Своя земля - Михаил Козловский

— Слушай, ты видел хоть одного космонавта?

— Видел, а что? — Артемка набрал горсть песку и принялся тонкой струйкой цедить его на свои мокрые колени.

— Нет, не в кино, не на портрете, а на самом деле. Ну вот как я тебя.

— Ну, видел.

— Рассказывай!

— Вот странный ты, право! Ничему не веришь. — Артемка перевернулся на живот и подставил солнцу спину. — Ты спросил — я ответил. Почему я должен врать? К нам в школу приезжал Герман Титов. У меня даже портрет с его подписью. Я бы показал, да он дома остался.

— А что он написал?

— Да так, вообще. «Учись отлично» — вот и все.

— Ух, тебе здорово повезло, — сказал Генка со вздохом. — А я писал Гагарину, ждал-ждал ответа, а он ни слова не ответил. Может, письмо затерялось где, я просто на Москву написал, его почта знает.

— Что же ты писал?

— Так, про разное. — Генка одним гибким движением сел и обхватил колени руками. — У нас в школе кружок астрономов есть, Иван Павлыч, учитель, занимается с нами. Я второй год в кружок хожу и, знаешь, какую хочешь звезду покажу. Иван Павлыч даже удивляется, чудно так говорит: ты, Данилов, астрономом родился, хоть сейчас за среднюю школу можешь экзамен сдать. Ей-богу, не вру, не веришь — у наших ребят опроси. Вот я и написал Гагарину, хотел узнать, какие науки мне выучить. Неужто адреса его в Москве не знают и не передали письмо?

— Ты еще напиши, а я через отца передам.

— А ты не задаешься? Он знает Гагарина? — напористо спросил Генка.

— Конечно, знает! И Поповича, и Титова, отец в авиации же служит.

— Вот здорово! Я, ей-богу, еще напишу, если ты вправду передашь, — недоверчиво сказал Генка. — А я тебе, знаешь, такие места для рыбалки покажу — век помнить будешь. Никто не знает, только я. Когда ни придешь, всегда с рыбой будешь. Ты долго тут проживешь?

— Не знаю, как отец.

— А ты попроси, чтоб подольше. Мы с тобой на рыбалку сходим, а начнут луг косить, на конные грабли запросимся или еще лучше — на трактор. Знаешь, как хорошо! В прошлое лето я на копнителе работал — ничего, дело не хитрое, пыльно только, хоть маску надевай… Ты погоди, я что-то принесу.

Генка вскочил и сразу же бросился в тальник, лишь спутанные лозины зашатались и на их вершинах испуганно залопотала листва, наконец она затихла, и мальчик пропал в зарослях.

Прошло минут десять, а может быть, и больше, и вот тальники снова зашевелились, но уже ближе к воде, и Генка с обломком какого-то грязно-каштанового сука на плече вылез на берег.

— Во-о! — с торжеством сказал он и бережно положил перед Артемкой большой корявый сук с присохшими комьями земли. — Посмотри-ка!

Артемка в недоумении приподнял тяжелый, корявый обломок.

— Что это?

— Посмотри получше, может, догадаешься.

Артемка внимательно рассмотрел каждую выбоину на обломке, но не мог понять, что приволок Генка. Темный, странно слоистый сук не был похож на кусок дерева — тверд, словно камень, тяжело оттягивал руки.

— Ну? — нетерпеливо спросил Генка, сияя рыжими глазами. — Не догадываешься? Эх ты! Да бивень мамонта, приглядись. Не веришь? Ты посмотри, это же кость, и такая крепкая, ничем не укулупнешь.

— Где ты взял?

— Нашел в овраге, неподалеку отсюда. Весной вода подмыла край оврага, он и обвалился. Иду я мимо, смотрю, торчит что-то из земли, как корень все равно, только очень толстый. Я поначалу и не подумал про бивень, только потом догадался. Хотел в школу отнести, да наша биологичка в отпуск уехала, я и спрятал до занятий… Бери, Артемка, привезешь в школу — вот удивятся.

— А как же ты?

— Еще найду себе. Там, может, целый мамонт в земле лежит.

— А знаешь, очень здорово, что ты нашел эту вещь, — Артемка восторженно посмотрел на Генку. — Представь себе, тысячу-тысячу лет назад здесь ходили мамонты, и люди охотились на них. Может быть, они и убили, а ты нашел бивень. Ты не смейся, разве не могло так быть! Знаешь, какими смелыми были первобытные люди? Они выкопают огромную яму, прикроют ветками, а мамонт и ввалится в нее. Они тогда камнями, камнями его!.. Тогда все было, как теперь, и река эта же, только деревья не такие росли, — а какие-нибудь папоротники, высокие-превысокие…

— Нет, река не такая, — возразил Генка. — Биологичка говорила, раньше река шире нынешней была, может, как Волга, а то и больше. Ты видишь за садом обрыв? Где столб телеграфный? Там, она говорит, прежний берег был, а другой за селом. Вот какая широкая, километра четыре будет.

Мальчики огляделись вокруг, как будто и река, и заросли тальника и ольхи, и крутой склон с желтым обнажением глин, и лесок по обоим берегам сразу неузнаваемо и таинственно изменились, скрывая за собой что-то другое, незнакомое, а не то, что видели они. Вдруг из-за кустов ольхи на противоположном берегу выйдет заросший волосами человек в шкурах на голом теле, с увесистой дубиной или каменным топором в руке и маленькими зверино-зоркими глазами из-под лохматых бровей посмотрит на мальчиков. Вот это да! Ледяным холодом дунуло у них между лопаток. Движение времени сразу сделалось заметным, словно тысячи лет неслышно прошелестели сейчас над их головами с тех далеких времен, когда здесь бродил хозяин бивня, до того часа, как они пришли на берег.

Потом ребята снова купались, но Артемку не покидало ощущение двойственности окружающего мира, и темная глубина реки казалась пугающе таинственной. Купание уже не доставляло прежнего удовольствия. Артемка первым вышел из воды и стал одеваться. Генка еще барахтался возле берега, как большая рыба на мелководье, нагоняя волну на песок.

— Погоди! — крикнул он и еще раз окунулся так, чтобы волосы сами собой легли со лба на затылок.

На берегу Генка выжал трусики и, прыгая на одной ноге со склоненной набок головой, быстро пропел:

— Братец Филимон, забери-ка воду вон.

— Ты чего это? — засмеялся Артемка.

— А вода в уши набралась, — серьезно объяснил Генка.

Когда вышли из зарослей тальника, Генка своими острыми глазами увидел отца Артемки. Он и Анастасия Петровна далеко от мальчишек пересекали луг, направляясь к селу.

— Гляди, твой отец, — сказал Генка.

— Э-эй! — пронзительно закричал Артемка. — Э-эй!

Николай Устинович и Анастасия Петровна остановились, и мальчики по высокой траве побежали к ним через луг.

4

— Ты зачем забрался сюда? — спросил Николай Устинович подбежавшего сына.

— А мы купались, — махнул рукой Артемка в сторону реки. — Ты посмотри, что Генка нашел. Честное пионерское, ну, никогда-никогда не догадаешься.

— Ты уже и друзьями обзавелся, — Николай Устинович привлек за плечи сына и ласково взъерошил сырые волосы на его затылке.

— Нет, ты в самом деле узнай — что за вещь, — говорил Артемка, поворачиваясь к Генке, который не спеша подходил с бивнем на плече.

— Нашли какое-то полено и радуетесь, — весело сказал Николай Устинович.

— А вот и не угадал, вот и не угадал! — закричал Артемка. — Это вовсе не полено, а бивень мамонта.

Николай Устинович с недоверием потрогал костяной обломок и подмигнул Анастасии Петровне. Скрыв лицо за огромной охапкой цветов, она, как из-за куста, пристально наблюдала за мальчиком и Червенцовым.

— Зачем тебе эта штука? — недоуменно спросил Николай Устинович.

— Как же ты не понимаешь! Это такая находка!

— Ну, где мне понять, я необразованный. — Он похлопал сына по плечу. — Пойдем-ка лучше с нами.

— А ты куда?

Не отвечая, Червенцов взял под руку Анастасию Петровну, и они пошли впереди мальчиков.

— А я знаю, куда они идут, — спустя немного времени сказал Генка. — На погост.

— Какой погост?

— Ну, кладбище, не знаешь?

Они пересекли луг и вышли на взгорок, где за невысоким земляным валом обосновались надмогильные деревянные кресты и красные башенки со звездами наверху. Но башенок было мало; черные, кое-где покосившиеся кресты гуще облепили косогор. Погост притулился у заросшего оврага, его крутые склоны кудрявились молодью березок и осин. В порослях лебеды, репейника, среди осевших могильных бугров торчали обглоданные телятами и козами кусты. Взгорок обособился своим строгим унынием среди раздолья полей, буйно цветущего луга и зеленых волн молодого леска в овраге. При входе на погост, у запущенной въезжей дороги, кусты разрослись пышнее, своевольной зарослью окружив высокий белый обелиск за деревянной оградой.

Николай Устинович первым поднялся к обелиску и, сняв шляпу, остановился перед могилой, сплошь усыпанной цветами. Анастасия Петровна и мальчики остановились поодаль.

В камень обелиска была вделана железная пластинка с выпуклой надписью:

Гвардии лейтенант

Алексей Леонидович Бережной

(1920–1943)

ВЕЧНАЯ СЛАВА ГЕРОЮ-СОКОЛУ,

ПАВШЕМУ В БОЯХ ЗА СВОБОДУ,