47 ронинов - Джоан Виндж

Ликующие выкрики заставили полукровку открыть глаза. Случалось, самураи с гордостью утверждали, что Путь воина – это путь смерти. Те, кто утверждают это сейчас, никогда не сражались на поле боя и вряд ли готовы защищать что-либо ценой своей жизни.

Однако есть нечто такое, ради чего стоит отдать жизнь – вечные моральные ценности, достойный господин, истинная правда, – и в те времена, когда истинным призванием самурая была битва, Кай присоединился бы к воинам, неважно, где или кем он был рожден. Когда хаос царствует над порядком, умение сражаться за веру ценится больше, чем бессмысленные воспоминания о полузабытом детстве.

Полукровка внезапно понял, что ликующие ронины, благодарные Оиси за то, что он вернул смысл их существованию, и не подозревают, как близки они по духу к самому Каю.

Он со вздохом вытащил кинжал, собрал в кулак длинные волосы на макушке, примерился… и замер. Потом вложил кинжал в ножны и, как подобает истинному ронину, связал пряди небрежным узлом – его личное нарушение закона, установленного теми, с кем он скоро встретит смерть.

Тикара с улыбкой прислушался к одобрительным выкрикам ронинов. Стоя перед храмом милостивого Будды, осененные лучами своей прародительницы – Солнца, воины объявляли о поддержке Оиси, клялись восстановить справедливость, присягали на верность своему господину. Юный самурай посмотрел на Кая, который закончил укладывать волосы в традиционный узел. Во взгляде юноши читались понимание и одобрение.

Ронины обступили Оиси. Самурай велел Хорибэ развернуть карту, указывающую расположение усадьбы Киры. Воины недоуменно зашептались.

– Как вам удалось заполучить план усадьбы? – удивленно воскликнул Хадзама.

– Наш юный Хорибэ соблазнил дочь архитектора, – с усмешкой пояснил Оиси, кивнув в сторону престарелого самурая.

Тот скромно пожал плечами: воины годились ему в сыновья. Ронины разглядывали старика с таким восхищенным почтением, что Оиси невольно расхохотался. Засмеялись и остальные, недоверчиво качая головами и хлопая Хорибэ по спине. К самураям вернулось утраченное ощущение дружбы и теплых товарищеских отношений, да и сам Оиси скучал по открытому общению с соратниками, словно по ласковому теплу солнечных лучей.

Он склонился над картой, сожалея, что миг веселья оказался краток. Однако цель без плана – пустая мечта.

– К сожалению, в усадьбу можно попасть только двумя путями: через главные ворота и по скалам за западной стеной. Оба подхода хорошо охраняются. Лучше всего напасть на Киру, когда он покинет усадьбу, – объяснил Оиси и снова поглядел на Хорибэ.

Старый самурай указал точку на карте и заметил:

– За день до свадьбы Кира посетит святилище, чтобы воздать почести предкам. Пока неизвестно, каким путем он поедет и сколько охранников будут его сопровождать.

На прекрасном лице Исогаи явственно отразилась обида: Хорибэ снискал славу в глазах присутствующих, и юноша почувствовал себя обойденным.

– Исогаи, поедешь к святилищу, посмотришь, что там и как, – велел ему Оиси. – В местах паломничества всегда есть притоны и публичные дома. Их с удовольствием посещают чиновники, которых легко разговорить.

Ронины захохотали, и юноша залился краской стыда, но, ощутив беззлобность дружелюбной насмешки, застенчиво улыбнулся в ответ. Он уверенно кивнул Оиси и встал. Остальные снова склонились над картой, изучая гористую местность.

Кай прислонился к валуну у костра и потянулся, разминая суставы, занемевшие от долгой верховой езды. Привычно ныли раны, полученные на острове Дэдзима. Похоже, вряд ли он когда-нибудь полностью освободится от боли: от увечий, нанесенных телу и рассудку, нелегко избавиться, хотя и говорят, что время все исцеляет.

Тикара разложил рис по плошкам и задержал взгляд на запястьях полукровки, покрытых воспаленными шрамами от кандалов. Эти отметки – память о времени, проведенном на острове Дэдзима, – останутся с Каем до конца жизни, даже если ему удастся забыть о тяжелых оковах, сделавших бесполезными любые попытки побега.

В глазах Тикары отразилось болезненное сочувствие и заплясали вопросы, которые юноша боялся задать, зная, что его отец прошел через те же испытания.

Кай решил, что юному самураю ни к чему тяжкое бремя жестоких воспоминаний – Оиси и без того многого требовал от сына. Полукровка с неловкой улыбкой потянулся за миской риса. Тикара передал ему теплую плошку, облегченно улыбнулся в ответ и продолжил раздавать еду.

Кай встал, на ходу пальцами поддевая рис из миски и запихивая его в рот. Полукровка решительно направился к месту, где ронины столпились вокруг карты. Короткое расстояние казалось необычайно длинным.

Хадзама со все возрастающим сомнением разглядывал карту, затем посмотрел на Оиси.

– Даже если разузнать, каким путем проследует Кара, для засады потребуются воины.

– Ничего, сил у нас хватит, – успокоил его Оиси. – Вам с Тюдзаэмоном и Окудой придется разыскать бывших самураев клана и привести их вот сюда… – Он ткнул в место на карте. – Там Хорибэ снял для нас крестьянскую хижину.

– А крестьянскую дочку он тоже соблазнил? – ухмыльнулся Басё.

Вокруг раздались смешки.

– Простите, – нерешительно обратился к Оиси Хадзама, – но мы – ронины. Кто продаст нам оружие? – Законы сёгуната запрещали приобретение оружия без особого разрешения или веской причины. – Я готов пожертвовать жизнью, но без надежных мечей успеха нам не добиться.

Оиси помолчал, взглянул на Хадзаму с какой-то затаенной болью и, вытянув из ножен меч, протянул его соратнику.

– Вот, бери, – сказал самурай. – К следующей встрече я раздобуду еще.

Хадзама недоверчиво посмотрел на него, словно Оиси предложил ему свою душу… впрочем, по самурайскому кодексу чести, именно это он и сделал. Хадзама принял меч из рук Оиси, поклонился и благоговейно осмотрел катану. Недоверие сменилось смиренным восхищением, и самурай отвесил еще один глубокий поклон.

На рукояти меча Кай заметил мон клана Оиси, и сообразил, что самурай вручил Хадзаме не простое оружие, а последнюю памятку о семье. Семейный герб свидетельствовал о бывшем положении и родственных связях самурая. «Он с корнем вырвал свою душу и вручил ее Хадзаме. Неудивительно, что в его глазах мелькнула боль», – подумал полукровка.

Кай проникся внезапным уважением к мудрому решению Оиси и оценил всю степень самоотверженности и решимости самурая. Полукровка подошел к Оиси и, не выпуская из рук плошки с рисом, посмотрел на Хадзаму, затем оглядел стоящих вокруг ронинов.

Ясуно гневно взглянул на Кая, будто присутствие полукровки оскорбило чувства самурая. Кай сгреб горсть риса и невозмутимо отправил его в рот.

– Остальные отправятся в Уэцу, – продолжил Оиси, не обращая внимания ни на Кая, ни на то, что ронины возмущенно уставились на полукровку. – Там живут лучшие оружейники страны…

– А что здесь делает полукровка? – негодующе воскликнул Ясуно и потянулся к катане. Даже через год после того, как юноша перестал быть вассалом даймё, он с трудом сдерживал свои чувства. В воздухе повисла ощутимая напряженность, словно ждущая взмаха клинка.

Кай по-прежнему жевал рис, не отводя глаз от Ясуно.

Оиси посмотрел на полукровку и вспомнил наставление из «Книги пяти колец», написанной Мусаси: «Не позволяй противнику проникнуть в твое состояние». Он настороженно замер, припоминая выражение лица Кая во время их ссоры после побега с Дэдзимы, и внезапно понял, что его кажущаяся невозмутимость скрывает угрозу.

Желая спасти Ясуно от неминуемой гибели, Оиси с упреком поглядел на ронина и объяснил:

– Я пригласил его присоединиться к нам.

– Мы не можем его принять, – возмутился Ясуно. – Он не самурай…

– Мы и сами больше не самураи! – отчаянно воскликнул Оиси, вынужденно признавая горькую правду своих слов.

Ясуно оскалился, будто бешеный пес, но отвращение, горящее во взгляде Оиси, заставило юношу умолкнуть. Он выпустил клинок из рук. Его соратники смущенно потупились.

Кай с непроницаемым лицом посмотрел на Оиси, пытаясь разобраться в своих смятенных чувствах, потом отвел глаза и все так же невозмутимо продолжил жевать рис.

Глава 14

Мика опустилась на колени у низенького столика, разглядывая принесенный ужин, вполне достойный дочери высокопоставленного даймё. Изящную лакированную миску с рисом – сердце любой трапезы – окружали небольшие плошки с маринованными овощами, блюдечки с приправой васаби, соевым соусом и прочими местными яствами, названия которых ее не интересовали. На блюдах искусно разложили тонко нарезанные ломтики жареной оленины и сасими из свежей рыбы, выловленной в горных ручьях. На отдельном столике красовался керамический чайник в стиле раку и чаша, заботливо наполненная горячим чаем.