Машина памяти - Алексей Олин

Улучив момент, выбираюсь на воздух…

Меня атакует улыбчивая особа.

Ее улыбка не впечатляет из-за отсутствия центрального зуба.

— Подружимся организмами, — предлагает она.

Ага. Подружился вот так один, припечатали: СПИД.

— Не подружимся.

— Ты скован предрассудками, твои мозги соответствуют ГОСТУ!

— А твои чему соответствуют?

8

В одиннадцатом классе, зашвырнув подальше футболку с Че Геварой, я все-таки пошел в парикмахерскую. У меня появилась новая Цель. Мне понадобилось два года, чтобы допереть: не в пальцах дело! И не в прическе. Целых два года.

А вам?

Меня чуть-чуть штормит от принятого алкоголя.

Охота сдернуть на край света. Я наскребаю монеток на такси. Ученые говорят: бегство от испытаний бывает разное. Химическое (алкоголь, наркотики, антидепрессанты), географическое (смена места обитания, друзей, любовников, квартиры) и артистическое (трансформация негативных чувств в произведения искусства). А если ты на заднем сиденье авто, увозящего тебя на твой личный край света, ускоряешься на бензедрине и сочиняешь путевые заметки — тогда, что за вид?.. Тогда это «В дороге» Джека Керуака…

Впрочем, какие у меня испытания?

В салоне пахнет кофе и булочками. Водитель — пожилой усатый армянин гоняет туда-сюда колесико магнитолы, ловит «Авторадио».

— Куда?

Я сказал.

— Музыка не мешает?

Я качаю головой.

Фонари будто сумасшедшие циклопы-дистрофики. Горят вывески многочисленных магазинов. Мой город меняет цвета. Он как хамелеон. Маскируется, сливается с фоном. Мимикрирует. Скоро все города на Земле станут одинаковыми. А люди? Они тоже? И куда бежать? В какой цвет хамелеон никогда не сможет перекраситься?

По радио звучит песня «Машины времени»: «Не стоит прогибаться под изменчивый мир…»

Чувствую, что день прошел в суматохе. Чего-то бегал, суетился…

Этого не может быть! Я подпрыгиваю на сиденье.

Это снова она. Девушка в моем вкусе. Всматривается в черную воду Волати на мосту. Совпадение?

— Вроде собираются у нас «Макдоналдс» открывать, — заводит речь таксист.

— Останови.

— Что? Мы ж еще только…

— ОСТАНОВИ!

— Ай, ты чего такой нетерпеливый?

— Да у меня терпения вагон и маленькая тележка! ТОРМОЗИ!

— Хорошо, хорошо, — усмехается пожилой армянин. — Красивая, да?

Такси останавливается. Я выскакиваю на тротуар.

— Эй, парень?

— Что?

— Терпение нельзя измерять вагонами и маленькими тележками. Терпение должно быть бесконечным…

Я махнул рукой. Такси, урча мотором, развернулось и, прошелестев шинами по гравию, скрылось во дворе дома, за аркой.

Набравшись алкоголя и смелости, я иду по мосту к ней. Снова мост…

Был такой древний философ Эпикур. Переведенный с латыни девиз Эпикура «Carpe diem» означает: лови мгновение! Нет, лучше «Лови момент!».

Древние философы рубили фишку.

Мои ладони вспотели.

— Привет.

— Привет, — говорит она. — Ты кто?

— Кит.

— Почему Кит? Струю из спины пускать умеешь?

— Не умею.

— Тогда почему?

— Че ты пристала?

— Это я пристала?!

— Ты настоящая? Я не уверен, что ты не плод моего воображения.

— Я не плод. Слушай, ты не биолог случаем? У моих черепашек апатия.

— Я на врача учусь.

— На ветеринара?!

— Ну, я немного разбираюсь в животных, насекомых…

9

Вам известно, что божьи коровки — летающие секс-машины?

Они совокупляются по девять часов ежедневно, оргазм у представителей обоих полов продолжается девяносто минут и может наступать несколько раз подряд. А пенисом быка пороли детей! У змей часто по два пениса, клитор самки кита достигает восьми сантиметров в длину, а повстречавшийся вам в загородном лесу енот — вполне может быть гомосексуалистом!

Мы занимались этим всю ночь у Дианы дома. Это ее имя: Диана. Я нарушил свои принципы и переспал с ней сразу же. Трижды и без презерватива. Во многом это произошло потому, что и ей хотелось не меньше моего.

Впрочем, я не стремлюсь быть божьей коровкой: они живут в среднем один год и в перерывах между оргазмами постоянно ищут чего бы пожрать…

У нее красивое тело.

Не как музейный экспонат или статуэтка из слоновой кости, а как цветок лотоса. То есть настоящее, не манекенное. Цветок распускается и схлопывается! Но фигура мальчишеская, угловатая. Небольшая грудь. Нос в веснушках. Под правой лопаткой родинка размером с глаз некрупного окуня. После секса у нее дрожат пальцы…

Диана приподнимается на локте, включает стереосистему.

Песня Земфиры:

«… Я множу окурки, ты пишешь повесть…»

— Соседи?

— Забей!

Зуб уже не болит. Эндорфины — мощное обезболивающее!

Раннее утро. Мы лежим в кровати.

Я изучаю ее комнату, свет отвоевывает пространство, выхватывает предметы из темноты. Плакатов с кинозвездами и мальчиками-мажорами нет. Это радует. На письменном столе — ноутбук, рассыпаны диски. Повсюду кисти, краски и холсты, ватманы, карандаши. Из мебели: стол, пара кресел, раскладной стул, шкаф. Прогибающиеся под тяжестью книг полки. На обоях розовые слоны с охапками ромашек.

На подоконнике толстая плюшевая обезьяна и Дианины очки.

— Это обезьянка Сталин! — говорит Диана, перехватывая мой взгляд.

— Почему Сталин?

— Похожа…

— Правда, похожа. — Я отражаюсь в ее зрачках.

Диана надевает очки.

— Курить! — она тянется к полке за сигаретами; вынимает одну из пачки, жадно затягивается и выдыхает дым мне в лицо. — Ты не куришь?

— Нет.

Она убивает сигарету в пять затяжек. Я втихаря ущипнул себя за бедро, чтобы проснуться. Но это не сон. Я с ней… что? Занимался любовью?

— Хм, — она откидывается на подушки. — Прикинь, Кит, такое ощущение, будто я уже беременна. Ты детей любишь?

У меня в горле пересыхает. Она же сказала, что недавно месячные были.

Соврала что ли?

— Любишь детей? — повторяет Диана.

— Люблю вроде.

— Как что?

— Как запах в лесу после дождя.

— Ты кого хотел бы: девочку или мальчика?

— Близнецов: девочку и мальчика.

— Хитрый! — Диана целует меня в нос. — Не волнуйся, я пошутила…

Я прикасаюсь к ее плечу.

Диана замолкает, внимательно смотрит на меня. Провожу указательным пальцем по контуру татуировки: зеленая свастика. И это совпадение?

— Крест в движении, прямая свастика, — говорю я. — Крест вращается вправо, по часовой стрелке, открывая доступ к духовным силам. У Будды была такая на груди, как символ его сердца и колеса сансары. Но почему зеленая? Ты не фашистка?

— Зеленая — беспредельное совершенство. А у нацистов была обратная свастика, правосторонняя или женская, которая открывает путь к физическому могуществу, но перекрывает духовное.

— У тебя значит мужская?

Диана кивает.

— Стремление к беспредельному совершенству может привести к одиночеству!

— Не бойся совершенства — ты никогда его не достигнешь.

— Сама придумала?

— Сальвадор Дали сказал.

— Ясно, — говорю я, хотя ничего и не ясно.

Развели востоковедческую дискуссию…

Мужская татуировка. Это раз. И жилище у нее совсем не женское. Это два.

В квартире холостяцкий свинарник: вавилонская башня из грязной посуды в раковине, куча пустых винных бутылок в углу возле двери, вещи раскиданы, слой пыли на подоконнике, паук под потолком.

«Не смей трогать Васю. Он плетет наши иллюзии из себя самого», — предупредила Диана, едва я разулся.

«Не буду. Убить паука — плохая примета», — сказал я.

Земфира допела. Из колонок грохочут ударные — это «Smells Like Teen Spirit». Диана убавляет звук.

— Какая у тебя любимая группа?

— Не задумывалась. Назову, и придется ставить ее всегда? Любимый композитор, любимая книга, любимое блюдо! Это абсолютная чушь. Тот, кто называет их…

— Не разбирается в музыке, мало читает и готовит без фантазии, — киваю я.

— Ага.

— Ты рисуешь?

— Рисую, — она вновь закуривает. — Эй, врач, скажи что-нибудь научное…

— Улитки обладают телепатией.

— А скажи, зачем люди вообще говорят?

— Общение помогает налаживать контакты между людьми. Речь необходима, чтобы мы понимали друг друга…

— Так уж все и понимают друг друга, когда говорят? Ты на самом деле так думаешь?

— На самом деле, мне кажется, что у нас вроде как эмоциональный или словесный кувшин. Информация из внешнего мира наполняет его доверху и льется, и льется… Чтобы не лопнуть — мы должны от нее избавляться. То есть: выливать, говорить…

— А зачем мы говорим с кем попало? И после жалеем об этом?

— Извини, но когда ты очень хочешь писать, то есть вылить из себя что-то накопившееся, ты же не обязательно бежишь в благоустроенный сортир! Можешь ведь и не добежать! Вот и приходится выбирать меж двух зол…