Кровь героев - Александр Зиновьевич Колин

Генерал неодобрительно поморщился, услышав последнее слово «чувствую», и покачал головой.

— Что-то он не шевелится, сослуживец-то твой. Может, тебе подтолкнуть его, а? Он ведь у тебя деньги ищет, так?

— Да, — кивнул головой Богданов, — но кое-что пришлось ему рассказать, ввести в курс дела, до определенной степени конечно.

Генерал молча внимал своему подчиненному, все глубже и глубже погружаясь в размышления, не теряя при этом нити повествования Богданова. Кому же предназначались эти полмиллиона, как теперь принято называть, баксов? Это-то и хотят знать в Москве. То, что за всем этим стояли Мехметов и Лапотников, говорило о том, что сделка готовилась крупная. На подозрении оказались несколько человек из числа московских знакомых Лапотникова. Позже поступили дополнительные сведения, и круг потенциальных получателей взятки сузился. Затем переговоры директора «Лотоса» с Адылом Мехметовым завершились, последний «отстегнул», или, опять-таки, как сейчас говорят, «отслюнявил» посреднику деньги и отбыл в свои края на похороны отца. И вот тут-то на авансцену неожиданно вышел Носков, решивший «кинуть» своего шефа.

Мелкая рыбешка, заплывшая в глубокие воды большой игры, замутила воду и спутала все карты. Чего-чего, но вот такой прыти от заместителя Лапотникова не ожидали предусмотрительные сотрудники организации, коей полагается все знать и все предвидеть. Ее местное отделение и возглавлял засидевшийся в своем кресле, как нередко случалось, допоздна генерал-лейтенант Орехов.

Прыти? Именно так… Ведь это по его приказу были уничтожены участники ограбления… А Лапотников? Фокеева? Сам Носков? Милиция просто сбивается с ног. Один вопрос: кто убил? В городе уже поговаривают о неком маньяке вроде Чикотилло. Да уж… И ведь вот что изумительно: погибли множество людей, а ни одного серьезного подозреваемого до сих пор нет. Климов? В это, положа руку на сердце, не верят даже доблестные подчиненные Физкультурникова. Голубенький Саранцев? Еще хуже. А что мальчишка скрывается, так ведь причин тому может быть сколько угодно. Женщина? Загадочная незнакомка с рыжими волосами, приезжавшая на дачу Лапотникова в день его смерти? Ищите женщину. Ищут, конечно.

Остается еще Нина Саранцева. Для чего она прибыла на дачу в такое позднее время? Хотела отвести от себя подозрения? К тому же она, по всей вероятности, оказалась последней, кто видел живым господина Носкова. Основания для убийства своей соперницы, Галины Фокеевой, тоже могли найтись у жены покойного Юрия Николаевича. К тому же у Нины есть машина, на которой ночью она за какие-нибудь полчаса, ну, минут сорок, могла бы покрыть расстояние, отделяющее жилища двух последних погибших.

Иными словами, времени, чтобы рассчитаться с обоими, ей вполне могло бы хватить. И все-таки… Вздор! Никому из всех вышеперечисленных лиц не под силу такая задача. Кто-то один мог убить из мести кого-то одного, и все. А что, если нанятые Носковым люди начали свою собственную игру, устранив своего нанимателя и принявшись за всех, кто оказался или мог оказаться (к примеру, Фокеева) на даче в тот вечер, когда погиб Лапотников? Пожалуй, скоро настанет и очередь Климова… Значит, они… или он (она?) ищут деньги. Значит, попытки их, до сих пор неудачные, неизбежно войдут в противоречие с интересами Мехметова. Значит, Богданов прав… А Климов, что ж, это он верно подметил…

Размышления генерала прервал звонок.

«Кто бы это мог быть?» — подумал Всеволод Иванович и, жестом попросив майора замолчать, снял трубку.

Разговор длился недолго. Поблагодарив звонившего, генерал повесил трубку и, внимательно посмотрев на Богданова, произнес:

— Как ты говорил он сказал?

— Кто? — с удивлением переспросил майор.

— Сослуживец твой, Климов, — произнес Всеволод Иванович. — Крокодила на живца? — Богданов смущенно пожал плечами. Генерал продолжил свою мысль: — Количество подозреваемых уменьшается. Убили еще одного. Вернее двоих, но второй, видимо, случайно попал… Почерк тот же. — Помолчав некоторое время, Орехов задумчиво произнес: — Стало быть, ищутся денежки. Но вот — кто?

* * *

Виктор Лаврентьевич Цасно, актер театра оперы и балета, солидный пятидесятилетний мужчина, вскочил со своего места заламывая руки, точно персонаж греческой трагедии. Справедливости ради следует заметить, что выглядел оперный тенор, несмотря на некоторую излишнюю полноту, моложе своих лет, так как придавал внешности большое значение и уделял много времени уходу за кожей лица и волосами, а также неустанно следя за ногтями на своих белых пухлых пальцах.

— Это ужасно, Ленечка! — неожиданно высоким для человека столь солидных габаритов голосом вскричал Цасно. — О Боже, как это ужасно! У меня просто из головы не идет то, что ты мне рассказал. Я просто работать не могу. Рябинин спрашивает, что со мной, ну а я… Как мне отвечать ему?

Леню Саранцева, подобравшего под себя ноги и съежившегося в комок в просторном велюровом кресле в гостиной Виктора Лаврентьевича, весь этот шквал эмоций последнего оставил практически безучастным.

— Нинка еще, — скулил он, — она же мне сестра, только и делает, что пугает. Прячься, мол, говорит. А куда, куда я спрячусь? Меня везде найдут… Не те, так другие! Хоть бы денег дала долг вернуть, по крайней мере, от этих бы не бегал! А она… Сидит на своих миллионах, как кощей, говорит не вступила еще в права наследования. — Леня поднял голову и безумными глазами уставился на вскинувшего руку в жесте римского оратора на Форуме Цасно. — Знаешь, что она сказала?

— Это ужасно… — начал было Цасно, глубоко погрузившийся в образ, но Леня перебил его.

— Это кошмарно! — закричал он. — Нинка издевается надо мной. Она сказала, что из-за того, что у Юрия Николаевича пропали деньги, теперь убивают всех, кто был в тот вечер на даче, и вообще всех, кто имеет отношение к ее мужу. А ведь я даже не видел его в тот день, он выгнал меня, когда рыжая девка приехала.

— Нина так сказала? — спросил Виктор Лаврентьевич с некоторым удивлением, при этом неожиданно оставляя свой патетический тон. — А почему же тогда ее не трогают?

— Не знаю… — пробормотал Леня и вопросительно уставился на своего нежного друга. — И правда, почему?

Виктор Лаврентьевич задумался, нахмурив густые брови, отчего массивное лицо его приобрело очень уж угрюмое выражение. Из-за этого Лене стало еще страшнее. Он уронил лицо в ладони и заскулил.

— Ты отсюда ей звонил? — строго спросил Цасно.

— Нет, что ты, Витя, — соврал Саранцев. — Я же…

— Не ври мне, не ври! — рассердился Виктор Лаврентьевич. — Откуда иначе ты мог ей звонить?

— Из автомата… — неуверенно пробормотал Леня.

— Не ври! Ты что же, оставлял квартиру открытой? У тебя же нет ключа!

Саранцев поднял узкие плечи, словно желая спрятать