Матрица. История русских воззрений на историю товарно-денежных отношений - Сергей Георгиевич Кара-Мурза

Дальше идет небольшой непонятный текст, а потом для объяснения дается якобы понятный пример, как действует закон стоимости: «Когда вы даете своей дочери деньги, чтобы она купила себе красивую модную вещь, то в таких отношениях нет того, что составляет непременное условие действия закона стоимости – встречного движения товара и денег. Но когда на полученные деньги она покупает нужный товар, то налицо обмен, товарное отношение двух сторон, регулируемое законом стоимости» [136, с. 250, 251]. Это очень туманный пример.

Вернемся к Марксу. Он сразу сказал, что стоимость – сложная конструкция, даже инновация. Он написал в начале «Капитала»: «Стоимость товаров тем отличается от вдовицы Куикли, что не знаешь, как за нее взяться. В прямую противоположность чувственно грубой предметности товарных тел, в стоимость не входит ни одного атома вещества природы. Вы можете ощупывать и разглядывать каждый отдельный товар, делать с ним что вам угодно, он как стоимость остается неуловимым. Но если мы припомним, что товары обладают стоимостью лишь постольку, поскольку они суть выражения одного и того же общественного единства – человеческого труда, что их стоимость имеет поэтому чисто общественный характер, то для нас станет само собой понятным, что и проявляться она может лишь в общественном отношении одного товара к другому. В самом деле мы исходим из меновой стоимости, или менового отношения товаров, чтобы напасть на след скрывающейся в них стоимости…

Каждый знает – если он даже ничего более не знает, – что товары обладают общей им всем формой стоимости, резко контрастирующей с пестрыми натуральными формами их потребительных стоимостей, а именно: обладают денежной формой стоимости. Нам предстоит здесь совершить то, чего буржуазная политическая экономия даже и не пыталась сделать, – именно показать происхождение этой денежной формы, т. е. проследить развитие выражения стоимости, заключающегося в стоимостном отношении товаров, от простейшего, едва заметного образа и вплоть до ослепительной денежной формы. Вместе с тем исчезнет и загадочность денег.

Простейшее стоимостное отношение есть, очевидно, стоимостное отношение товара к какому-нибудь одному товару другого рода – все равно, какого именно. Стоимостное отношение двух товаров дает, таким образом, наиболее простое выражение стоимости данного товара…

Когда мы говорим: как стоимости, товары суть простые сгустки человеческого труда, то наш анализ сводит товары к абстрактной стоимости, но не дает им формы стоимости, отличной от их натуральной формы. Не то в стоимостном отношении одного товара к другому. Стоимостный характер товара обнаруживается здесь в его собственном отношении к другому товару» [24, с. 56, 57, 59–60].

Маркс представляет много форм стоимости, и смыслы всех этих форм на практике могли в какой-то мере понять капиталисты, пусть на обыденном языке. Мы в России и в СССР этого не знали и не понимали. Читая и перечитывая «Капитал», у некоторых читателей, думаю, возникает образ бизнеса, похожего на картины климата и погод. Это – движение стихий, их затишье, ураганы и грозы. Изменения неопределенны, прогнозы полезны, но не надежны, предприниматели и власти создают метеостанции, резервы, защитные системы. И всем капиталистам надо было непрерывно видеть и даже чувствовать векторы, силы и скорость движения стоимостей, хотя бы их главных типов.

Маркс начинает с простых форм: «Чтобы выяснить, каким образом простое выражение стоимости одного товара содержится в стоимостном отношении двух товаров, необходимо прежде всего рассмотреть это последнее независимо от его количественной стороны. Обыкновенно же поступают как раз наоборот и видят в стоимостном отношении только пропорцию, в которой приравниваются друг к другу определенные количества двух различных сортов товара. При этом забывают, что различные вещи становятся количественно сравнимыми лишь после того, как они сведены к одному и тому же единству. Только как выражения одного и того же единства они являются одноименными, а следовательно, соизмеримыми величинами» [24, с. 58–59].

К этому добавляется комментарий: «Те немногие экономисты, которые, как, например, С. Бейли, занимались анализом формы стоимости, не могли прийти ни к какому результату, с одной стороны, потому что они смешивают форму стоимости и самую стоимость, с другой стороны, потому что, находясь под влиянием грубого практичного буржуа, они с самого начала обращают внимание исключительно на количественную определенность менового отношения» [24, с. 59].

Мы не можем и не будем разбирать формы стоимости, которые представил Маркс, но хотя бы перечислим формы, данные «Капитала». Большая книга «Комментарии к “Капиталу” К. Маркса», выпущенная в 1930-х годах, затем в 1961 г. и в 1984 г. [137, с. 50]. Мы перечислим главки раздела III «Форма стоимости, или меновая стоимость».

А. Простая, отдельная или случайная форма стоимости.

1) Два полюса выражения стоимости: относительная форма стоимости и эквивалентная форма.

2) Относительная форма стоимости.

а) Качественная определенность относительной формы стоимости.

б) Количественная определенность относительной формы стоимости.

3) Эквивалентная форма.

Иллюзии, возникающие в связи с этой формой.

4) Простая форма стоимости в целом.

Б. Полная, или развернутая, форма стоимости.

В. Всеобщая форма стоимости.

Г. Денежная форма.

Общее резюме.

О прибавочной стоимости в СССР начали говорить уже после «оттепели» Хрущева. Об этом мы скажем позже.

7.3. Рабский труд и стоимость

Политэкономия Маркса была адекватна капитализму, который был исключительно сложной культурой. В этом российские либералы, экономисты и буржуазия глубоко ошиблись (а советские экономисты и наши современные «буржуа» тоже ошиблись). Теперь мы начнем выбирать из учения Маркса относительно ясные и понятные тезисы, постулаты и утверждения, главные для нас – экономистов Российской империи и СССР.

Маркс начал со второй общественно-экономической формации (и первой главы исторического материализма) – с рабовладельческой, хотя в очень многих текстах Маркса присутствует образ первобытно-общинной формации. Отсылки к первобытно-общинному строю использовались для контраста с формациями, в которых уже были частная собственность, производственные отношения, а значит, уже была политэкономия. А в первобытном строе был примитивный коммунизм, собственность коллективная, всеобщий труд, стоимости нет и т. д. Все это было похоже на образ общинного уклада России.

При этом было сделано предупреждение, о котором Энгельс пишет в «Анти-Дюринге»: «Рабство было открыто. Оно скоро сделалось господствующей формой производства у всех народов, которые в своем развитии пошли дальше древней общины… Мы вправе сказать: без античного рабства не было бы и современного социализма» [113, с. 185, 186].

Это было жесткое утверждение для России. Из него прямо вытекало, что Россия, не пройдя через рабство, не сможет освоить «современного социализма». Тем не менее Советская энциклопедия (1979) отметила: «Народы Средней, Северной и Восточной Европы (германцы, славяне и др.), средневековые государства тропической Африки (и др.) миновали рабовладельческий строй, перейдя непосредственно от первобытно-общинного строя к феодализму»[37].