Белые пароходы - Владимир Железников

Я увидел, как прошла женщина, которая первая подняла тревогу в ту ночь. Потом прошел начальник пожарной охраны. Тогда я тоже пошел к скамейке. Рядом со мной шла Люба. Она делала очень широкие шаги, чтобы идти в ногу со мной, и мне все казалось, что ноги у нее разъедутся и она упадет.

- Люба Смирнова! - сказал кто-то из толпы. - Солидный человек!

В толпе засмеялись. Люба плюхнулась на скамейку рядом со мной.

- В общем, суд у нас будет короткий, - сказал Костин. - Как мы назовем поведение Захарова и Савушкина? Предательством нашему делу.

- Ишь куда хватил! - крикнул Савушкин. - А ты знаешь, что я всю войну прошел?

- Тихо, тихо! - сказал Мальков. - Здесь этим никого не удивишь.

- Вот именно, - сказал Костин.

- Ты нам докажи, что они виноваты доподлинно. Захаров - ясно. Захарова пора проучить, а вот Савушкин? - крикнул Матюшин. Он стоял в первом ряду толпы. - Мы своего в обиду не дадим!

- Так здесь же свидетели, - ответил Костин. - Они все видели.

- А ты им учини опрос как полагается! - выкрикнули из толпы.

Костин откашлялся и повел опрос свидетелей.

Сначала он задавал вопросы женщине, и та рассказывала, как она увидела, что буровая горит, и побежала звонить в колокол.

После нее выступил начальник охраны. Он сказал, что Захаров нарушил противопожарные правила. Во-первых, он курил на буровой, во-вторых, он спал на буровой, точно находился у себя в спальне, и в-третьих - и это самое ужасное, - он был пьян.

- А ты видел, как я пил? - огрызнулся Захаров.

- Может, ты водку и не пил, но, как говорил наш великий писатель Антон Павлович Чехов: "Водку он не пил, но сильно пах ею".

Все засмеялись, а Костин сказал:

- Вот именно!

Потом я рассказал о том, как Захаров работал: когда не пил - хорошо, когда напивался - плохо.

А потом вызвали Любу. И она рассказала, что встретила Савушкина и у него в карманах была водка, а Захаров все торопил его и говорил: "Нас ждут нетерпеливые стаканы". Все снова засмеялись, и Захаров тоже засмеялся.

- А ты-то чего смеешься? - спросил Костин. - Вот выгоним тебя из экспедиции, тогда посмеешься.

- Не имеете права, - сказал Захаров. - Кто вы такие? Милиция? Советская власть? Какая-то девчонка наговорила, а они поверили. Уши развесили.

Савушкин вдруг взметнулся:

- Правильно говорит Захаров! Не имеете права! Девчонке поверили, а может быть, эта девчонка все заливает. По глупости врет. Ребята, а? Девчонке верите, а мне нет! Не возил я водку. Пиво - да. Пиво возил, а водку ни-ни!

- Такая маленькая, а уже ловка на людей наговаривать! - крикнул Матюшин. - Дайте ей по макушке и отправьте домой, пока не заплакала.

- Правильно. Пускай не лезет не в свое дело! - поддержал кто-то Матюшина из толпы.

- Тихо, тихо! - снова сказал Мальков. - Размахались! Я вот был на фронте, так нас один паренек вывел из окружения, в лесу мы заблудились. Я его до сих пор помню. Всю дорогу у нас ни крошки хлеба не брал. А здесь Люба тоже за правду борется, а вы ее за это хотите по макушке ударить.

- Вот именно, - сказал Костин.

Стало тихо, и в тишине Костин сказал:

- Эх, Савушкин, Савушкин! На девочку руку поднял, на подружку своего сына. Решил выкрутиться. Чистоты в тебе нет, смелости нет. А тебе я, Захаров, отвечу: да, милиции у нас нет. Но она нам и не нужна: мы с тобой без милиции справимся. А вот насчет власти ты ошибаешься. Мы тут есть самая высшая власть - народная власть! А теперь, Савушкин, говори всю правду. Не признаешься - хуже будет!

- Говори, говори! - закричали все. - Нечего хвостом вертеть! Говори!..

- Была водка... - сказал Савушкин. - Точно, возил.

А после суд вынес решение: Захарова за пьянство с работы уволить и из экспедиции исключить, а Савушкина оставить с испытательным сроком.

К Любе подошел второй заседатель, Терешин, и крепко пожал ей руку, потом подошел Мальков и тоже пожал ей руку. А потом к ней стали подходить все рабочие подряд. Они жали ей руку и хвалили за правильное поведение. Хлопали по плечу, улыбались ей. Только я боялся, что они оторвут у нее руку.

А я, брат, на этом суде понял, что правильное всегда победит. Жду тебя и Риту.

Да, совсем забыл. На Иркутской ГЭС перекрыли плотину, чтобы повысить уровень воды в Иркутском море. А у нас на Ангаре вода сразу сильно упала, и я увидел на дне реки гребни руды. Это, вероятно, выход руды на поверхность".

Если бы Павлик получил это письмо на день раньше, он тут же побежал бы к матери. Ведь она так ждала привета от Глеба! А теперь она в кино с этим Валентином Сергеевичем.

Павлик вернулся домой, положил письмо отца на самое видное место и ушел. Он гулял по городу и мечтал, как он вызовет Валентина Сергеевича на соревнование по плаванию и обгонит его. Или лучше он вызовет его на силовую борьбу и какой-нибудь хитрой подножкой победит его. И все будут ему хлопать: и Нанба, и Гамарджоба, и мать.

* * *

Рита пришла из кино и сразу стала читать письмо Глеба. И вдруг она прочла целую строчку про себя, ту самую строчку, которую она так долго ждала. Но и не это было самое главное. Самое главное было в другом.

"Да, совсем забыл, - писал Глеб. - На Иркутской ГЭС перекрыли плотину, чтобы повысить уровень воды в Иркутском море. А у нас на Ангаре вода сразу сильно упала, и я увидел на дне реки гребни руды. Это, вероятно, выход руды на поверхность".

"Глупый Глеб, глупый Глеб! - подумала Рита. - Он не догадался, что основные залежи руды на дне Ангары. Поэтому он и не мог так долго их найти".

Рита выскочила во двор.

- Гамарджоба! - закричала она. - Куда убежал Павлик?

- Не знаю. А что случилось?

- Ничего не случилось, - ответила Рита. - Просто мы сегодня улетаем домой. Через полчаса надо уехать, чтобы успеть на вечерний самолет.

Старый Гамарджоба не стал расспрашивать: раз ничего не случилось, значит, не случилось. Хотя он-то понимал, что случилось что-то очень важное и хорошее. Он тут же побежал ловить для Риты и Павлика такси.

Когда он вернулся на такси, Рита и Павлик поджидали его на улице. Их чемоданы стояли рядом.

- Даже не посидели перед дорогой, - сказал старик. - Современная спешка.

Он поцеловал Риту, поцеловал Павлика, и те уехали.

- Пожалуйста, побыстрее, - сказала Рита шоферу. - Мы опаздываем на самолет.

- Есть побыстрее! - ответил шофер и дал полный газ.

Но тут раздался пронзительный милицейский свисток, машина резко остановилась, и перед ними появился возмущенный старшина Нанба.

- Товарищ водитель, - сказал Нанба. - Почему превышаете скорость?

- Дорогой Вано, - сказал шофер, - люди опаздывают на самолет.

- Я тебе не Вано, а старшина милиции. - Нанба заглянул в машину и увидал там Риту и Павлика.

Рита не стала смотреть на Нанбу, а Павлик ему улыбнулся, как знакомому.

- Мы опаздываем на самолет, - сказал Павлик. - Мы улетаем к папе!

- Как лицо официальное я не принимаю это во внимание, оправданий у шофера нет. - Нанба снял фуражку. - Но как человек я все отлично понимаю. Езжайте, пусть будет, что я ничего не видел. Счастливый путь!

Когда они немного отъехали, шофер сказал:

- Зверь на службе, но сердце имеет доброе. Я с ним на фронте был. Интересно. Воевал, воевал, ни одного абхазца не встретил. И вдруг узнал, что в соседнем батальоне тоже абхазец воюет. Год не говорил по-абхазски. Говорю комбату: "Разреши поговорить с земляком". Разрешил, только, говорит, на военные темы ни-ни - фашисты подслушивают. Подозвали мне абхазца к телефону, и это оказался Вано Нанба. Интересно. Мы оба от радости чуть не заплакали. Никак не можем наговориться. Ну и конечно, про наступление поговорили. А фашисты, говорят, наш разговор на пленку записали и Гитлеру отправили, чтобы там открыли тайну нового шифра советских. Интересно. Никто ничего не понял. Абхазский язык очень трудный.

Дорога шла вдоль моря, и Рита снова увидела белый пароход.

- Смотри, Павлик, белый пароход! - сказала Рита. - Так мы и не покатались на нем.

Но Павлику уже было не до парохода. Больше всего ему хотелось сесть в самолет и лететь к отцу.

* * *

Это был не такой простой полет. Они летели сначала на Ил-18 до Москвы, потом на Ту-104 до Красноярска, а потом на вертолете до экспедиции.

Они летели над морями, равнинами, лесами, горами, а небо все время было светлое, и на крыльях самолета отражалось солнце. Точно наступил какой-то бесконечно длинный день. А все дело в том, что они летели на восток навстречу солнцу. Они летели, обгоняя время, и прилетели в экспедицию как раз к началу рабочего дня.

Они вылезли из вертолета, и у них от долгого полета закружилась голова, и они не сразу рассмотрели в толпе встречающих Глеба. А он узнал их, но никак не мог поверить, что эти загорелые люди, спустившиеся откуда-то с неба, и есть его дорогие, долгожданные жена и сын.

- Ты знаешь, Глеб... - сказала Рита.

Она хотела сказать о том, что руда находится на дне Ангары, но тут она посмотрела на Глеба и поняла, что он все знает.

Она поняла даже больше, поняла, что Глеб об этом знал уже тогда, когда писал им последнее письмо. Просто он хотел, чтобы она догадалась об этом сама, чтобы ей потом не было больно и обидно всю жизнь, что она осталась в стороне.