Три жизни. Роман-хроника - Леонид Билунов

У моего подъезда уже толпились журналисты, которым не терпелось увидеть, как арестовывают Билунова. Вспыхивали лампы фоторепортеров, жужжали телекамеры. Я понял еще одну причину, по которой «петровцы» не торопились снять маски: гордиться в этой ситуации им было нечем. Омоновцы тоже старались увернуться от камер. Мне же в этот раз скрывать было нечего.

Нас всех, вместе с отрядом с Петровки привезли в ближайшее отделение и передали следователю. По существующим правилам против нас должны были возбудить уголовное дело. Однако следователь честно сказал мне с глазу на глаз:

— Конечно, надо возбуждать уголовное дело — и против вас, и против ваших противников. Но вы же понимаете…

Нас продержали четыре часа. Федорова забрали в больницу. Меня отпустили. На всякий случай я оставался в отделении, пока меня не забрали друзья на машине.

Лешу пока оставили — у него не было разрешения на ношение оружия. Его продержали для проформы в течение суток и тоже отпустили. Дела так и не открыли, а значит, нападение на нас не было обеспечено даже малейшей видимостью законности.

Анализируя ход событий и сопоставляя его с другой информацией, которую мне удалось получить, я понял, наконец, как обстояло дело.

Саратовский не мог сделать на меня «заказ» через неформальные структуры. Его никто не поддержал бы. Мало того, это осложнило бы ему жизнь. И, наконец, мне бы это стало мгновенно известно. Тогда он придумал другой ход. В «Сталечном» работал теперь Медведь, бывший начальник личной охраны одного высокопоставленного работника. Медведь привел в банк своих людей, которых знал многие годы, и сформировал мощную сеть охраны банка и лично Саратовского. По поручению Саратовского, Медведь нанял людей из МВД, заплатив, наверняка, немалые деньги. Расчет был прост: Билунов провел много лет в заключении, и любого подозрения достаточно, чтобы арестовать его, допросить, а потом отпустить как ни в чем не бывало. Ну, а если в ходе задержания он станет сопротивляться, да еще с оружием в руках, пристрелить его не составит большого преступления. Во всех органах знали, что я буду защищать свою жизнь и жизнь моей семьи до последнего патрона. Всей Москве было известно мое основное правило: лучше сидеть, чем лежать (убитым)! На этом и строился их план. Даже отсутствие ордера на арест никого не смущало. Повторяю, это не была акция, спланированная сверху руководством МВД. При всех его деньгах и связях Александр Саратовский не мог бы в то время организовать такой акции. Но он сумел с помощью Медведя оплатить услуги ударного милицейского отряда в свободное от работы время.

То была его первая попытка разделаться со мной окончательно, и мне потребовалось время и другие, новые попытки, чтобы это понять. Внешне Саратовский оставался для меня Сашей, радушным и многообещающим партнером. Он даже стал платить за меня в ресторане, решительно отклоняя мои попытки расплатиться самому.

— Ну, как там твой счет? — спрашивал он меня. — До миллиарда наконец-то дошло?

И на дне его выпуклых, по-собачьи выразительных и, как ни странно, по-собачьи же верных глаз пробегали искры неудержимого и вполне дружелюбного смеха.

Но я уже понял, что должен быть осторожен со своим компаньоном, которому доверял и которому оказывал услуги, без которых не было бы ни самого Саратовского, ни его банка — такого, каким он стал. А на сегодняшний день это один из самых мощных банков России. На его счетах находится более семи миллиардов долларов. В 1996 году он купил «Агрипромбанк» России, и все бюджетные средства, направляемые на сельскохозяйственные нужды, проходят отныне через руки Саратовского.

Я все же не могу забыть тех лет, когда мы со Саратовским поднимались наверх из его подвала. Мне горько, потому что я действительно верил в будущее банка и делал все от меня зависящее, чтобы ему помочь. Помню, как мы решили отправить наши семьи в Вену и в течение трех лет дважды в неделю летали между Веной и Москвой, чтобы выходные провести со своими в Австрии, а в понедельник утром вернуться на работу.

С Веной как раз и связаны, прямо или косвенно, еще две попытки покушения на меня, организованные Саратовским.

Второе покушение относится к началу 1993 года.

В тот день я прилетел в Москву из Вены не в понедельник, как обычно, а в середине недели, и не утром, а к вечеру, и сразу же отправился в ресторан на Ленинградском проспекте. Нас было четверо. Мне хотелось отдохнуть и расслабиться после нескольких дней в Вене, оказавшихся напряженными: в частности, я провел там немало деловых переговоров для банка Саратовского. Вена — замечательный город, но венская кухня, с одной стороны, не отличается ни той легкостью и тонкостью, которой славится французская, ни той свежестью и натуральностью, что свойственна японской, которую с годами я люблю все больше, а с другой стороны, в ней нет простоты русской кухни, которая, если в нее вложено сердце и добрые руки, всегда напоминает мне детство и дом матери. Однако, сидя в ресторане, я скоро почувствовал, что хочу остаться один. Это бывает со мной временами. Непонятная тревога и какое-то предчувствие не давали мне покоя. Не желая мешать друзьям и вступать в долгие объяснения, я сказал, что иду в туалет, а сам направился к выходу, где меня ждал «Мерседес» с шофером, принадлежавший банку Саратовского. Был тихий вечер, улица опустела, поэтому любое движение сразу привлекало внимание. Метрах в пятнадцати от «Мерседеса» стояла запаркованная милицейская машина с потушенными огнями. Обычно мусора, дежурящие возле гостиницы или ресторана, включают свет в салоне, так что издалека можно видеть, как они переговариваются, жуют свои бутерброды или говорят по милицейской рации. Эта машина была совершенно затемнена, словно покинута обитателями. Я знал, что так бывает в случае засады, и насторожился. Обычно, приезжая в Москву, я не выходил на улицу без оружия, но в тот вечер был безоружен. Едва я поравнялся с моим «Мерседесом», как из милицейской машины выскочили два человека в форме. Забыв, что мой верный друг остался дома, я запустил руку под куртку, и это меня спасло. Люди, шедшие на мою ликвидацию, не могли не знать, что я всегда ношу с собой «Магнум» и стреляю прицельно, так что бронежилеты их не спасут. Страх не позволил этим фиктивным ментам приблизиться, и они открыли огонь из своих «макаровых»[37] с расстояния в пятнадцать метров. Я получил пулю в бок, но успел прыгнуть в машину. Водитель был мертв и, когда я открыл дверцу, вывалился на мостовую. Я развернулся и на полной скорости рванул в сторону стрелявших. В считанные секунды один из них был сбит моей машиной. Услышав выстрелы, из ресторана выскочили друзья и уложили второго. Выждав с минуту, они повезли меня к знакомому хирургу. Пуля, направленная рукой Саратовского, оставила след, который я чувствую до сегодняшнего дня.

Я сопоставил факты. О моем приезде знали только два человека: водитель автомобиля и Володя Тулебян, которого я когда-то сам привел в банк Саратовского и устроил на работу и которого считал своим другом. О водителе говорить нечего — его застрелили. Значит, оставался Володя.

Володю Тулебяна я знал лет пятнадцать и не раз спасал ему жизнь. Однажды в Москве, возле магазина «Березка», на него напали чеченцы и собирались убить, но тут подоспел я со своими людьми, и дело кончилось миром. Второй раз я спас его, когда к нему в квартиру залезли грабители. Володя был человеком не бедным, он любил старинную мебель, посуду, драгоценности. Грабители хотели его убрать, чтобы не оставлять свидетеля. Володя говорит им:

— Я вам все отдам, вы можете сделать со мной что хотите, но сначала позвоните моему другу.

Называет мое имя и дает номер телефона. Это была известная в Москве группа, жестокости которой многие боялись. Услышав мое имя, они остановились. Позвонили мне, сказали, что такой-то ссылается на меня. Я подтвердил, что знаю его, и просил оставить в покое. Грабители ушли, унеся только ящик французского коньяка, который на радостях подарил им Володя.

Тулебян работал в банке уже несколько лет — как я сказал, попав в него по моей рекомендации. Это был человек уникальных способностей, с экономическим образованием. Они со Саратовским быстро нашли общий язык. Для меня верность друзьям — самое главное качество, поэтому я был уверен в Володе и в его преданности. Однако Саратовский умел манипулировать людьми. Не знаю, каким образом ему удалось заставить Володю работать против меня. Уверен, что деньги не сыграли здесь решающей роли, хотя мне известно, что Саратовский открыл ему кредит на два миллиона долларов, чтобы он покончил со мной. Саратовский рассчитал правильно: он мог действовать против меня только через человека, которого ему удалось подмять под себя и заставить работать по своей указке.

Как я узнал позже по своим каналам, Володя провел исключительную работу. Он ввел в компьютер данные всех, кто мог быть когда-либо мной недоволен или обижен, кто имел причины желать мне зла или смерти. В результате долгих поисков он нашел нужного человека.