Замуж за «аристократа» - Маша Царева

– Тогда что-нибудь из Феллини. Или раннего Тарковского, – покладисто согласилась она.

Егор знал, что Камилла с удовольствием согласилась бы посмотреть и пятичасовой фильм о брачных играх галапагосских черепах, лишь бы его рука все это время покоилась на ее плече.

Пирог, фильм, поцелуи, пахнущие абрикосовым джемом, страстный секс на розовом ковре… Егор был уже готов согласиться, но… Неожиданно ему вспомнилась другая квартира, принадлежавшая другой девушке. Пепельница, полная разномастных окурков, пустая пещерка обледеневшего холодильника, разбросанная повсюду одежда. И сама девушка. Острый носик, звонкий смех, темная родинка над губой, мелкие белые зубки, словно у какого-то хищного зверька. Грудь настолько маленькая, что ее и грудью-то сложно назвать – так, невнятные бугорки под свободной майкой. А если девушка наклоняется вперед, то на ее спине можно сосчитать все ребрышки. Не девушка, а какая-то стиральная доска!

И чем она так его зацепила? Его, такого искушенного и опытного? Отчего так тянет его вернуться в захламленную квартиру с протекающими кранами и бурыми разводами на потолке, в квартиру, где проживает смешливая «стиральная доска»?

А вот к роскошной Камилле и ее абрикосовому пирогу почему-то совсем не тянет…

– Ну что?

Он вздрогнул, почувствовав, как ее босая нога опустилась на его обтянутое джинсами колено. Потом ласково улыбнулся томной от предвкушения красавице и нежно провел ладонью по ее ухоженным пальчикам. У Камиллы был умопомрачительный педикюр – ее аккуратные маленькие ноготки были выкрашены густо-розовым лаком, на каждом из них был нарисован крошечный подсолнух. Бедняга, наверное, просидела в кресле педикюрши как минимум часа полтора. А все из-за этого красивого продуманного жеста.

– Солнышко, у меня завтра ранний клиент, – виновато улыбнулся Егор.

– Баба? – ревниво спросила Камилла, убирая ногу.

– Мужчина. Он уже в третий раз приходит. Я ему сложную татуировку делаю, на ноге, – вдохновенно врал он, сам на себя удивляясь: «Я?! Вру девчонке?! Камилке? Из-за какой-то костлявой Шуры?»

Камилла поскучнела.

– Я могла бы тебя отвезти. С утра. Приготовила бы тебе завтрак.

– Перенесем завтрак на другой раз, милая, – твердо сказал он. – Тебе и самой не захочется так рано вскакивать, вот увидишь.

Расплатившись с приторно-вежливой официанткой, Егор усадил Камиллу в ее кокетливо-сиреневую «Хонду». Красавица грустно смотрела на него из-за опущенного стекла.

– Веди осторожно, малыш, – он поцеловал ее в нос, – все-таки ты выпила бокал вина.

– Ха, бокал! Подумаешь! Я и больше себе позволяю за рулем… Егор, а может, все-таки передумаешь?

Она была такой красивой, такой влюбленной и такой несчастной. Этот кроткий, словно у щенка спаниеля, взгляд! Егору стало ее жалко. Но он не передумал. У него на этот вечер (вернее, ночь) свои планы.

Еле дождался он, пока сиреневая «Хонда», лихо взвизгнув тормозами на светофоре, скроется за поворотом. Еще пару минут постоял, задумчиво нахмурившись. И решительным жестом остановил такси.

– В сторону Арбата, – велел Егор индифферентному шоферу, – и побыстрее.

С громким визгом Шура швырнула хрустальный бокал в стену. Бокал, обиженно звякнув, распался на миллионы крошечных осколков. Шура вздохнула. Красивый жест не принес желаемого облегчения. Ей было тошно, тошно, тошно. И почему в ее жизни рефреном повторяется одна и та же история: знакомство с приятным мужчиной, признание в вечной дружбе, пьяный секс и потом полное с его стороны раскаяние?

С Егором все начиналось не так – он первым разглядел в ней женщину. Не друга, не плакательную жилетку, не собутыльника, а просто красивую девчонку. Может быть, она сама все испортила? Была слишком навязчивой, агрессивной? В свои двадцать четыре года Шура (о, позор!) имела весьма смутное представление о том, как положено вести себя с понравившимися мужчинами, но, кажется, она что-то слышала о том, что приличная девушка должна быть скромной и ненавязчивой. С другой стороны, разве многоопытная Дианка не говорила всегда, что мужчины любят женщин неприличных, сопровождая эту реплику многозначительным хохотком?

Он не звонил ей неделю. Неделю! Семь долгих дней. И восемь ночей.

Нельзя сказать, чтобы все это время Шура провела у телефона. Первые дни после того рокового свидания она пребывала в томном блаженстве. Почти ничего не ела, рисовала яркими красками, мурлыкала себе под нос какие-то благостные попсовые мотивчики и время от времени беспричинно смеялась.

…В тот дождливый вечер они так и не расстались. А утром, когда Егор ушел из Шуриной квартиры, ей позвонила Диана. Шура окаменела, услышав бодрый голос подруги. Как ей себя вести? Считается ли теперь, что Шура – подлая предательница? Должна ли она сказать Дианке о том, что произошло?

– Привет, Шурик! – У Дианы, похоже, было замечательное настроение, и Шуре стало еще больше не по себе. – Как поживаешь?

– Нормально, – осторожно ответила Шура, – вот, встала только.

– Я тоже, – Диана сладко зевнула. – Что делать собираешься?

– Не знаю…

– Может, сходим в ЦДХ? Там новая выставка. Современный авангард.

– Не знала, что ты интересуешься живописью.

– Ты же интересуешься. А я могу за компанию пойти. На то и есть друзья, верно?

Издевается она, что ли? Специально все это говорит? Хочет, чтобы Шуре стало еще более тошно?

– Диана, – наконец решилась Шура, – Диан, я боюсь, что мне надо кое в чем тебе признаться…

– В чем?

– Это не слишком приятная новость… Диан, я такая идиотка. Что я наделала?

– Ах, ты это имеешь в виду? – рассмеялась подруга. – Шурик, да ты не переживай. Я уже все знаю. Ты, конечно, сука первостепенная. Но в данном конкретном случае я тебя полностью оправдываю. На твоем месте я поступила бы точно так же. Да что там – я так и поступила. Я отбила Егора у своей подружки, а у них, по ее словам, было серьезно. Но он такой шикарный мужик…

Они хором вздохнули.

– Диан, а откуда ты успела узнать? Кто тебе насплетничал? Неужели кто-то засек нас в той кофейне?

– О, вы в кофейне были? Как романтично… Нет, Шур, никто не сплетничал. Мне он сам позвонил и все рассказал.

– Когда?! Он же только что ушел! – изумилась Шура.

– Позавчера. Он сказал, что ты ему понравилась и что он собирается пригласить тебя куда-нибудь. Вот.

– Дианка… А ты точно не в обиде?

– На него – да, – призналась подруга, – меня еще никто так нагло и честно не кидал. А на тебя-то за что обижаться? Да и потом, некогда мне о нем грустить. У меня тут другой в гостях. Он сейчас в ванной, вот я тебе и звоню.

– Диана! Кто он?

– Умрешь, когда узнаешь, – захихикала Дианка. – Он француз. Ему семьдесят три года.