Оккупанты - Валерий Петков

В расположение попал. На кровать упал, едва дышу. Старшина тут пришёл, как, что? Окреп я немного. Экзамены сдали в танковой школе.

И вот мы на заводе ждём приёмки своей машины. Посмотрели. ЗИП, ключи, комплектация. Годится. На дивизион надо было получить тринадцать таких машин. Так и назывался – «Самоходный артиллерийский дивизион». Погрузка в эшелон. Вот это да! А бои уже вовсю шли в Прибалтике. Всё на фронт!

Мы машины закрепили, замотали на платформах. Сами в теплушках между техникой тоже устроились. И сидим. И ждём. И были среди нас пожилые, взрослые дядьки. Вот они говорят, а я прислушиваюсь. Мол, если в пять утра мы под виадук поедем, солнце-заря навстречу будет подниматься, значит, едем на восток, японца добивать. А слух уже полз, что с Японией возня-катавасия затевается, с самураями. Америка просит помочь. Как уснул, проснулся, кричат все. Глаза продрал, а вот оно – солнце! Оранжевое, громадное! На полнеба колесо выкатилось – взглянуть больно. И все смеются, кричат – прощай, запад. И так нас попёрли на восток, полным ходом! Даже оправлялись мы с вагона. За ремень прихватит кто, за руки держишься. В сутки раз дадут пожрать. И всё! Без остановок пёрли! Йох-ты!

Прибыли мы! Улан-Батор! Монголия. Монголы смотрят на установки, как на чудо-диковинку. А мы прём, до горы!

Тут пошёл разговор, что нас приписали к 317-й Будапештской дивизии. А она ещё в Европе. И нас загнали в степь монгольскую, сколько глаз охватывает. Даже видно, как земля шаром становится с краю. И так мы неделю всё смотрим на горизонты вокруг. Вдруг является дивизия с Будапешта. Начали совместные учения проводить, чтобы сработаться как надо, по уставу.

Тут уж и войне конец наступил. Мы в резерв. Не досталось нам японца побить. С японцем-то хуже было бы воевать. Они же все сопки ходами изрыли, как кроты. И ты бомбы бросай на них, не бросай. Не выкуришь. Сидели внутри, окопавшись, дивизиями. Терпеливый народ, дисциплинированный. И вот пехота, танки, пушки, на обмотках, на верёвках, сперва на сопку, потом с неё. Сколько там без счёта народа на этом деле загинуло!

И нас перебросили на Камчатку. Во Владивостоке согнали опять войск без счёта. На корабль. В три яруса понабивали в трюмы.

В Петропавловске наша рота охраняла штаб корпуса. Такой генерал – Гнечко. Если память не изменяет. И вот как он острова взял без боя? У хитрого японца? А он японца объ…л! Вот так! У него в распоряжении один корпус, а у японца на каждом острове дивизия! Он на переговоры пошёл, сказал им, что имеет в распоряжении семь дивизий. Японцы на веру не принимают, хотят удостовериться. А как? Хотим личную встречу с командирами этих дивизий. Вот Гнечко таких мордастых, представительных мужиков подобрал, напялил на них генеральскую форму. Глянули на них снизу мелкорослые японцы и сдались! А так бы кровушка наша водицей пролилась очень даже обильно на этих островах. И ему заслуженно за эту военную хитрость присвоили Героя Советского Союза. Должно быть, ихняя разведка херово сработала. И пленили тогда шестьсот пятьдесят тысяч японцев! Их полно было везде. На Камчатке, на Дальнем Востоке. Пахали. Они труженики серьёзные, не лодыри. Кормила их Япония, Советский Союз их не кормил. И вот они по полям ходили, букашек-лягушек подъедали. Пожирали всё под корень, как саранча, пустыня, камень один после них. А что им, чумизу пришлют, щепоть, и жуй, а сами, как грибы-лисички. Маленькие, жёлтые. Мы их жалели. У каждого, чуть что, лезет в карман, блокнотик такой небольшой. Русско-японский словарик. У каждого, решительно. А у наших не было. Но как-то договаривались.

– Дед! Давай-ка в копмьютер глянем. Вот! Есть остров Гнечко – остров (скала) в составе Малой Курильской гряды в 50-х метрах к югу от восточной части острова Шикотан. Назван в честь командующего Курильской десантной операцией, Героя Совесткого Союза, генерал-майора Алексея Гнечко. Именование произошло в рамках Сахалинской областной программы «Имя на карте Сахалина и Курильских островов». Название было утверждено 3 сентября 2012 года.

– Вот оно что! Не ошибся я! Приятно! А какой богатый край это Приморье, Дальний Восток! Ты не представляешь! Всё золотое – земля, деревья, рыба. Японцам бы надо, им тесно на островах, да кто им даст! Поэтому они и пытались откусить. У озера Хасан, да тут вот, на Камчатке, в Монголии, туда-сюда. Территория большая, а наших-то чуть там проживало.

Вот я тебе кратко и рассказал про свою жизнь и военную карьеру. Может, не складно вышло, но самое главное про то время.

Глава 4. Почему много русских в Латвии

– Я к тому времени уже отслужил на Камчатке четыре года и затеял переписку, стал искать родичей. Года два тянулось всё, но нашёл сестру в Риге. И в начале декабря приехал.

Теплоход «Балхаш» из Петропавловска-Камчатского. Авачинская бухта полукругом таким, выгнулась подковой. Людей полно, все во Владивосток спешат, на материк. Вольнонаёмные и так, геологи, начальники, офицеры разных сортов, люди пёстрые.

Трёхмачтовый теплоход наш, низкая посадка. Американцы отдали. Фрегаты военные ни черта не отдали! Скоростные, маневренные. Прёт, как легковушка по шоссе, только буруны белые сзади за кормой. Сутки ходу от Петропавловска до Владивостока. Без малого полторы тыщи миль. Красавцы! Да только вернули их американцы себе. Не потрапились мы тогда.

В трюм загнали полтыщи демобилизованных. Носу не высунуть. Раздали сухой паёк. Масло, сахар, консервы. В три яруса мы распластались. Задраили трюм. Я на самом верху. Только слышу, волны через палубу шух-шух. Перекатываются, гуляют валы. Японское море. Но не укачало, нормально перенёс. Пароход старый, скрипит, но довольно ходкий. Через девять дней приплыли. Залив Петра Великого, бухта Золотой Рог. И город слева и справа.

Как дальше добрался, в другой конец страны, это отдельная история.

Через какое-то время приехал в Ригу.

Богатые драпали вместе с немцами. Надо было восстанавливать промышленность. Кто это будет делать? Латыши-то крестьяне в основном, хуторяне. Кто ещё нужен? Юристы, агрономы, лесники – вот и приглашали русских сюда работать. Директор завода, Гайлис, ездил в Опочку, Новоржев, в Беларусь, на Смоленщину, набирал народ. Вербовал. Толковый был, первый директор завода ВЭФ.

– Это власть так решила, а латышам, может, сто лет этого не надо было? Растили бы свиней, поставляли бекон в Европу.

– Нас-то власть как раз и приглашала. Другой не было на тот момент. Тут всё бы в руинах стояло, сами бы не справились.

– Да ладно! Американцы, шведы, кто-нибудь подсобил бы деньгами.

– Всё равно так бы было, что надо приглашать людей. Всё же порушено. Что такое независимость? Никому не должен и не зависишь от чужой воли. Я так понимаю. Вот я приехал сюда, чтобы работать, делать Латвию независимой. Экономически. Можно сказать, боролся за независимость? Конечно! И твёрдое было намерение семью завести, детей, обосноваться, работать честно, как следует. Остаться тут насовсем. И много было таких. Не на танках же их всех привезли. А сейчас болтовня, полная зависимость от иностранных банков, воровство и кумовство. Страна ленивых, бестолковых чиновников. А откуда независимость при таких долгах, на три поколения вперёд?

– Ты ведь при этом чувствовал, когда сюда приехал, что тебя тут не очень желают видеть? Когда сейчас говорят – вот они, «Ваффен СС», боролись за независимость, это подразумевает, что они убивали русских? Тех, кто освобождал территорию Латвии.

– Я их видел, какое-то время они были. И все знали – вот этот был у немцев в прислужниках. Тихие, смирные ходили. По работе только соприкасались. Потом куда-то растворились. Кто на Запад убежал, кто-то в «лесные братья» подался и там загинул. Немцев-то они не убивали, хотя Гитлер и не думал, чтобы сделать Прибалтику независимой. Немцы грабили, вывозили отсюда всё, что только можно. И людей, и скот, и ресурсы. И названия такого бы не осталось – Латвия. А теперь вылезли откуда-то недобитки.

– Так кто же реальный освободитель?

– Я и есть освободитель. Самый настоящий! Со всех сторон, как ни прикидывай. Чувствовал, что не очень мне рады, ловил косые взгляды, но жизнь сложилась так, пришлось ехать и жить. Молодой, сильный, всё казалось нипочём, хотелось работать, аж ладошки ломило.

– Совсем другая страна, люди. Всё другое. Даже язык.

– Нет. Меня это не пугало, казалось нормальным. Без враждебности. Да, вот он – Советский Союз. Большой, и я в нём как дома, и Рига – часть страны, одна комната, так скажу. И латыши были другие, совсем другие, дружелюбные. После пережитого, ещё помнили эти ужасы военные. Какая-то часть. И «Лиго», главный праздник здешний, отмечали вместе. На работу принимали, так никто у них знания русского языка сильно и не требовал, на категорию не сдавали. Можешь общаться – иди, работай. И вот, пришёл я на приём к директору, жильё попросил. Он говорит – хорошо, постараемся. А директор по быту Миллер был. Он его вызывает и говорит: вот этому парню надо обеспечить жилплощадь. А он семейный или одинокий, Миллер спрашивает. Одинокий. Нет, отвечает Миллер, мы семейным работникам стараемся в первую очередь. И директор тоже сказал – будет жена, комнату дадим. Вот и пришлось мне неожиданно знакомиться с девушкой. И поженились вскорости. Вот так и дали комнату.