Земля от пустыни Син - Людмила Коль

— Да тебе не до того было, тебя Сева обнимал. Костя сказал, что с работы мать поздно возвращается. Она вообще, как я поняла, странная. У них все делают бабушка и домработница. А мать дома только книжки читает.

Таня молчит.

— Севка, наверное, крутит с домработницей, — смеется на другом конце провода Женя. — Правда? Видела, какая шустрая эта Нинка? В Москву за женихами приехала. Скажешь, нет?

Таня не отвечает.

— Ты что, — наконец останавливается Женя, заметив, что от Тани нет никакой реакции, — не проснулась еще?

— Проснулась, — говорит Таня.

— Так что же ты молчишь?

— А что говорить?

— Разве тебе не понравился Костин брат?

Таня медлит. Потом отвечает:

— Мне нравился Костя…

3

Сева женится наконец.

Ему уже двадцать восемь лет, и Майя Михайловна озабочена тем, что он до сих пор один.

— Представляешь, столько девушек вокруг, и никак не женю, — жалуется она Аглае Васильевне, или попросту Глаше.

С Глашей они уже много лет работают в одном отделе, вдвоем часто ходят в кино и театр, и от Глаши секретов нет — она знает про Майю Михайловну всё-всё-всё.

— Это же плохо! — продолжает Майя Михайловна, поддевая ногами опавшие листья.

После работы они медленно идут от министерства до метро. Вечер осенний, теплый; легкий ветерок гонит по асфальту желтые листья, и хочется немного подышать воздухом после целого дня сидения над ворохами бумаг в кабинете.

— Да, познакомить с подходящей непросто, — соглашается Глаша

У нее самой все в порядке: и сын и дочь «при деле», как она выражается. Поэтому рассказывать вроде бы нечего. А у Майи каждый день семейные проблемы, которые она обычно решает исключительно коллективно, всем отделом. Сейчас Глаша терпеливо слушает сетования подруги то на старшего сына, то на свекровь, то на мужа и дает советы.

— Еще немного — и попадет в старые холостяки. И тогда уж точно не оженишь.

— Ну, до этого не дойдет, найдет девушку.

— Так ведь не познакомишь ни за что! Как услышит про это, только раздражается. Говорит: «Когда выберу сам, тогда и женюсь, нечего мне предлагать». Хорохорится, конечно. Потому что как чуть что — тут же к матери побежит за советом или за помощью. Я же его слепила от начала до конца. Если бы не я, не знаю, что и было бы.

— Все они такие, — замечает Глаша.

— Нет. Костя другой. С ним легко. Он самостоятельный. Если я только что-то начну говорить, тут же остановит: «Мам, это мои дела, я сам разберусь». С детства такой. Мы с ним то задачки решали, то стихи учили. Все легко было. А Севка… На второй год остался в десятом классе, потом из института чуть не вышибли, сама знаешь… Ему нужна твердая опора, конечно. Но что я могу теперь сделать? Отец давно махнул на него рукой, они общаются только тогда, когда оказываются за столом, и только по делу. А я же не могу одна. Поэтому хочется найти такую девушку, которая бы повела его за собой, повлияла на него, на которую он бы равнялся. Но вот где взять такую, ума не приложу.

— Девушка должна равняться на мужчину, а не наоборот, — снова замечает Глаша.

— Ну… вообще — да, а в частности — сама понимаешь. Вот и головоломка мне теперь — где найти ему пару.

Но, несмотря на все протесты Севы, получается так, что все-таки именно Майя Михайловна знакомит его с Никой.

Все происходит быстро и неожиданно не только для Севы, но и для всех.

Каждое лето Майя Михайловна обязательно берет на работе путевку и едет в санаторий.

Это ни для кого уже не новость.

— Майя должна, конечно, отдыхать, — комментирует по телефону очередной отъезд невестки Маргарита Петровна. — Устает только она, как она считает. А я должна ехать на дачу, сопровождать Николая Семеновича и Костю и ухаживать за ними там. Хорошо, что Сева иногда приезжает и привозит нам продукты из города… И все это я должна нести на своих плечах, в мои годы. Я уже даже не помню, когда я родилась. А Майе Михайловне абсолютно ни до чего нет дела! Я, конечно, понимаю, что в молодости она была очень хорошенькая: на фотографиях как кукла. Фигурка была, ноги. Волосы очень красивые были. А цвет лица какой! Но сейчас… — бабушка вздыхает и опять продолжает: — Уж не знаю, будет ли у Нёмочки хоть немного счастья в этой жизни. Ведь должен же он пожить для себя, в конце концов! Понимаешь, Майю Михайловну ничему родители не научили!.. Ах, ну о чем ты говоришь! Все начинается с детства. У нее мать была как домработница, как горничная! «Мама, где мои туфли?.. Мама, где моя кофточка?..» Как ты думаешь, что я могла сделать, если мой сын по уши влюбился в нее и она потянула его тут же в ЗАГС? Это был ужас! Мой покойный муж наступал мне на ногу под столом, чтобы я молчала, когда ее родители пришли к нам знакомиться. И сразу же, не дав никому опомниться, в спешке сыграли свадьбу — чтобы жениха не потерять, конечно. Ведь Николай Семенович был необыкновенный молодой человек! На него девушки так и заглядывались. Поэтому Майя сообразила все очень быстро. А через месяц он вернулся домой с тем чемоданом, с каким ушел к ним после свадьбы. И тогда мой покойный муж поставил его чемодан у входной двери и сказал: «Нет уж, жену выбрал сам, не посоветовался, возвращайся обратно и живи с ней. Дома нечего прятаться». И Нёма ушел, конечно. Он отчима слушался и уважал. С тех пор так и живут. Одни скандалы.

Люся слышала это от Маргариты Петровны не раз и не два, но должна делать вид, что обо всем узнает впервые.

Люся — бывшая жена племянника бабушки, которого когда-то, еще в студенческие годы, в суровые времена, за что-то забрали и посадили, потом сослали чуть ли не на Сахалин, потом наконец выпустили. Но к жене он не вернулся, и вообще домой не вернулся, а остался жить на Дальнем Востоке. Одно время ходили слухи, что Сёма разбогател там, чуть ли не «миллионером» стал, как говорили, но след его почти потерялся, он ни с кем после того, как вышел на свободу, не общался, в Москву приезжал редко, писем не присылал, не звонил, и потому все это лишь смутные слухи. А необыкновенная красавица Люся, породистая славянка, высокая, яркая блондинка с блестящими волосами, рассыпанными крупными кольцами по плечам, очень скоро после той трагедии вышла замуж за замминистра, давно живет в совминовской огромной квартире и, не имея детей, занимается исключительно собой. Маргарита Петровна поддерживает с ней отношения, приглашает на все семейные торжества, сообщая заранее знакомым, что «Люся будет обязательно, с мужем». Она радуется ее приездам, гордится таким знакомством и считает Люсю — или нежно: Люсеньку — своей родственницей, а о племяннике говорит, махнув безнадежно рукой: «Он хулиган как был, так и остался, грубиян и страшно озлобленный», и называет его не иначе как Сёмка.

После летнего отпуска у Майи Михайловны появляется новая знакомая, которая однажды приходит в гости и приводит свою дочь Веронику, по-домашнему — Нику.

Вероника высокая, стройная, с темными, блестящими, замысловато уложенными на затылке волосами. Их много, и они, видимо, тяжелые, их, наверное, приятно перебирать пальцами. От Вероники исходит ощущение опрятности, отглаженности, отутюженности — все сидит на ней ловко, без единой морщинки, и очень ей идет.

Она без пяти минут доктор.

— Мне остался только диплом, — поясняет она, когда Николай Семенович спрашивает ее об институте.

— А распределяться куда будете?

— Еще не решила.

— У вас свободное распределение?

— Н-не совсем. Но пожелания учитывают, конечно.

— А у вас какие?

— Хотелось бы в клинику. Там можно заниматься научной работой…

— Очень! — сообщает вечером по телефону Маргарита Петровна Люсе. — Севочка пошел провожать. Ну, не знаю, что будет. Это Майя познакомилась в санатории с ее матерью. Вероника Демидова — звучит! Мать говорит, что у них якобы богатые родственники в Америке живут, и все такое, какой-то дальний родственник матери, Демидов, известный ученый. Они какая-то ветвь тех самых Демидовых, и даже какая-то родственная ветвь с нынешним американским президентом, кажется, есть. Так они рассказывают, во всяком случае… А если Вероника будет врачом, то совсем неплохо. Может быть, потом поедут туда…

Свадьбу Севы играют через два месяца, осенью, в ресторане «Огни Москвы», что на самом верхнем этаже гостиницы «Москва».

Сева ходит по залу вокруг столов, которые поставлены буквой «П», чокается с гостями шампанским и повторяет: «Ну вот, я теперь женат!» И кажется, что он и сам не вполне верит в то, что это свершилось.

Танцевать ему совсем не хочется. И провальсировав с Вероникой один раз, как положено жениху и невесте, он идет искать брата. Наконец, протиснувшись сквозь толпу танцующих, он находит Костю. Тот, как обычно, не танцует, а стоит в стороне, у окна, и смотрит вниз на вечернюю Москву.