Пиппа бросает вызов - Джой Адамсон

У меня камень с души свалился, когда они уехали; я чувствовала, что Алан бодрится, а на самом деле ему было гораздо хуже, и он просто старался показать, что ему все нипочем — во-первых, чтобы не распускаться, во-вторых, чтобы не портить нам прогулку к Джорджу.

Мы знали, что сделали для Алана все, что могли, и поэтому решили все же поехать к Джорджу. Перед выездом Ян Типпет совершил подвиг и изловил гадюку. Но он потребовал, чтобы ее оставили в живых, и мы посадили ее в картонную коробку и выпустили по дороге. Когда мы ехали, прямо перед нами из кустов вышли три антилопы — это были малые куду, самые очаровательные и пугливые существа, — и остановились, словно позируя для фотографии. Попались нам также жирафы, буйволы и множество мелких животных. Дорога вилась сквозь рощицы пальм дум, а потом по широкой открытой равнине, и свет заходящего солнца озарял эту мирную картину.

К тому времени, когда мы подъехали к лагерю Джорджа, Алан должен был уже приземлиться в Найроби, и все мы надеялись, что сейчас он в безопасности. К сожалению, нам не удалось повидать львов, подопечных Джорджа, но, несмотря на отсутствие «царя зверей», Фред Беннион был в полнейшем восторге от остальных животных — он впервые видел их на свободе — и тут же принялся мечтать, как проведет отпуск в Африке.

На следующее утро Яну Типпету предстояло слетать в Найроби по делам, но он собирался вернуться к вечеру и прихватить с собой Алана и Джоан, чтобы они хоть денек отдохнули после всех треволнений. Увидев, что Ян Типпет возвращается один, мы поняли, что что-то неладно. Он рассказал, что, как только самолет Нильса поднялся в воздух, Алану стало так плохо, что Джоан пришлось ввести ему полную дозу противозмеиной сыворотки, а когда они приземлились в Найроби, он уже метался в бреду. Три доктора, ожидавшие его в больнице, не надеялись, что его довезут живым; рука у него жутко раздулась и почернела, пульс едва прощупывался, и его поддерживали только сильными лекарствами.

Когда же он сможет перенести операцию, ему, очевидно, придется отнять руку. Нам оставалось лишь молить судьбу, чтобы он остался жив.

Но случилось одно из самых удивительных совпадений — в соседней с Аланом палате лежал Ионидес, известный во всем мире специалист по змеям. Он перенес операцию, но дни его были сочтены. Когда ему рассказали всю эту историю, он ужаснулся. Во-первых, Ионидес не понимал, как кому-то может взбрести в голову ловить змею раздвоенной палкой, не говоря уже об африканской гадюке, которая кусает, оборачиваясь на 180 градусов. Во-вторых, как можно было думать, что зубы гадюки опустели после «доения»; напротив, протоки тут же заполнились еще более сильным ядом, потому что стекший яд мог чуть потерять силу, пока был в протоках. В-третьих: никогда нельзя накладывать жгут при укусах змей с гемолитическим ядом — сконцентрированный на ограниченном участке, он очень быстро разрушает сосуды и ткани. Так бедный Алан пал жертвой нашего невежества, да еще два часа, которые чуть не стоили ему жизни, были потеряны, пока жена не ввела ему сыворотку в самолете. Четыре месяца Джоан и Алан провели в непрерывной тревоге, но специалистам все-таки удалось спасти ему руку. Он закончил лечение в Англии. Яд настолько разрушил ткани, что палец пришлось ампутировать, но Алан приспособился и прекрасно управлялся с фотоаппаратом при помощи оставшихся пальцев.

Хотя этот ужасный случай и заставил меня трепетать перед змеями, я все же продолжаю утверждать, что они никогда не нападают без причины, а в данном случае Алан раздразнил гадюку, «выдаивая» из нее яд.

Кстати, вот что я вспомнила: когда мы только что поселились в этом лагере, я почти ежедневно убивала змей во время сезона дождей; примерно через год, должно быть, среди змей распространился «слуш-ш-шок», что лучше не соваться к нам в лагерь, хотя там полно укромных местечек, — так или иначе они почти перестали у нас появляться.

Не только мы, люди, стараемся уберечься от змей — животные тоже пытаются защитить от них себя и свое потомство. Повар Джорджа рассказал нам про удивительное происшествие, которое видел собственными глазами совсем недавно. Отдыхая в своей хижине в послеобеденную жару, он услышал странный шорох, как будто что-то протаскивают через сетку, которой была ограждена хижина. Он вышел, чтобы узнать, что там такое, и увидел рыжую кобру с крохотным крысенком во рту — ее преследовала взрослая крыса. У него на глазах крыса уцепилась за шею кобры и крепко впилась в нее зубами. Кобра билась, кидаясь из стороны в сторону, чтобы стряхнуть противника, но крыса не разжимала зубов и не отпускала змею, хотя та сильно ее трепала. Наконец змея добралась до входа в нору, крысу ударило о край, и только тогда она отпустила уползающую змею. Но крысенок был уже мертв, несмотря на то что мать так самоотверженно его защищала.

Смерть посещает семью

Туристский сезон был в самом разгаре, и мне это даже доставляло удовольствие, но при одном условии: лишь бы туристы не докучали моим животным. Я хотела, чтобы дети Пиппы стали настоящими дикими гепардами. Конечно, это подчас портило мои отношения с туристами, которые никак не могли взять в толк, отчего это я не желаю показывать им гепардов. Но мною всегда руководил один принцип: нельзя, чтобы дикие животные привыкали к людям. По всей видимости, Пиппа была вполне со мной согласна: даже мне она не разрешала чересчур вольничать с малышами.

Как-то раз они особенно ко мне приставали, нарочно терлись о мои ноги, увивались за мной, не обращая внимания на Пиппу, которая давно уже говорила «прр-прр», явно намекая, что пора кончать эту игру. Пиппа три раза уносила их в самую чащу, но они упорно пробирались ко мне, как только она их отпускала. Особенно ласкался самый маленький — он так и ходил за мной по пятам. Когда Пиппа собралась кормить малышей в свое обычное время (десять утра), я пошла домой. Утром я незаметно для них подглядывала из-за кустов и видела, как малыши карабкаются на спину Пиппы и скатываются с другой стороны, как они покусывают ее за уши, пока она не дернула головой, так что они разлетелись во все стороны. Они весело катались по земле, стараясь уложить друг друга «на лопатки», шлепали и кусали друг друга, а то вдруг кто-нибудь усаживался на голову другого и Пиппе приходилось с мурлыканьем спешить на помощь; она их вылизала, и ровно в десять все начали сосать. В этот раз Пиппа вела себя очень спокойно и доверчиво — она знала, что я рядом, но не трогаю ее детей, и это заставило меня глубоко задуматься: почему Пиппа не хочет, чтобы наша с ней дружба распространялась и на малышей? Может быть, она инстинктивно старалась сохранить в семье естественные отношения, несмотря на то что меня она с шести месяцев считала своей приемной матерью и полностью мне доверяла. И на следующий день, когда я разыскала семейство под новым кустом, она вела себя так же. На этом более открытом месте с низкой травкой малышам можно было резвиться на свободе.