Дважды два - Леонид Чикин

— Молодцы! — сказал Сашка. — От имени всего отряда и от себя лично объявляю вам благодарность! — Сашка, улыбаясь, смотрел на женщину, она в ответ тоже улыбалась. — Простите, а как его звать?

— Джим…

— Хорош Джим! Лайка? Ясно. Дай, Джим, на счастье лапу мне! — с пафосом продекламировал Сашка и протянул псу руку.

Умный пес не вздрогнул, не попятился, очень коротко «ответил», знакомясь:

— Гав!

— О! Берем. На каких условиях отдаете? — спросил у женщины.

— Ни на каких. Пусть по тайге побегает. Вернетесь — приведете ко мне. Ребята знают, куда. — И опять переглянулась с Сашкой.

Джима привязали на цепь возле палатки, чтоб но убежал. Вальки остались в лагере развлекать его. Мы все — и хозяйка Джима тоже — пошли в столовую.

Когда через кустарник вышли на дорогу, женщина спросила:

— Я все правильно сделала, Саша?

— Все в норме, Вера. Все как по расписанию. Спасибо! Собачку вернем в целости-сохранности.

В Сашке, оказывается, пропадал великий педагог. Собаку-то он сам нашел. И с хозяйкой познакомился, и договорился с ней. А потом посоветовал Вере отыскать ребятишек и предложить для нас Джима.

— А зачем такая многоступенчатость? — удивился Ким.

— Ты сам пацаном был? — спросил Сашка. — Или сразу таким умником родился?

— Пусть ребятишки порадуются, — сказала Вера. — Хорошие они, славные…

Улетели мы неожиданно. До завтрака Вениамин Тарасович сходил в штаб летного отряда, быстро вернулся и объявил:

— Летим. Сейчас подойдет машина. Снимайте палатку!»

Палатку снять, спальники свернуть — дело для нас минутное. Грузовик еще не появился — у нас все готово. Сашка свистнул два раза, и прибежали Вальки.

— Уже улетаете? — грустно спросил Валька.

Пора, брат, пора, — ответил Ким. — Но мы еще вернемся.

Они помогли загрузить вещи в машину, проводили нас до летного поля.

Вертолет взлетел; мы прильнули к иллюминаторам; на краю поля стояли три маленькие фигуры; потом они исчезли.

Вернулись мы в конце августа в первой половине дня. Погода стояла сухая, солнечная, осенняя. Желтели листья на деревьях и кустарниках, пожухли редкие северные травы.

Мы перенесли груз на знакомую полянку, сели перекурить. Где-то за кустами звенели детские голоса.

— Что-то не идут наши помощники, — озабоченно сказал Ким. — Ты бы свистнул, Сашка.

— Прибегут, — устало ответил Сашка. — Пацаны дело знают.

Налетели они неожиданно. Вначале за кустами мы услышали воинственные кличи, потом, пятясь, на поляне показался Валька. Он размахивал руками, что-то бросал в кусты и кричал: «Бей их! Наша берет!»

Появилась Валентина, тоже крича. Вдруг увидела нас.

— Ура! Валька-а! Ура-а-а! Приехали!

Валька еще разок швырнул что-то в кусты, оглянулся, сбоку вынырнул Валерка, все трое побежали к нам.

Выскочившие из кустов мальчишки-преследователи, почесав в затылках, степенно удалились, поняв, что им здесь нечего делать.

Мы не успевали отвечать на приветствия наших юных друзей.

— Валентина, а что у тебя на щеке? Подойди сюда! — позвал девочку Вениамин Тарасович.

Она приблизилась, смущенно одергивая платьице.

— Ранили ее, — объяснил Валька. — Мы в Чапаева играем.

— А если бы в глаз? — спросил Ким, тоже вглядываясь в ссадину на щеке Валентины.

— Так не в глаз же… — Девочка потерла щеку. — И не больно совсем. Пройдет.

— Ох, и попадет тебе, Валя, — сказал Валерка. — Тебе мамка сколько раз говорила, чтоб ты с мальчишками не дралась?

— Не попадет, — тихо произнесла Валентина. — Я же не нарочно. Мы по-честному играли… — Она вдруг оживилась: — Зато я как вмазала Шурке! Прямо в лоб картошка попала. А он разнюнился…

— А ты? — спросил я.

— Вот еще! — Валентина шмыгнула носом.

— Она никогда не плачет от боли! — гордо сказал Валька.

— И я! — выкрикнул Валерка. — Я тоже никогда не плачу. Ведь правда же, Валя?

— Правда, правда, — согласилась девочка.

— Никогда! — повторил Валерка. — Мамка не любит, когда я плачу. Вот…

Пять дней мы жили в палатке. Разбирали образцы, упаковывали их в ящики, приводили в порядок обмундирование, ремонтировали лодки. Много было забот и хлопот. И что бы мы делали без Валек?! В первый день они принесли ножовку, топор, гвозди. Проволока понадобилась — через час мы ходили по лагерю, запутываясь в ней. Ящиков не было — дали денег ребятишкам, они принесли их из магазина. Только домой они теперь уходили рано, часов в пять.

— Маме надо помогать, — говорил Валька. — Воды принести, дров нарубить. Вале — ужин готовить.

— Папка пить бросил, — сказал однажды серьезно Валерка. — А мамка болеет. У нее ноги болят. Правда, Паля?

— Правда, — по-взрослому вздохнула Валентина. — Пойдемте. До свидания. Мы завтра придем.

И так — каждый день.

Уже были куплены билеты на самолет, который отправлялся в полдень.

Сашка в стороне от ящиков и тюков сложил мешочки с оставшимися продуктами. Крупы, мука, сахар, горох, лапша.

— Ну! — крикнул. — Храбрецы есть?

— Есть! — вызвался я. — На какой подвиг идти?

Сашка поманил меня пальцем, глазами указывая на мешочки и кульки:

— Вот эти припасы отнести к Валькам.

— Только с тобой, — поставил я условие.

Мы втолкали продукты в большой мешок и, позвав Валек, которые играли поблизости, двинулись в поход. Валька каким-то образом узнал о содержимом мешка.

— Дядя Саша, — уговаривал он дорогой. — Ну не надо же! У нас все есть! Ну зачем?

— Надо, Валя, надо, — отвечал Сашка.

Ребятишки вбежали в дом. Мы слышали, как они кричали там наперебой:

— Мама! Мама! А к нам дядя Саша пришел! И дядя Вася!

Сашка — он нес инструменты — вошел первым, следом, оставив мешок в сенях, — я.

— Проходите сюда! — позвала нас Валентина в комнату.

Прошли. Женщина болезненного вида сидела на неприбранной кровати. Сашка поблагодарил ее за инструменты.

— Да господи, — отозвалась женщина, — Пожалуйста.

У отца их хватает. Валентина, подай стулья людям, что же ты? А я вот занедужила, за ребятишками некогда смотреть, хорошо, что с вами они, за ними глаз да глаз нужен. Они у вас — я спокойна. Все внутренности болят у меня. Доктора говорят, что пройдет. Господи, надоело все…

— Ничего, поправитесь, — успокоил Сашка. — Вас Марьей Трофимовной зовут? Марья Трофимовна, а ребятишки у вас замечательные. Нам помогают. Мы сегодня улетаем. Вы, Марья Трофимовна, отпустите ребятишек нас проводить. Может, не прилетим больше в Оймчан.

— Пусть идут, — ответила женщина. — Я их держать не буду, они все дни сидят возле меня как на привязи. Господи… Валька, ты посмотри в шкафчике, может, от отца там что-нибудь осталось, я припрятывала в уголочке.

— Нет там ничего, — хмуро ответил Валька. — Я ее вылил.

— Как вылил?

— Да вот так. Вылил и все.

— Мы пошли, Марья Трофимовна, — сказал Сашка — До свидания. Поправляйтесь, не болейте. А вы прибегайте, — повернулся к ребятам.

Я ничего не понимал. Почему он ничего не говорит о продуктах? И ребятишки смотрели на него и тоже молчали. Но Сашка у двери хлопнул себя ладонью по лбу:

— Да, Марья Трофимовна, мы тут кое-что принесли. Не с собой же нам везти.

— Чего, чего? — не поняла женщина. — Что принесли-то?

— Да кое-какие продуктишки. Разберетесь. Валентина поможет.

И мы вышли.

— Здорово ты, — сказал я. — А говорил: не возьмут.

— Уметь надо. Учись, пока я жив.

Следующим летом мы снова прилетели в Оймчан.

Мы — это я и Сашка, а остальные попали сюда впервые: начальник отряда Марина Васильевна и двое аспирантов-москвичей Вадим и Коля.

Полянка, где стояла в прошлом году наша палатка, была огорожена колючей проволокой, перед ней на двух шестах укреплен могучий фанерный щит с грозной надписью: «Ставить палатки в зоне метеостанции запрещается. За нарушение…»

На этот раз Сашка быстро нашел машину, поскидали мы вещи в кузов и поехали за аэродром, туда, где кончалась взлетная полоса и начинался лес. Там и поставили палатки. Отсюда далеко было до аэропортовского буфета с продуктами и пивом. Но мы ходили в буфет через летное поле. С водой было легче — перед палаткой журчала речушка, и здесь же в нее впадал прозрачный родничок-ручеек. Беспокоили, правда, самолеты — они шли на взлет как раз над нашими палатками.

На следующий день пришла Вера и виновато сообщила Сашке — он писал ей зимой, — что Джима она отдала в другой отряд, но если нужно, поможет нам найти собаку.

— Сами с усами, — обиженно сказал Сашка, — Найдем. А почему наших Валек не видно? Случилось что-нибудь? Уж не уехали ли они на материк?

Вера помолчала некоторое время, тихо ответила:

— Мать у них умерла. Еще осенью, как только снег выпал. Он на другой женился. А та… Да что говорить!..