимо прекрасной истории любви…

Габриэла — существо романтического склада и тем гордится.

Она вспоминает, что свою одежду и сумку оставила в отеле «Hilton». Ключа от номера у нее нет. Пойти ей по окончании празднества некуда. Впрочем, если бы она когда-нибудь вздумала рассказать в книге историю своей жизни, сегодняшний день ей описать бы не удалось: проснуться утром с трещащей головой посреди раскиданных по комнате вещей — а шесть часов спустя подкатывать в лимузине к красной дорожке, готовясь предстать перед сонмищем журналистов об руку с одним из самых вожделенных мужчин мира.

Руки у нее подрагивают. Она хочет выпить еще бокал, но решает не рисковать — стоит ли появляться пьяной у подножья лестницы славы?!

«Успокойся, Габриэла. Не забывай о том, кто ты. Будь реалисткой — не дай увлечь себя всему, что сейчас происходит с тобой».

Пока машина везет ее к отелю, она беспрестанно повторяет эти фразы. Но — хочет ли она того или нет — никогда уже ей не удастся стать прежней, такой, как была. Выхода нет — если не считать того, о котором сказал андрогин и который ведет на еще более высокую вершину.

4:52 РМ

Даже Господу Богу нашему Иисусу Христу пришлось некогда выдержать испытание, которое сейчас предстоит Игорю. Искушение дьявола. И он должен будет зубами и ногтями цепляться за свою веру, чтобы не дрогнуть, не ослабеть в том, что предназначено ему свыше.

А дьявол просит остановиться, передумать, простить, отказаться от задуманного. Дьявол — профессионал самого высшего разбора, умеющий вселять в слабые души страх, отчаяние, сомнение, бессилие.

И встречая сильных, он искушает их способами гораздо более изощренными — добрыми намерениями. Не так ли поступил он с Иисусом в пустыне, предложив ему обратить камни в хлеба? Спаситель смог бы не только утолить свой голод, но и накормить всех, кто умолял дать им еды. Иисус, как и следовало ожидать от Сына Божьего, поступил, однако, очень мудро. И ответил, что не хлебом единым жив человек, но и всяким словом, исходящим из уст Божиих.

Добрые намерения, добродетель, цельность — что это, в сущности, такое? Люди, называвшие себя цельными натурами, неукоснительно повиновались своим правителям, в конце концов построили в Германии концентрационные лагеря. Врачи, убежденные в том, что нет системы справедливей, чем коммунистическая, признавали душевнобольными и запирали в психушках интеллектуалов, не согласных с режимом. Солдаты на войне убивают ради неясного им идеала и тоже исполнены самых благих намерений, добродетели, цельности.