Синдром Феникса - Алексей Слаповский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да? Ха, надо же! Интересно, а ты хотел с ней общаться? Совсем близко?
Гоша опять подумал. Вспоминал, наверно, свои ощущения. И сказал:
— Нет.
— Это почему? Она симпатичная.
— Ты лучше. И я этого не умею.
— Первый раз вижу мужчину, чтобы в этом признался!
— Я не мужчина, — сказал Гоша без сожаления или раскаяния, но и без гордости. Просто сказал.
— А кто же ты?
— Человек.
— Так не бывает! Хотя… Похоже, ты не только все забыл, ты куда-то в детство провалился, Гоша. Даже завидно.
— Детство — хорошо?
— Конечно. Ничего тебе не надо, ничего тебя не тревожит.
— А тебя что-то тревожит?
— Вот пристал! — отмахнулась Татьяна. — Не тревожит, успокойся.
— Я не пристал, — сказал Гоша. — И я спокойный.
— То-то и оно, — вздохнула Татьяна с непонятной печалью.
А мимо проезжал лейтенант Харченко.
Увидев Татьяну, идущую парой с Гошей, он удивился, развернул машину, притормозил, выпрыгнул.
— Привет. Что-то не звонишь, Таня? Все в порядке?
— Более или менее.
— Не сдала его, я смотрю?
— Не взяли.
— Тогда вот что. В виде исключения могу его оформить. Хочешь? Как бомжа и бродягу.
— Он не бомж, как я поняла. Он просто память потерял. Это бывает. У него даже билет есть, вот! — Татьяна вытащила из кармана своих джинсов (по стройности фигуры любила этот вид одежды) посадочный талон авиабилета и показала Харченко.
То, что ей казалось доказательством невиновности (бомжи на самолетах не летают), Харченко тут же воспринял как доказательство вины, правда, еще непонятно какой. Он, считающий себя талантливым, но не реализовавшимся сыщиком, достал из машины сумку вроде полевой командирской, а оттуда лупу. Рассмотрел талон.
— Москва — Нью-Йорк… Му… Тут непонятно, английские буквы тоже… Муж-ков. Или Мушков. Нет, Мушков все-таки. Мушков, да? — спросил Харченко у Гоши.
Тот улыбнулся.
— Да не помнит он, — сказала Татьяна, протягивая руку, чтобы забрать талон.
— Я выясню, — заверил Харченко, пряча бумажку в сумку. — А то держишь у себя дома неизвестно кого.
— Я не держу.
— А что же? — поинтересовался Харченко, чувствуя за собой право первенства: он наметил объект, он строил планы — и вдруг непредвиденный конкурент. Это неправильно: или не лезь, или стань в очередь. А то, что ты не знал о моих планах, не оправдывает: незнание не освобождает от ответственности, это даже в Уголовном кодексе записано.
Харченко уехал, а Татьяна и Гоша пошли к дому.
Там их дожидались Одутловатов-дядя и Кумилкин-племянник.
— Дело есть, Татьян! — без предисловий сказал Кумилкин. — Мы тут с дядей задумали дом снести и новый построить. Типа семейной гостиницы. Я что предлагаю. Дядя вот будет по общему хозяйству. Я по питанию. Он — по ремонтной и строительной части, — указал Кумилкин на Гошу. — А ты, если хочешь, будешь вроде администратора. Выгодное дело. Я бизнес-план уже составил, — Кумилкин достал замусоленную ученическую тетрадку.
— Что мне, своих дел мало? Не хочу, — отказалась Татьяна.
— Какие твои дела? Зелень-петрушка! А тут большие деньги в перспективе! Причем учти, мы предоставляем территорию, собственный дом готовы сломать, а от вас вообще ничего, кроме небольших вложений. Первоначальный капитал, сама понимаешь!
— Чего? — протянула Татьяна. — Капитал? Ты откуда слово такое нашел? Капитал! Вон весь мой капитал! — указала она на Толика и Костю, которые как раз в это время подкатывали на велосипедах. И, не считая нужным дальше вести глупый разговор, пошла в дом.
Пошел за нею и Гоша.
Пробежали Толик с Костей, бросив у забора велосипеды.
Кумилкин, сунув тетрадь в карман, сердито спросил дядю:
— А ты чего молчал?
— Ты сам сказал: молчи!
— Я сказал! Я имел в виду — чтобы ты дела не испортил. Ты не видел, что помочь надо?
— Так в другой раз и говори!
— А сам не можешь понять? Приблудился ко мне — никакого толка!
— Это ты приблудился!
И так, ссорясь, они потащились к своей хибаре.
28Гоша понемногу вживался.
Начал соображать, как работать в теплице, и даже увлекся; среди книг Татьяны нашлось толстое пособие по домашнему и тепличному цветоводству с картинками, Гоша с любопытством читал его и рассматривал, Татьяна, видя этот интерес, достала из кухонного шкафа несколько пакетиков с семенами цветов, которые купила по случаю, но все недосуг было заняться. Она выделила Гоше несколько ящиков с землей, тот посадил семена, руководствуясь книгой, и кропотливо начал ухаживать за ростками, которые появились очень скоро.
Вечерами же читал другие книги, не про цветы, а про людей.
Предпочитал классику.
Детективы и книжки про любовь с красавцами и красавицами на обложках дочитывал до третьей страницы и с недоумением откладывал.
Над классикой же подолгу задумывался, поднимая голову и рассеянно шаря глазами по окружающему, как бы желая найти то, что было в книге. Не находил, опять углублялся.
Пролистывал он и газеты, которые Татьяна брала у подруги Тони на почте. Смотрел телевизор. И все больше начинал понимать человеческую взрослую жизнь.
Но с детьми ему было интересней.
Ходил с ними купаться на пруд, где кувыркался с крутого берега лучше всех, к восторгу и зависти пацанов и к гордости Толика с Костей.
Умело залезал на деревья за птичьими яйцами, но яиц не брал, только посмотрит, удивляясь, какие они крапчатые или пятнистые, в отличие от куриных, и слезет обратно.
Ловко карабкался по крутым склонам карьера, где мальчишки придумали себе игру в альпинистов: цепляли веревки к деревьям наверху и спускались или поднимались.
Умело играл в войну деревянными ружьями и автоматами, которые научился превосходно выстругивать, и пацаны уже образовали живую очередь: кому следующему дядя Гоша смастерит оружие по заказу и часто по собственноручному заказчика эскизу, намаляканному ручкой на листке бумаги. Заказчик вручал и смотрел, не находя места от нетерпения, с изумлением наблюдая, как на глазах рождается настоящее, хоть и деревянное, оружие.
29Войны у детей бывают не только игрушечные, а и настоящие.
Однажды Гоша, работая в теплице, увидел издали, как братья Толик и Костя вдруг начали кидаться камнями в своих приятелей, а потом сели на велосипеды и бросились улепетывать. За ними погнались. У теплицы Костя соскочил, схватил вилы, закричал:
— Убью!
Преследователи остановились.
— Завели себе придурка вместо отца! — закричали они.
— Сами придурки! — ответил Толик, замахиваясь лопатой.
Гоша вышел.
— Придурок, придурок! — закричал, обрадовавшись, Диман, большой уже мальчик, лет четырнадцати.
Гоша, улыбаясь, направился к нему.
— Только подойди! — предупредил Диман, соскакивая с велосипеда и хватая камень.
— Да не бойся, — сказал Гоша.
— А кто боится?
— Я просто хочу спросить: что такое придурок?
Вопрос был для Димана неожиданным. Мальчик из его команды по кличке Пося (от фамилии Поськин), желая подольститься к старшему, подсказал:
— Придурок — это который дурак!
— Тогда это не я, — сказал ему Гоша. — Дурак — кто глупый и ничего не понимает. А я не глупый. И понимаю.
— Ага, понимаешь! Умные мужики с детьми не играют и в теплице не ковыряются! — рассудил Диман.
— А что же они делают?
— Они… — Диман опять запнулся, а Пося опять помог:
— Они на работу ходят и деньги получают! На больших машинах ездиют! Водку пьют и курят! И с женщинами это самое! Понял?
— И поэтому умные?
— Да! — подтвердил Диман, хотя и не вполне уверенно.
— Не знал, — сказал Гоша так, словно извинялся за незнание. — А ваши отцы, наверно, все умные? — спросил он без подвоха, с подлинным интересом.
Тут не только Диман, но и все прочие, включая всезнающего Посю, пришли в замешательство. Во-первых, отцов не было в наличии у каждого второго. А те отцы, что имелись, не вполне соответствовали параметрам, довольно точно, надо признать, обрисованным Посей. Далеко не все ходили на работу и получали деньги. Очень немногие ездили на больших машинах. Зато уж водку пили и курили — большинство. Один пункт оставался и вовсе сомнительным — насчет с женщинами это самое. Теоретически пацаны понимали, что имеется в виду, но толком, как и с кем это происходит у отцов, они не знали, да и не задумывались (или стеснялись задумываться).
Так что — путаница какая-то.
Выручил опять же Пося, крикнул:
— А тебя не касается!
— Вот именно. А вам мы еще бошки поотрываем! — пригрозил Диман братьям.
И команда уехала.
Гоша взял у Толика и Кости лопату и вилы.
— Этим не надо, — сказал он. — Опасно.
— А как? Голыми руками? — спросил Костя.
— Конечно.