Сплетающие сеть - Виталий Гладкий

Впрочем, ее страхи не были беспочвенными. Я перебирался на другую сторону, имея надежную страховку, а теперь каждый был предоставлен самому себе.

Можно было запросто свалиться в грязь, и тогда оставалась последняя надежда – на цепкость своих рук. Не успел ухватиться за ускользающий плотик, не хватило сил и сноровки, – поминай, как звали. Помочь мы просто не успели бы.

Все шло хорошо примерно до средины грязевого потока. А затем случилось то, что и должно было случиться, когда не контролируешь свои нервы. "Паром" дернулся чуть сильнее, чем обычно, – Пал Палыч поднажал некстати – испуганная Каролина на мгновение сместила центр тяжести тела, и в тот же миг плотик перевернулся, а девушка очутилось по горло в грязи.

Ей повезло, что именно на этом месте глубина грязевого потока не превышала полутора метров. Вскоре она вскарабкалась на плотик, и переправа заработала снова.

Не повезло мне. А значит, и всем нам. Ружье, которое Зосима не догадался привязать к плотику, исчезло в трясине навсегда. Мы остались безоружными перед лицом смертельной опасности. Было от чего впасть в уныние.

Расстроенный утерей ружья Зосима переправился без приключений. Ему в нагрузку достался мой рюкзак, и он готов был отправиться на дно вместе с ним, но не лишать нашу команду хранившихся в нем продуктов.

Зосима хорошо знал, что такое НЗ в лесных скитаниях.

– Я так больше не могу! – заявила Каролина.

Грязь на ее комбинезоне и рюкзаке, от которого она не решилась избавиться даже в опасной для жизни ситуации, начала подсыхать. И девушка постепенно становилась похожей на горбатую бабу Ягу – Я хочу искупаться! – продолжала Каролина, наступая на смущенного Зосиму.

Она наверняка знала, что Зосима ей не откажет. В отличие от меня. Но и моя кожа начала зудеть от грязи, и я тоже дожидался попутного озерка с огромным нетерпением.

– Уже скоро, – ответил ей Зосима и дружественно улыбнулся; нет, Каролина ему положительно нравилась.

Мы добрались до воды примерно через десять минут.

– Спрячьтесь где-нибудь, – приказала нам Каролина, торопливо стягивая свой комбинезон, превратившийся в грязную половую тряпку.

– Сейчас… – сказал я, ухмыльнувшись, и полез в озерко прямо в одежде. – В нашем положении условности отменяются. Хочешь купаться в гордом одиночестве, подожди остальных.

– Еще чего! – фыркнула Каролина. – Так говоришь, условности отменяются? Ладно…

Она разделась до купальника, который тоже сняла, но уже в воде. Пока мы бултыхались в озерке, освобождаясь от грязи примитивным варварским способом, девушка тщательно постирала все свои вещи, надела майку и комбинезон, а трусики и лифчик без малейшей тени смущения повесила сушиться.

Мы не стали ждать, пока высохнет одежда. Солнце уже сидело на верхушках деревьев, готовясь отойти ко сну, а нам еще предстоял немалый отрезок пути.

Вскоре мы снова стали на тропу и пошли с максимально возможной для нас скоростью, чтобы успеть добраться до шалаша засветло. Что не очень получалось: мы здорово устали и временами едва брели, с трудом переставляя ноги.

Замыкающей шла Каролина. Она где-то отыскала сухую ветку, повесила на нее купальник, и теперь напоминала знаменосца французской армии Наполеона, которая отступала под натиском русских войск.

Со стороны наша бравая четверка выглядела впечатляюще.

Глава 29

Первая ночь на природе не прошла, а пролетела. Мы как упали в шалаше, где кто стоял, так и проснулись утром в тех же положениях. Нам было плевать на все: на комаров, мошек, другую лесную живность, в том числе и на еду – голод не шел ни в какое сравнение с нечеловеческой усталостью. Даже сны не осмелились нарушить наш мертвецкий сон. По крайней мере, лично я точно не видел никаких сновидений.

Зато наше пробуждение оказалось весьма живописным. На Пал Палыча и Каролину, городских жителей до мозга костей, жалко было смотреть.

Девушка встала быстро, – наверное, чтобы порисоваться перед публикой – но, резко выпрямившись во весь рост, она так и ходила прямо, словно истукан, потому что спина не сгибалась. По случаю позднего времени и усталости (мы добрались до шалаша уже затемно), я не удосужился соорудить из веток и травы мягкое ложе, и мы спали на голой земле.

Дело в том, что старую подстилку, перед тем, как оставить шалаш, я обычно выбрасываю – чтобы не заводились в ней мыши и даже пресмыкающиеся. Среди лесной фауны есть немало сибаритов, которые не прочь попользоваться уютной даровой гостиницей. Сказка об утерянной рукавичке и ее квартирантах – весьма реальная вещь.

Пал Палыч вообще выбрался наружу на четвереньках. Он так кряхтел, разгибаясь, что даже лягушки в ручье притихли. Пал Палыч видимо пришел в себя, потому что рассматривал окрестности нашей стоянки со странной смесью любопытства и недоумения. (Но никаких вопросов не задавал).

Все-таки вчера он и впрямь находился в состоянии грогги – есть такой термин у боксеров. Это когда после сильного удара ты еще на ногах, но соображаешь очень плохо – "плывешь".

Зосима тоже умаялся, как ни странно. Помнится, весной мы совершали и более длинные переходы, а он смотрелся как огурчик. Но тогда над нами не довлела опасность. Что ни говори, а психологическое состояние – штука серьезная.

Но то, что и он притомился, было еще полбеды. Постепенно организм привыкнет к ходьбе и все наладится.

В этом я, наученный горьким опытом прежней жизни, совершенно не сомневался.

А вот отношение Зосимы ко мне резко переменилось. От былого дружеского расположения не осталось и следа. Зосима пытался держаться как обычно, но у него это получалось плохо, нескладно. Ну не умеет он врать своим друзьям-приятелям, и все тут.

Зосима начал меня побаиваться. До схватки в избе он считал Иво Арсеньева интеллигентом, неплохим и даже где-то робким парнем. Его выводы я постоянно подтверждал своими охотничьими "подвигами", после которых Зосима посоветовал мне заняться рыбалкой.

Но теперь, увидев, что на самом деле я не очень похож на рубаху-парня, милягу и недотепу, Зосима оказался в затруднительном положении. Если раньше он был со мною полностью раскован, то сейчас мой приятель не знал, как ему повестись.

Каролина тоже чувствовала себя не в своей тарелке. Она была в постоянном изумлении. И все время наблюдала за мной исподтишка.

Я ее понимал. Бой, который я дал бандитам, совершенно не вписывался в ее табель о рангах, где, скорее всего, Иво Арсеньев значился под предпоследним номером. (Все-таки у меня теплилась надежда, что она может быть благодарной за предоставленное убежище и повысит мой рейтинг на один пункт хотя бы за человеколюбие и сострадание).

Получается, что я (пусть и нечаянно) разрушил ее оценочную шкалу сильной половины рода человеческого.

Она привыкла сразу расставлять мужчин по полочкам. И после никогда не меняла прочно укоренившегося мнения о них.

Но – "все смешалось в доме Облонских". Я взял и восстал из праха. Как птица феникс. Восстановил свое реноме, если выражаться шибко грамотно, порушенное моей "эпической" схваткой с компанией Лагина у озера. И это напрочь выбило ее из привычной колеи. Каролина просто не знала, как себя вести.

Только Пал Палыч был сама невозмутимость. А точнее – отрешенность. Создавалось впечатление, что ему все до лампочки. После того, как Пал Палыч осмотрелся и осознал, где он и что с ним происходит, его глаза стали какими-то сонными, невыразительными, – будто их уже присыпали пеплом вечности.

Похоже, наш чиновный беглец сдался на милость судьбы, и это обстоятельство тревожило меня больше всего. Его ведь не потащишь на загривке, когда обстоятельства потребуют полной самоотдачи.

– Не мешало бы позавтракать, – робко сказала Каролина, когда мы закончили утренний туалет: умылись водой из ручья.

– А как же. Но обойдемся без утреннего чая, – сказал я не без досады, вынимая из своего рюкзака консервы и галеты. – Здесь нельзя разводить костер – чересчур открытая местность.

– Жаль, – только и сказала Каролина, сглотнув голодную слюну. – А почему только две банки!?

Я достал сардины в масле, оставив на обед более калорийную говяжью тушенку. Экономика должна быть экономной, слонялся когда-то по стране (в период "развитого социализма") такой дурацкий лозунг.

Я решил придерживаться его неукоснительно. Партайгеноссе в своем посконном косноязычии иногда по чистой случайности выдавали настоящие перлы, достойные стать вровень с высказываниями великих мудрецов древности.

– Потому что с этого часа все мы садимся на диету, – отрезал я, не вдаваясь в пространные объяснения.

Но Каролина поняла все без лишних словопрений. Ее вопрос был чисто риторическим, и исходил не из головы, а из голодного желудка.

Быстро перекусив, мы снова стали на тропу. Не без скрипа. Даже у меня мышцы побаливали. А что говорить про остальных.