Воры в доме - Владимир Киселев

- "Пятерку" дуплет в середину, - негромко объявил Шарипов и извинился перед Зиной - она стояла так близко к столу, что мешала размахнуться. Он не сильно, но резко ударил так, что "свой" шар остался на месте, а пятый, оттолкнувшись от противоположного бортика, возвратился почти туда же, где стоял прежде.

- Промазал, - сказала Зина. - Уж хоть бы скорей кончали.

Он снова подумал о том, что Зина совсем не пара Ведину, что она вульгарна и некрасива, что слишком громко разговаривает, покрикивает на Ведина и что, если бы он не знал так хорошо своего друга и начальника, то подумал бы, что в жизни Ведина имелись какие-то обстоятельства, не известные всем, но известные Зине, и что обстоятельства эти настолько компрометирующи, что Ведин вынужден во всем потакать Зине и все терпеть, лишь бы она молчала. И снова порадовался тому, что с ним Оля. Первый раз в жизни он воспользовался своим профессиональным умением с личной целью. И как хорошо, что он это сделал!

- "Седьмого" в левый угол, - сказал он с той особенной интонацией, какая бывает лишь тогда, когда чувствуешь, что положишь шар, вынул "седьмого" из лузы и прижал "свой" шар к короткому борту.

Очень хорошо! Он не знал ее фамилии. Не знал, где живет. И вдруг встретил в автобусе. Она уронила сумку, но он не успел поднять. И не решился выйти за ней из автобуса. Он вышел на следующей остановке. Вскочил в такси. Догнал. Пошел вслед за ней. Дежурил у медицинского института до тех пор, пока она снова не вышла. Затем добрых три часа стоял у ее дома он не знал еще тогда, что это ее дом, и не хотел уходить до тех пор, пока не убедится. Затем пошел вслед за ней к центру. Он уже догонял ее. Как ему хотелось заговорить с ней! Но не решался. И вдруг, когда она сошла с тротуара на мостовую, он увидел, что из-за автобуса, подъехавшего к краю тротуара, выскочил "Москвич", который может задеть ее. Он бросился вслед и оттолкнул Ольгу. Взвизгнули тормоза, и из "Москвича" послышались весьма нелестные соображения об умственных способностях Ольги, а заодно и Шарипова.

- Какая неожиданная встреча! - сказал он Ольге. Они ходили по городу до позднего вечера. В ту субботу весь день у него во рту не было и крошки. Затем они встретились в воскресенье, в понедельник, во вторник и среду. Все было хорошо. Вот только Аксенов...

Пушечным ударом Ведин направил в угол "четырнадцатого". Вокруг зааплодировали. Теперь партия будет решаться в последнем шаре.

Да, придется поговорить с Аксеновым. Прямо и честно. Ольга сделала выбор.

"Шестерка", которая решала партию, после его удара медленно подкатилась почти к центру стола. Он прищурился. Если Ведин забьет, Шарипов проиграл.

Все затаили дыхание. Ведин намелил наклейку, положил левую руку на борт и указательным пальцем - "кольчиком" обхватил конец кия.

- Товарищ майор, - раздался за его спиной голос служителя, - вас к телефону. Срочно.

Ведин положил кий поперек бильярда, пробормотал: "Извините, удар за мной" - и поспешил вслед за служителем на второй этаж, где был телефон. По привычке, оставшейся еще с времен войны, он подул в трубку.

- Майор Ведин? - спросила трубка в ответ.

- Я вас слушаю.

- С кем вы говорите? - снова спросила трубка.

- Степан Кириллович, - сказал Ведин.

- Хорошо. Приезжайте немедленно. С Шариповым. - И после короткой паузы, тише: - Воры в доме.

Ведин быстро спустился вниз, подошел к Шарипову, шепнул:

- Воры в доме. Поехали. Зина, я тебе позвоню, - сказал он, обращаясь к жене, и направился к выходу.

- Извините, Оля, - сказал Шарипов, - но так сложились обстоятельства, что я вынужден вас покинуть... И даже не смогу проводить. Не сердитесь на меня. Я вас постараюсь вскоре увидеть.

Он быстро пошел вслед за Вединым, но, когда проходил мимо стола, поднял положенный поперек кий, не целясь, ударил и продолжал путь. Когда он уже открыл дверь, кремовый полированный шар медленно, нехотя подкатился к углу и сполз в лузу.

Г л а в а ч е т в е р т а я, в которой за окнами

раздается леденящий душу крик

Видите, читатель, как я

предупредителен: от меня одного

зависело стегнуть лошадей, тащивших

задрапированную черным колымагу...

Д. Д и д р о

Профессор Ноздрин сложил письмо и посмотрел на Володю с любопытством и удивлением.

- Очень рад, - повторил он, на этот раз значительно сердечнее. Никогда бы не подумал, что у Владимира Никитича такой рослый сын. - Он подошел почти вплотную к Володе и, чтобы видеть его лицо, отбросил голову назад. - Вы ужинали?

- Да, - нерешительно ответил Володя. - То есть скорее нет. Я пил чай. В поезде...

- Мы сейчас поужинаем, затем поедем в гостиницу и заберем ваши пожитки. Жить вы будете у нас. Это категорически... - И, не давая возразить, перебил сам себя: - Неужели вы подумали, что я могу оставить в гостинице сына моего старого друга - академика Неслюдова.

Как всегда в минуты нерешительности, Володя поправил очки и надул щеки.

Сын академика Неслюдова. Сын академика Неслюдова. Это имя преследовало его всю жизнь: в школе, в университете, а может быть, еще и в детском саду. Когда-то, на первом курсе университета, он очень слабо ответил на экзамене по античной литературе, и ему все-таки поставили четверку. "Еще бы, сын академика Неслюдова", - сказал кто-то из товарищей. Он был готов тогда переменить фамилию. Он никогда не пользовался машиной отца. Никогда не брал у него денег. Никто не одевался так плохо и бедно на их курсе, как он. Вот и сейчас он аспирант, без пяти минут кандидат наук, а старенький синий шевиотовый костюм на нем лоснится, а руки далеко выглядывают из рукавов. И снова ему предстоит жить здесь в роли "сына".

- Сын Владимира Никитича Неслюдова - Владимир Владимирович, представил Володю Николай Иванович своей жене.

- Анна Тимофеевна, - назвала она себя.

Затем он познакомился с дочками - Татьяной и Ольгой, подумав при этом, что здесь, как и во многих других русских семьях, не обошлось без "Евгения Онегина", и с внучкой Машенькой - маленькой девчушкой со смешливым и, как показалось Володе, даже чересчур ироническим выражением лица.

Руки ему не предложили помыть, а сам он почему-то постеснялся попросить об этом, и сел за стол с немытыми руками и принялся за чай и бутерброды.

Николай Иванович развернул письмо и заглянул в него.

- Владимир Никитич, - сказал он, - пишет, что вы владеете персидским языком.

- Да, - ответил Володя.

- Хорошо?

- Не очень хорошо, конечно. Но читаю и говорю, да и написать могу.

- А с таджиком объясниться вы сможете? - Николай Иванович перешел на таджикский язык.

- Смогу, - ответил Володя по-таджикски. - Со мной на курсе учились таджики, и в общем они меня понимали.

- А как у вас с турецким? - спросил Николай Иванович, снова заглядывая в письмо.

- Читаю. Говорю плохо. Да и читаю со словарем.

- А с арабским?

- Арабский знаю.

- Говорите свободно?

- В общем свободно.

- Очень хорошо, - заключил Николай Иванович с такой гордостью за Володю, словно это он научил его всем этим языкам. - А какие это "несколько европейских языков"?

- Английский, немецкий, французский. Немного итальянский и испанский. Латынь. - Володя искоса посмотрел на синеглазую, редкостно красивую Ольгу, которая сидела против него, и снова опустил глаза на бутерброды.

- Что ж, это весьма основательная подготовка, - решил Николай Иванович. - Весьма основательная. Ну, а судя по тому, что пишет Владимир Никитич, вы хорошо знакомы и с особенностями жизни Хорасана и вообще Востока в средние века... Но сознаюсь, никогда бы не подумал, что такой убежденный естественник, как академик Неслюдов, вручит своего сына госпоже Клио - грустной и переменчивой музе истории.

Володя вздрогнул и беспокойно оглянулся. Где-то на улице раздался продолжительный и странный крик - громкий, натужный, мучительный. Он быстро обвел взглядом присутствующих. Николай Иванович как ни в чем не бывало маленькими глотками пил чай из высокого стакана в серебряном подстаканнике, Анна Тимофеевна положила прозрачное абрикосовое варенье в стеклянное блюдце.

- Что это? - спросил Володя.

- О чем вы? - не понял Николай Иванович.

- Вот этот крик.

Он увидел, как потупилась Таня, как широко открыла глаза Машенька, как с ложки, которую держала Анна Тимофеевна, варенье закапало на скатерть.

- А, это осел, - спокойно сказал Николай Иванович. - Химар по-арабски.

Машенька фыркнула.

- Маша, - предостерегающе сказала Анна Тимофеевна. - Ты уже поужинала? Можешь встать из-за стола.

Маша еще раз посмотрела с удивлением и насмешкой на огромного, толстого и, несмотря на это, похожего на школьника человека в круглых очках на большом круглом лице, который не знал, как кричит ишак, и ел так много бутербродов, сказала "спасибо" и отправилась на веранду.

Поздно вечером, осторожно устраиваясь на легкой койке, сразу подавшейся под его стокилограммовым телом, Володя перебирал в памяти впечатления этого первого дня в чужом доме.