Синдром Феникса - Алексей Слаповский

— У меня нет, — улыбнулся бомж.

— Какая неожиданность! — изумился Харченко, весело глянув на Татьяну. — Это почему же?

— Не знаю.

— Опа, как интересно! — съехидничал Лупеткин. — А чего ты жженый такой? Горел, что ли?

Бомж осмотрел себя и не ответил.

— А откуда сам-то вообще? — продолжал допрос Лупеткин.

— Не знаю.

Лупеткин посмотрел на Харченко.

— Взять-то мы его можем, — задумчиво сказал Харченко. — Вас Татьяна зовут?

— Ну, — сказала Татьяна, не понимая, какое это имеет отношение к делу.

— Таня, суть следующая: мы его можем взять, нет проблем. Но отпустим.

— Почему?

— Указание есть: если бомжи не местные, не задерживать. Они зимой все равно исчезают или замерзают. А содержать у нас негде.

— До зимы, что ли, его терпеть?

— А он угрожал или еще что-то?

— Да нет, просто сидит. Как псих какой-то.

— Действительно, какой-то заторможенный. Не могу его взять, Таня. А препроводить куда-то без документов невозможно… Вы здесь живете, в этом доме?

— А где же еще?

— Одна? — заботливо уточнил Харченко.

— Дети. Два мальчика.

— Неужели вас муж не может защитить? — все более сочувствовал красавец-лейтенант.

— Отсутствует.

— И участковый, говорите, не контролирует? Давайте я стану вашим участковым? — предложил Харченко, а Лупеткин отвернулся, чтобы Татьяна не увидела его улыбки. Сержант хорошо знал повадки своего старшего по званию напарника.

Татьяна не выразила готовности стать подопечной лейтенанта, но он, тем не менее, записал номер ее телефона, дал свой и настоятельно просил звонить, если что.

Милиционеры уехали, Татьяна ушла.

Когда стемнело, она появилась и сказала:

— Ладно, заходи. Но в дом не пущу, не надейся!

Она устроила неизвестного человека в сарае.

Назавтра, отстояв смену в магазине, Татьяна жаловалась зашедшей вечером попить чаю школьной подруге, парикмахерше Лидии, женщине лиричной и вечно вздыхающей, потому что жизнь ее, как она считала, не вполне удалась. Они сидели в саду под яблоней, за дощатым столом, и Татьяна, кивая на сарай, говорила:

— Второй день его кормлю… Приблудился и уходить не хочет. Нет, выгоню, конечно! Был бы мужик, а он — недоделанный какой-то.

Лидия встала, тихонько подошла к сараю, заглянула в щелку, увидела бомжа, который с величайшим интересом рассматривал, доставая из столярного ящика, рубанок, молоток, топорик, и аккуратно все это раскладывая вокруг себя. Он, видимо, вообще был большой аккуратист: цветастое старое одеяло, что выдала ему Татьяна, было ровно и гладко застелено, край загнут, подушка поставлена уголком.

Вернувшись, Лидия поделилась впечатлением:

— Если подстричь — симпатичный.

Татьяна только махнула рукой:

— А!..

Дескать: много их, симпатичных. А мне если и нужен мужик, то — по хозяйству.

— Я недавно по телевизору видела, — сказала Лидия, томно отпив чаю и промокнув губы бумажной салфеткой, — женщина одна выступала: у меня муж инопланетянин. Говорит, встретились… Ну, как обычно между мужчиной и женщиной, — Лидия сделала паузу, отыскивая слово, и нашла его. — Отношения. Он и говорит ей: я инопланетянин, я послан для задания на вашу планету, чтобы ее разрушить, но я тебя полюбил и хочу с тобой жить и не буду Землю разрушать. И я, говорит, то есть эта женщина говорит, я, говорит, с ним живу и счастлива, он, говорит, не пьет, не курит, а в любви король. Представляешь?

— Ну да, конечно! — усмехнулась Татьяна, которая считала, что, в отличие от Лидии, живет в более реальном мире. — Нашел умный дуру и втюхал ей: инопланетянин! Этот тоже не курит и не пьет. Хотя я и не предлагала. Другой вопрос: тот инопланетянин, у этой женщины, он работает где-нибудь?

— Где он может работать? Он же инопланетянин!

— А, ну ясно! Тогда и мой бывший — инопланетянин. И вообще у нас половина мужиков — с Марса!

— У меня мумий работает, а толку? — высказалась о своем муже Лидия.

— А чего? Он у тебя хороший, тихий.

— Да уж, — горестно сказала Лидия. — Тихий. После работы тихо домой. И тихо за бутылку. Тихо выпил, добавил, еще добавил — пока не упадет. Молча. А утром с ранья опохмелится и на работу. А вечером то же самое. А в субботу начинает прямо с утра. За два дня так нальется, что лежит просто трупом, весь коричневый станет, ручки сложит, а сам тощий, одни кости, мумий, чистый египетский мумий, говорю тебе! И так всю жизнь! — Лидия вздохнула. — Какая мне от него польза, какой от него смысл, в том числе по женской части, Таня? — высказала она заветную мысль. — Что он есть, что его нет! А заработать я и сама сумею! Этот не намекал? — спросила она с улыбкой.

— На что? Ты не сходи с ума!

— Все мы люди, особенно женщины, — заметила Лидия, опять отпив чаю и опять промокнув губы салфеткой. (Есть у некоторых такая привычка: что бы ни выпили и ни съели, тут же губы — салфеточкой. Чтоб в порядке всегда были. На всякий случай.)

— Я даже, как зовут его, не знаю! — сказала Татьяна

— Спроси.

— Похоже, он сам не знает.

Лидию вдруг осенило:

— Знаю!

— Откуда?

— Да я не про имя! Я все поняла! Я про это тоже видела по телевизору. Человек исчезает. Его нет год, два. По-разному. А потом вдруг находят где-нибудь на железной дороге или в лесу. Сидит на шпалах или на пеньке и не понимает — как сюда попал, кто он… Ничего не помнит! И что он за это время делал, не помнит!

— Видела я эту передачу… Думаешь? — засомневалась Татьяна.

— Точно! — уверила Лидия.

— Там, вроде, как-то постепенно память пробудили у человека.

— Вот и ты пробуди.

— А как? И зачем? У меня других дел нет?

Лидия, вдохновившись, развила идею:

— А ты ему внуши, что он тут жил, что он вообще твой муж. И что он был хороший работник, и что в постели — бог! А? Ты представляешь, чего от него можно добиться?

И Лидия покачала головой: видимо, сама представила, чего можно добиться от мужчины, если внушить ему, что он хороший работник и в постели бог. У нее даже щеки слегка покраснели.

Татьяна ее настроения не разделила, думала деловито, как привыкла.

— Ты хорошо про телевизор напомнила. Я его сфотографирую и пошлю в передачу, где людей разыскивают. Пусть покажут фотографию, может, кто-то узнает. Но я дожидаться не буду, я его все равно сдам куда-нибудь. Может, он маньяк, может, он из психушки сбежал?

— Не похож, — оглянулась Лидия на сарай.

— А какой маньяк на маньяка похож?

— Не скажи. Я вот по телевизору…

Татьяна на правах подруги оборвала:

— Да ну тебя с твоим телевизором! Не обижайся, Лид, но ты зря его все время смотришь!

Лидия обиделась:

— Я его смотрю как источник информации! А если тебе совет не нужен, не надо было звать! Спасибо за чай!

И, отпив напоследок еще глоток (и, само собой, промокнув губы), она встала и пошла к калитке.

И вдруг застыла. Как ни велика была обида, но мысль, пришедшая ей в голову, оказалась слишком потрясающей, чтобы удержать ее в себе. Она торопливо вернулась и прошептала:

— Татьяна! А может, он — робот?!

Татьяна чуть не поперхнулась.

Встала, пошла к сараю. Лидия за ней. Они стали смотреть в щель.

Человек, вынув из ящика рубанок, повертел его, пальцами провел по лезвию, догадался о назначении инструмента, взял короткую дощечку и начал ширкать по ней. На лице его засветилось счастье. А движения при этом были равномерные, словно автоматические. Будто у робота, в самом деле.

— Я вот видела… — шептала Лидия.

— По телевизору?

— Ну и по телевизору! Кино было: создали робота, совсем как человек. А он сбежал. Дальше не помню, заснула.

— Прямо совсем как человек? И ел?

— Нет. Зачем, он же на этих. На аккумуляторах.

— А этот ест.

Человек строгал. Они смотрели.

— Может, он изображает? — предположила Лидия. — А сам потихоньку пальцы в розетку сунет и заряжается. Ты посмотри по счетчику, сколько у тебя в день накручивает.

Татьяна была настолько растеряна, что даже не улыбнулась этому предложению.

А потом явились Толик и Костя, и Татьяна устроила обоим выволочку: Толик порвал футболку, а Костя запачкал штаны. Они стояли, шмыгая носами, а Татьяна шумела:

— Футболка денег стоит или нет? Мне что, выкидывать теперь ее? Я на что горблюсь вообще? Все деньги на кормежку и одежку улетают! Вы это соображаете или нет? Ну он малой, — тыкала она пальцем в Толика, — а ты-то здоровый уже балбес, двенадцать уже! — потрепала она Костю за рубашку. — Штаны тебе каждый день стираю, одного порошка уходит, как в прачечной какой-то! Издеваетесь над матерью!

— Да ладно, — сказал Костя. — Было бы из-за чего…

— Ты считаешь — не из-за чего? Я вот сниму штаны — и ходи, в чем хочешь!

Тут Татьяна заметила, что Толик, то ли забывшись, то ли обнаглев, улыбается. И при этом смотрит в окно. Татьяна обернулась: за окном стоял бомж и тоже улыбался. И чуть ли не подмигивал Толику, ободряя.